Здания слева внезапно кончились, и просвет закрыла громадина «Золотой лани» — ее мачты вздымались в утыканное звездами небо. Узкую улицу передо мной заполонила толпа клерков из Сити, направлявшихся за вечерней выпивкой в паб возле корабля. Я замахала руками, оскалилась в безумной улыбке и заголосила: «Ио-хо-хо! Пропустите даму вперед!» — и они с добродушным хохотом расступились, глядя, как я петляю между ними и скрываюсь вдали.

Спустя несколько секунд позади раздалось разгневанное: «Эй, поосторожнее!», «Куда прешь!» и «Прочь с дороги!» Похоже, Бандана оказался не таким находчивым и проворным. Я помчалась дальше, но беда в том, что бежать я могла сколько угодно, только вот надо было придумать, куда бежать, где спрятаться, чтобы дриады меня не поймали. Дриады тоже из волшебного народа, поэтому порог их не остановит, в отличие от вампиров.

В лицо ударил порыв ветра, и через несколько секунд дождь принялся хлестать меня по глазам, словно ледяной душ. Обычно моих соплеменников отпугивают железо и сталь, но дриады родились в этом мире, их деревья росли в здешней почве, пили все химикалии, которыми загрязнены дожди. Руки у меня работали, как поршни, я чувствовала, как блондинистый хвост — часть моего Очарования — с каждым шагом шлепает по спине кожаной куртки. К машинам дриады привыкли, но вот поезда… поездов они не любят. В метро никто из них не ездит. К тому же там нет деревьев, так что выслеживать меня будет некому — под землей я могу не бояться предательского шороха листьев.

Я добежала до развилки: левая дорога шла под Лондонский мост, но уводила меня от ближайшей станции и к тому же проходила через открытое пространство. По правой я бы быстрее всего добралась до метро, но, уже повернувшись в ту сторону, я поняла, что путь отрезан: ко мне гигантскими скачками приближались двое высоких долговязых парней. На головах у них были тюрбаны. Может быть, если бы они не бежали, если бы их лица не светились странным бледным светом, словно деревья, с которых только что ободрали кору, если бы в уши мне не ударяли их шелестящие окрики, я бы их и не заметила, — впрочем, оттого что я их заметила, они не исчезли.

— Вот гады, — выдохнула я и, заложив вираж, рванула влево. — Вызывать подкрепление, ребята, — это нечестно!

Улица круто повернула, и я срезала напрямик через тротуар и газон и перепрыгнула низкую ограду садика. Завернув за угол, я увидела тихий участок дороги, который уходил под мост и терялся вдали. Мерному топоту моих ног вторило тройное эхо. Проливной дождь стегал мне лицо и насквозь промочил рубашку. Впереди я различила голубые и зеленые огни дорожной разметки под мостом: вперед в Сити, где дриады всегда чувствовали себя неуютно, потому что там мало деревьев и много твердых поверхностей, но бежать туда было неразумно, ведь я не слишком хорошо знала этот район. Однако, если я правильно помнила, был еще путь на мост и оттуда к ближайшей станции метро, откуда был выход через «Нэнсины ступеньки».

Раздался свирепый рык, и у меня волосы встали дыбом. Во мгле впереди словно бы из ниоткуда возникла огромная собака — размером почти что с датского дога — и встала посреди дороги, преградив мне путь и накрепко упершись лапами в землю. Горло у меня перехватило от ужаса, и я едва не затормозила, но, присмотревшись, с робким облегчением разглядела потустороннее свечение, исходившее от шкуры собаки, словно серебряное северное сияние. Это была Грианна, поука, — значит, она все-таки узнала об игре в кости, хотя я и не назвала все нужные комбинации. Беда в том, что я так и не разобралась, на моей ли она стороне: если дело касалось Грианны, ничего нельзя было утверждать наверняка. Впрочем, не у всех есть фея-крестная в обличье свирепой собаки, которая их ненавидит. Про себя я называла Грианну «фея-пёсная».

Грианна залаяла — громко, настойчиво, — и ее лай разнесся по тихой улице. Люди услышали бы только лай; я услышала слова: «Скорее, дитя, деревья ополчились против тебя!»

Можно подумать, я сама этого не знаю! Стиснув зубы, я ускорила бег.

Поука снова зарычала, ощерив черные клыки, каких не может быть ни у одной собаки, повернулась, прыгнула к лестнице по одну сторону от моста, которая вела к дороге наверху, и исчезла. Я бросилась за ней. Цепляясь за перила, я то ли карабкалась, то ли скакала по ступеням. В груди начинало жечь. Поука мчалась все вверх и вверх, острые когти громко царапали по камню, серебристая шкура отбрасывала на темный пролет гостеприимный свет.

Вторая площадка. Внизу раздавались крики, потом в ушах засвербело от полусвиста-полушелеста: длиннющие ноги парней в тюрбанах перескакивали по две ступеньки зараз. Проклятье. Я переглотнула зарождавшуюся панику и, слыша, как в ушах ухает пульс, и преодолевая боль в перенапряженных мышцах бедер, сосредоточилась на том, чтобы поскорее оказаться наверху.

Когда до конца осталось всего несколько ступенек, внезапно послышались злобное ворчание и рык, а сразу вслед за ними — испуганные человеческие вопли и визг, едва не заглушившие рычание. Я выбежала на тротуар и увидела, что поука нависла над одним из дриад в вязаной шапчонке и рвет ему горло. Его напарница голосила от ужаса. Она ударила поуку ногой, метя в живот. Поука взвизгнула, взлетела в воздух и неловко приземлилась скулящей грудой к ногам остолбеневших зевак.

— Эй, вы! — заорала я, радуясь в глубине души, что легкие меня не подводят. — Оставьте в покое бедного пса!

Желтая Шапчонка развернулась, выгнув губы в таком оскале, которому и сама поука позавидовала бы, и прыгнула на меня. Я присела, выждала момент, пригнулась — и Желтая Шапчонка по инерции прокатилась у меня по спине. Она совершила аварийную посадку на каменный парапет моста — при этом раздался такой звук, словно ветки шумели на ветру, — и замерла. Ее спутник лежал на земле и стонал, из ран на горле сочился желтоватый древесный сок. Зеваки глядели на них, теснясь под зонтиками и перешептываясь, и так и стреляли глазами от одной Шапчонки к другой, а потом на меня, не понимая, за кого болеть.

— Скорее, дитя, — сказала поука, рысью подбегая ко мне, — говори, где ты спрятала спасенного полукровку, пока эти паразиты не пришли в себя.

— На этот раз дело не в полукровках, Грианна. — Я посмотрела на поуку сверху вниз. — В Лондоне появилась вторая сида, убит человек. Мне надо знать, кто открыл врата…

— Достаточно, я все сделаю сама. — Поука зарычала, прижав уши. — Встретимся на этом же месте завтра, когда солнце будет в зените. — Мне в руку ткнулся мокрый нос. — А теперь беги, дитя, приближаются другие деревья. Я их задержу.

Я на миг положила ладонь на шелковистую, мокрую от дождя голову, не зная, чего мне будет стоить помощь поуки, но…

— Я перед тобой в долгу, Грианна.

Ее глаза по-звериному вспыхнули желтым, она опустила морду в знак согласия, и я повернулась и помчалась к метро.

Я вбежала на станцию «Лондонский мост», не сбавляя хода, шлепнула по турникету проездным билетом и кинулась вниз по эскалаторам навстречу волне теплого воздуха, возвещавшей о прибытии поезда — по Юбилейной линии на запад, к станциям «Ватерлоо» и «Стэнмор». Ввинтившись в дверь вагона, я уперлась в пол ногами и едва не упала, когда поезд тронулся. Сердцебиение потихоньку стихало, и мне стало неловко: одежда, насквозь мокрая от пота и дождя, липла к телу в душном, словно в теплице, воздухе набитого вагона. Я сморщила нос, уповая на то, что от меня не слишком разит напряжением и страхом — слишком уж этот запашок притягателен для вампиров, вышедших на промысел.

Дриады вряд ли могли последовать за мной под землю, но мне не казалось, что они легко и просто откажутся от идеи похищения сиды, поэтому я на всякий случай оглядела теснившихся вокруг попутчиков в поисках головных уборов. Взгляд наткнулся на здоровяка в тирольской шляпе, но за ушами у него кустились седые волосы, и я сразу же отмела его — он явно был человеком. Я заметила парочку в одинаковых камуфляжных беретах и компанию евреев в ермолках. Почему дриады за мной гнались? И почему Козетта в музее предупредила меня об этом? Конечно, спасибо ей за это, если бы не она, дриады бы меня скрутили, но…