— Надо полагать, в уплату за изгнание паразитов я должна буду отдать яйцо, — проговорила я, радуясь, что голос звучит твердо.

— Что ты, конечно нет! Я буду рада оказать тебе такую услугу! — Ханна положила мне руки на плечи. Я хотела сбросить их, мне было противно ее прикосновение, но мышцы отказались повиноваться — и я едва не задохнулась от паники. А Ханна между тем продолжала с печальной улыбкой: — Просто я боюсь, что если я не смогу к завтрашнему вечеру освободить Гвен — а без яйца это невозможно, — то так огорчусь, что не сумею сотворить нужные чары.

Завтрашний вечер. Хеллоуин.

Ночь, когда демоны собирают долги.

Вот почему история о любви к наставнице показалась мне подозрительной. Ханна не собиралась освобождать Древнюю, она хотела отдать ее душу в уплату за долги.

— Ты же сама понимаешь, что в твоем плане есть нестыковка, — сказала я, мимоходом удивившись, что еще способна думать, несмотря на паралич. — Яйцо лежит в банковском сейфе, а я не могу прийти в банк и забрать его, потому что есть одна пикантная подробность — меня разыскивают по обвинению в убийстве.

— Ах, проклятая рассеянность! Совсем забыла сказать… — Ханна потрепала меня по щеке, и я скрипнула зубами от отвращения. — Я договорилась с одним юристом, он завтра сходит с тобой в полицию — скажем, ровно в полдень, тебе это удобно? — и с тебя снимут все обвинения. Он будет ждать тебя у подъезда твоего дома без четверти двенадцать. — Она хихикнула. — Назовем это услугой-бонусом за твое содействие в моей хеллоуинской охоте за пасхальным яйцом!

Так, выходит, она знает, кто убийца?! Или это просто побочные эффекты — спасибо ее демону-повелителю?

— А как же настоящий убийца? — спросила я.

— Ну, сейчас это не должно нас беспокоить! — Она взялась за верхнюю пуговицу моего пиджака, то есть пиджака Малика, и я бы вздрогнула, если бы могла: еще и руки распускает! — Об этом мы подумаем завтра. А сегодня тебе предстоит сделать кое-что в обличье Розы. Как ты понимаешь, это нужно не мне, а Элизабетте. Пока ты прилежно следуешь указаниям, личинки не причинят тебе особенных страданий. — Она медленно вынула пуговицу из петли и ободряюще улыбнулась, увидев, как меня перекосило. — Элизабетта хочет, чтобы ты надела костюм и убила Малика, не принеся ему клятвы верности, — не забудь, что клятву приносить нельзя! — а затем дала обет ей. После этого ты до рассвета должна во всем повиноваться Элизабетте. — Она расстегнула еще две пуговицы, и пиджак распахнулся. — Понимаешь? Не так все это трудно. Да и к тому же мне известно, что Малик считает Розу любовью всей своей жизни, так что особых хлопот с ним быть не должно, но на всякий случай я оказала тебе еще одну услугу, чтобы уравнять шансы.

Меня в очередной раз перемкнуло.

— В каком смысле?

Ханна кокетливо постучала пальчиком по носику:

— Скоро увидишь! А теперь, Женевьева, пора одеваться!

Одной рукой я взяла позолоченный стальной ошейник, а на другую намотала тяжелую цепь и тупо уставилась на нее, машинально прикидывая боевые качества этого снаряжения. На гарроту не очень похоже, но, если обвить цепью Малику шею — а ее длины хватит не только на Малика, но и на киношное чудище — и потянуть изо всех сил — а я сейчас вампирша, и сил у меня предостаточно, — можно в две секунды снести ему голову.

Вот только…

Вот только я не хотела убивать Малика.

Я хотела убить эту стерву-колдунью Ханну, вот кого!

Стоило мне это подумать, и по всему телу разлилась боль — как будто в мою плоть вонзились тысячи остреньких как иглы зубок. Я согнулась пополам, вцепившись в стальной ошейник и не в силах сдержать кровавые слезы, хлынувшие из глаз: весь мир обратился в раскаленную добела пыточную.

Я провела в эпицентре геенны огненной целую вечность, но в конце концов сумела заставить голову сформулировать слова, которые были нужны личинкам-демонятам.

Ладно, я убью его.

Мало-помалу пытка сменилась тупой ноющей болью. Вот, оказывается, какие у Ханны условия: или я убью Малика, или личинки сожрут тело Розы до того, как я его покину.

Ничего себе положеньице.

Полутемная спальня была больше гостиной и залита кровью так обильно, словно начинающему художнику дали задание нарисовать сцену преступления: алые потеки расчертили сумрачно-синюю стену за колоссальной кроватью, багровые пятна испещрили белые шелковые простыни, на толстом голубом ковре остались бурые следы. Малик с Дарием лежали, обнявшись, поперек постели — перепутаница бледных, измазанных кровью тел. Меня оглушила какофония противоречивых чувств — страсть, голод, ревность, злость и потрясение, — и приглушенные вампирские чувства разом проснулись. Сердце гулко заколотилось от сильного запаха меди, рот наполнился слюной, пустой живот подвело. Прислушавшись, я уловила перестук двух сердец — оба бились медленно, но ровно. Значит, Малик не убил Дария. Тут меня охватило невыносимое желание прыгнуть в постель к двум вампирам — и вовсе не для того, чтобы утолить голод, а чтобы перегрызть им горло, оторвать руки-ноги и искупаться в крови, потому что это так весело и интересно.

Я даже сделала шаг вперед, и еще, и еще, — так силен был порыв, — волоча ноги и цепь, шаркая по ковру, а потом заставила себя остановиться — и зашаталась от приступа дурноты. Вот зараза! Кажется, правду говорят, что от личинок начинается еще и психоз. Паразиты не только пожирают носителя, но и заражают его собственной непреодолимой страстью сеять смерть и разрушения.

И вообще, можно подумать, Малик сам не любит насилия, можно подумать, у него идеальные застольные манеры!

Эта мысль подмешала нотку истерики к смеху, который я изо всех сил старалась подавить. Мне это удалось, я задушила его, не дав вырваться на волю, — да уж, именно так я должна была поступить с Маликом по воле паразитов. Я оглядела спальню — вдруг найдется что-нибудь полезное: деревянный письменный стол, плазменная панель, ноутбук с черным потухшим экраном, приоткрытая дверь — наверное, в ванную, — и такая же стеклянная стена, как и в гостиной, выходящая на танцплощадку, но, к сожалению, нигде не видно ни священника-экзорциста, ни бутылки со святой водой. Надо бы подать жалобу в администрацию «Голубого сердца» за непредусмотрительность. До ближайшей церкви, кстати, рукой подать… В голове забрезжила неплохая, вполне дееспособная мысль…

Острая, как шпага, боль в области левой почки живо вернула меня к действительности, к телам на постели и к заданию, которое я только что получила.

— Прямо пара влюбленных голубков, — протянула я, ловко замаскировав спокойным тоном ужас, разъедавший мое тело. — Даже жалко портить такую кровь-любовь-морковь, но у меня тут для тебя подарочек, Малик. — Я свела руки, и цепь громко звякнула. — Мне приходится плясать на угольях, а они адски жгучие и не любят ждать.

Малик приподнял голову над плечом Дария — веки полуопущены, взгляд сонный, но ни капельки не смягчившийся. Оценил мой наряд и пробормотал:

— Вижу, у тебя уже начался Хеллоуин.

— Кажется, это любимое кино старушки Лиз. — Я картинно повернулась.

— Принцесса инкогнито, прикованная к чудовищу. — Малик криво усмехнулся. — Тонкие намеки Элизабетте никогда не давались.

— Так ты готов или как? — Я указала подбородком на впавшего в сладкую истому Дария. — Видишь ли, я сегодня вся демоническая-демоническая, так что лучше покончить с убийствами поскорее, пока не поздно.

— Демоническая? — Малик сдвинул брови и приподнялся на локте.

— Да, потому что на меня наслали демонические чары.

Я стиснула цепь, звенья впились в ладони. Длинные тонкие пальцы Малика покоились на накачанном, в шашечку, прессе Дария, перемазанном кровью, — между прочим, совсем не обязательно всем своим видом подчеркивать, как ему тут было хорошо! Интересно, почему я так злюсь на того, кто должен быть в моей жизни неизбежным злом, и не более? Я же не хочу сама, гм, вступать с Маликом в подобные отношения! Или хочу? Или это на меня опять влияют Роза с демонятами? Ладно, с этим потом разберемся. Если оно наступит, это «потом».