И еще сказал Люцифер:

— Сделать человека несчастным очень легко. Сделать счастливым — невозможно.

И настал тридцать восьмой день.

И сказал Люцифер:

— Человек мудро устроен. Чтобы не сгорела жизнь, сначала сгорают предохранители. Честь, совесть, любовь... Честь сгорает обычно одной из первых.

«Incedis per ignes Suppositos cineri doloso».

(«Ты ступаешь по огню, прикрытому обманчивым пеплом». — лат.)

Гораций, «Оды»

«Стоит безмолвно дерево,

коры тугой корсет.

Но ветви рвут материю —

откуда же мы все.

И гнутся, извиваются,

как маятники маются,

как белки в колесе —

Откуда же мы все?!»

Ольга Попова

Книга «Отдельная реальность. Творчество душевнобольных», изд. «Клуб психиатров»

Мужчина щелкнул пультом. Телевизор мигнул и погас. В комнате воцарилась гробовая тишина.

— Это же все фальшивка, — тихо сказал Хмелевский. — И Вы это прекрасно знаете.

— Ну, и что, Лев Леонидович! — обворожительно улыбнулся Хмелевскому его собеседник. Изящный, элегантный мужчина лет сорока. — Какая, собственно, разница? Главное, что ей поверят. Или нет? — мужчина вопросительно изогнул бровь, насмешливо глядя на Хмелевского.

Хмелевский молчал.

— Давайте позовем сейчас сюда Вашу жену, — спокойно предложил мужчина. Хмелевский невольно вздрогнул. — И посмотрим вместе с ней кассету. А потом Вы ей скажите, что это все фальшивка, шантаж и пр. и пр. А я — просто обычный шантажист. Вот как Вы думаете, сможете Вы ее в этом убедить?.. И если даже и сможете вдруг сейчас — хотя и это Вам будет чрезвычайно сложно сделать, уверяю Вас! — не останется ли у нее в итоге никаких сомнений? А, Лев Леонидович? — мужчина опять иронически усмехнулся.

Хмелевский почувствовал, что пот заливает ему глаза.

Что происходит? — тоскливо подумал он. — Может, я сплю? Откуда он взялся? Что ему вообще от меня надо?

— А ведь это самый близкий и преданный Вам человек! Ваша собственная жена, — безжалостно продолжал между тем его собеседник. — А что же тогда будут говорить другие? Друзья, знакомые, сослуживцы? Как они все это воспримут?.. Секс с другим мужчиной!.. Фи!.. Причем такие грязные и нелицеприятные сцены... Крупные планы... Как они станут с Вами после этого общаться? Относиться к Вам?!.. Как бы Вы сами общались с каким-нибудь своим знакомым, если бы такое про него увидели? А?.. Лев Леонидович?..

— Что Вам надо?! — хрипло закричал Хмелевский, вскочив со стула и крепко стиснув кулаки.

— Ну, ну, споко-ойнее!.. — хладнокровно протянул мужчина, поудобнее устраиваясь в кресле и закидывая ногу за ногу. — Не валяйте дурака. Сядьте. Сядьте, сядьте! — мягко, но требовательно повторил он, видя, что Хмелевский медлит.

Хмелевский сел.

— Вот так! — мужчина вытащил из кармана сигару, посмотрел на нее, повертел в руках, но потом снова убрал в карман.

— Что Вам надо?! — высоким от волнения голосом спросил Хмелевский. — Деньги? Сколько?

— Да какие деньги! — пренебрежительно отмахнулся мужчина и засмеялся. — Что Вы! Да и нет ведь у Вас никаких особых денег! Ну, откуда у Вас деньги?! С Вашим-то характером!

— Тогда что же? — несколько удивленно переспросил Хмелевский. — Если не деньги, то что же? Что-то ведь Вам надо, раз Вы ко мне с этой кассетой явились?

— Видите ли, Лев Леонидович, — мужчина чуть пошевелился в кресле и небрежно вздохнул, — дело вот в чем. Я, признаться, давно за Вами слежу. И Вы у меня, сказать по правде, вызываете глубокую симпатию. Как и у всех вокруг, впрочем, — он чуть приподнялся в кресле и слегка поклонился Хмелевскому. — Вы очень редкий в наше время человек. Цельный! Честный, порядочный, бескомпромиссный. Решительный. Искренний! Со своим собственным мнением, со своими принципами, убеждениями, которым Вы никогда не изменяете и всегда готовы отстаивать.

Хмелевский слушал со все возрастающим изумлением.

— Да-да! — рассмеялся мужчина, заметив впечатление, производимое на Хмелевского его словами. — Я же правду говорю! Чего Вы удивляетесь? Н-да... Ну, так вот. Вот я и подумал: а можно ли такого сильного, гордого и уверенного в себе человека...

В общем, так! — мужчина неожиданно оборвал самого себя на полуслове и заговорил совершенно другим тоном. Жестким, деловым и холодным. — Вы сейчас разденетесь догола, встанете на четвереньки, я надену на Вас поводок — вот этот! — он достал из кармана собачий поводок с ошейником и показал его Хмелевскому, — и мы несколько раз пройдемся по комнате. Вы будете бежать рядом со мной, голый, на четвереньках, с поводком на шее, как собака. Время от времени Вы еще будете лаять по моей команде.

После чего я возвращаю Вам кассету и уничтожаю все, имеющиеся у меня, копии. И ни обо мне, ни о кассете Вы никогда больше не услышите. Это я Вам обещаю.

(Хмелевский невольно попристальнее вгляделся в своего кошмарного гостя и понял, что тот не врет.)

На этом все и закончится.

Ну, так к а к?

Хмелевский ошеломленно молчал. Он был настолько поражен услышанным, что даже не знал, что тут говорить и как себя теперь вообще вести!

Может, он сумасшедший? — мелькнуло у него в голове.

— Вы это серьезно? — наконец, с трудом выдавил он из себя.

— Конечно, Лев Леонидович! — пожал плечами мужчина, с любопытством глядя на Хмелевского. — Я же Вам сказал.

— Но зачем Вам это?!

— Ни зачем.

— Вы собираетесь заснять все это на камеру?

— Нет.

— Но тогда зачем?!

— Ни зачем.

Хмелевский замолчал, во все глаза глядя на своего невероятного посетителя.

Он сумасшедший! — опять пришло ему в голову.

— Так Вы согласны? — нарушил молчание мужчина, с прежним интересом разглядывая Хмелевского.

Хмелевский посмотрел на поводок,.. на гостя,.. на поводок,.. на гостя ... и ощутил, как в душе вспыхнула на миг какая-то слепая ярость!.. Вспыхнула — и тут же погасла. Он вспомнил о кассете.

— Послушайте, Лев Леонидович! — лениво начал мужчина, откинувшись на спинку кресла и сцепив руки на затылке. — Давайте немного порассуждаем.

Ну, что Вы теряете, выполнив мою просьбу? Конечно, все это несколько необычно, даже, прямо скажем, унизительно, но, в конце-то концов?!.. Ну, считайте, что я сумасшедший, если Вам так удобнее. Или что я Вам вообще приснился!

Никто ведь никогда не узнает. А это самое главное. Уж с собой-то человек всегда ведь обо всем договорится, не правда ли? — мужчина цинично подмигнул Хмелевскому и бесстыдно ухмыльнулся. — Чего уж там!.. Вся наша жизнь — сплошной компромисс. Сплошные униженья. Перед начальством, перед властями, перед любым чиновником — да мало ли перед кем!

— Я никогда ни перед кем не унижаюсь, — глухо выговорил Хмелевский, уставясь в пол. Лицо у него пошло красными пятнами.

— Ну-у-у, Лев Леонидович!.. — насмешливо протянул мужчина. — Это Вам только кажется. Эк Вы куда хватили! Не унижается он никогда!.. Ну надо же!.. Какие мы гордые!..

Может, Вы на Луне живете? А? Или на необитаемом острове? — он остановился, презрительно разглядывая Хмелевского. — Вы живете в обществе! Среди людей. А значит, подчиняетесь его законам. Законам этого общества, — назидательно произнес он. — «Подчиняетесь»! Все! Этим все сказано. На этом вся Ваша гордость и кончается.

Остановит Вас сейчас на улице любой милиционер, заведет в отделение, продержит пару часов с бомжами в обезьяннике, а потом еще заставит до трусов при всех раздеться и карманы все вывернуть. После чего в лучшем случае процедит сквозь зубы: «Ладно, катись давай отсюда! Радуйся, что у меня сегодня настроение хорошее. Некогда мне тут с тобой возиться. Давай, проваливай!»