Изменились только отдельные составляющие, отдельные ее элементы, этой структуры! — но это-то как раз было несущественно, это особого значения не имело. Все они оказались, как быстро выяснилось, легко взаимозаменяемы, эти элементы. Все эти Пети-Коли. Штучных экземпляров среди них не наблюдалось. Люди как люди. Обычные...

Поначалу, правда, Юрченко испытал определенное удовольствие от смены сексуального партнера, то бишь партнерши; все-таки Катя — это была Катя, а Маша — Маша. Но и этого хватило ненадолго, да и вообще прошло как-то незаметно. Ну да, первую неделю, вроде... (Катя... тьфу! Маша даже поинтересовалась удивленно: «Что это с тобой?») А потом все очень быстро опять приелось, вернулось на круги своя. К обычной повседневной рутине. Вошло в свою привычную колею.

В конце концов, Юрченко было уже далеко не 20 лет. Ну, баба и баба. Жена и жена. Делов-то! Даже не любовница, если уж на то пошло.

Словом, структура окружающего микро-социума, социальной ячейки никаких изменений не претерпела, а только это и имело значение. Телевизор остался телевизором. Он по-прежнему работал. А то, что транзисторы какие-то внутри него мастер при починке поменял... Показывает? — Показывает. — Ну, и слава богу!

* * *

Прошел еще месяц Юрченко уже почти забыл совсем, что когда-то он жил в другом мире. Что женой его когда-то была Катя, а друзьями... Как же их там звали-то?.. Витя, кажется?.. Да. Или нет, Валера!

А!.. Может, это мне вообще все приснилось?! — иногда думал он. — И не было никаких Кать и Валер?

* * *

Юрченко проснулся среди ночи, тяжело дыша. Опять сон этот дурацкий!.. Он попытался вспомнить подробности, вспомнить, что именно ему приснилось, но, как это часто в таких случаях бывает, вспомнить ничего не удавалось. Кажется, что вот-вот!.. вот сейчас!.. — но в самый последний момент капризное сновидение снова ускользало.

Тем не менее, ощущение чего-то знакомого было очень отчетливым. Что-то подобное он уже однажды видел. Месяц или два назад.

Юрченко поворочался с боку на бок, потом осторожно нащупал лежащие у постели сигареты.

— Толя, но я же тебя просила не курить в постели! — тут же зашевелилась слева жена. Блядь! Как будто специально караулила!

— А, черт! Проснулась-таки!.. — с легким раздражением подумал Юрченко, торопливо делая последнюю затяжку и гася сигарету. — Все, все, Маш! — примирительно произнес он вслух. — Извини.

— Как ты меня назвал?.. — Катя щелкнула ночником и подозрительно уставилась на мужа. — Маша?!.. Какая еще Маша?!..

Юрченко даже не особенно удивился. Он только посмотрел на заспанное лицо своей старой-новой жены и буркнул, отворачиваясь:

— Спи! Сон просто дурацкий приснился. Какая там еще Маша!

* * *

И сказал Люциферу Его Сын:

— Такими людьми скучно даже управлять.

И ответил, усмехнувшись, Люцифер Своему Сыну:

— Других нет.

И настал пятьдесят второй день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Можно ли построить счастье на лжи?

И ответил Люцифер Своему сыну:

— Нет. Но и на правде — тоже нет. Счастье вообще нельзя построить.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

— Так к а к же следует поступать?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Как хочешь. Будь только готов отвечать потом за свои поступки.

«Оправдывающий нечестивого и

обвиняющий праведного — оба

мерзость перед Господом».

Книга Притчей Соломоновых

— Ну, я не знаю, доктор, а может, лекарства какие-то ей попить? Антидепрессанты? Может, они помогут? — Мальчин чувствовал себя совершенно подавленным. «Не помогли!..» Как это «не помогли»?! И что теперь?

— Антидепрессанты при посттравматическом стрессе действительно помогают, — начал терпеливо объяснять врач, — они не вылечивают, но убирают самый мрачный депрессивный компонент. Иногда это дает возможность человеку даже самому выйти из посттравматического стресса, бывает и такое... Но не более того. Психотропные вещества не меняют программы, сценарий поведения; они притупляют эмоциональную реакцию на какие-то события или на жизнь вообще, причем исключительно, пока пациент их принимает. Изменить же информационные сценарии может только продуманная, проверенная на практике психотерапевтическая программа.

— Но Вы же сами говорите, что ничего не помогает! — Мальчин нервно провел рукой по волосам.

— Я не говорю, что ничего не помогает, — врач смотрел на Мальчина спокойным и бесстрастным взглядом профессионала. — Я говорю лишь, что случай у вашей жены, к сожалению, тяжелый. Обычно трех сеансов хватает.

— И что же нам делать? — безнадежно спросил Мальчин.

— Нужен еще один сеанс! — пожал плечами врач. — Я же Вам уже говорил.

— А если и он не поможет?

— Поможет, поможет!.. — врач утверждал это настолько уверенно и безапелляционно, что усомниться в его словах было попросту невозможно. — Обязательно поможет! — он помолчал немного, глядя прямо в глаза Мальчину, и затем добавил. — Но есть один нюанс.

— Какой нюанс? — невольно насторожился Мальчин.

Тон врача ему определенно не понравился. Странно как-то он эту свою последнюю фразу произнес... Что там еще? Какой еще «нюанс»? Что они еще собираются с его бедной женой делать? Гипноз какой-нибудь?.. «Нюанс»!..

— Вы тоже должны будете принять участие в этом последнем сеансе.

— Я?! — вытаращил глаза Мальчин. — Как это?

— Вячеслав Львович! — врач вздохнул и устало протер очки. — Вы помните, что я Вам рассказывал? О своем методе?

— Ну да... — неуверенно подтвердил Мальчин, хотя на самом деле «помнил» он все уже весьма смутно. Да ни черта он по сути уже не помнил! Он так за эти дни вымотался, что ему не до «методов» было. С работы в больницу, потом еще за ребенком заехать надо успеть, дома все приготовить, убраться... Кошмар! До «методов» ли тут ему! Он и сейчас-то слушал врача вполуха, а сам прикидывал уже, как ему потом время на сегодня спланировать. Чтобы везде успеть. Куда в первую очередь мчаться, куда во вторую...

— Вячеслав Львович! — врач опять вздохнул, проницательно глядя на Мальчина. — Вы все же послушайте меня. Я понимаю, что Вам сейчас очень тяжело, но это крайне важно. Тем более, что Вам действительно придется теперь участвовать в сеансе.

— Да, да! разумеется! — поспешно сказал Мальчин, вздрогнул и приготовился слушать. — Конечно.

— Так вот, — неторопливо заговорил врач. — В чем суть моей методики? Человек испытывает чувство вины, для которого нет никаких оснований, и начинает играть в сложные мыслительные игры, чтобы обвинить себя. Это чувство вины надо у него снять.

Начинаю я всегда с чисто логического хода: расспрашиваю о характере погибшего. Пока никто еще не сказал, что покойный был плохим: даже если у него были какие-то дефекты, как у всех, после смерти они забываются. Тогда я задаю следующий вопрос: где бы ни был сейчас этот человек, хочет ли он, чтобы вы страдали из-за него до самой смерти? Вопрос вызывает некоторое удивление. Ответ отрицательный.

Но дальше снова начинается навязчивое самобичевание: «Но я не должна была собирать для него одежду...» Вот как в случае с Вашей женой, — врач выразительно посмотрел на Мальчина. Тот напряженно слушал. —

Тогда человека надо научить расслабляться, после чего и начинается, собственно, работа по снятию вины, — врач рассеянно постучал ручкой о стол. — Пациент должен представить себе, что он находится на скамье подсудимых. В зале присутствуют прокурор, адвокат, свидетели обвинения и защиты, а также присяжные. Свидетелями защиты могут быть не только реально существующие люди, но и воображаемые. В конце суда присяжные выносят оправдательный приговор: человек ни в чем не виноват и должен перестать себя мучить.