Шкляр почувствовал, что им овладевает какая-то безумная надежда. Господи! Неужели?!.. Неужели??!!
— Вы понимаете!.. Вы понимаете!.. — задыхаясь от волнения, сбивчиво и бессвязно заговорил он, торопясь и путаясь в словах. — Я абсолютно одинок!.. Абсолютно!! Это невыносимо! Это немыслимо! Я так больше не могу!! Я не выдержу! Я с ума сойду! Или что-то страшное с собой сделаю!
— Погодите, погодите! — перебил его, его собеседник. — Как же Вы одиноки? Вас же любят! Все вокруг? Жена, дети!..
— Но я никого не люблю! — страстно зашептал Шкляр и прижал руки к груди. — Понимаете, никого! Я один! Я как какой-то жук в муравейнике! Муравьи меня, может и любят, обожают, но что у меня с ними может быть общего? У них своя жизнь, у меня своя. Мне нужны другие жуки. А где они? Я, может, единственный на земле и есть! Да не «может», а точно! — горько расхохотался он. — Я же самый-самый! Лучше никого нет.
Шкляр остановился и замолчал, глядя перед собой каким-то застывшим и остекленевшим взглядом.
— Нет, даже не так! — немного погодя снова начал он. — Я даже не жук, а муравей, выросший до размеров жука! Чудовище! Химера! Настоящему-то жуку, может, и другие жуки-то вообще не нужны. Он сам по себе. Ему и одному хорошо.
А я муравей! Просто очень большой. У меня психология муравья! Мне нужны другие! Мне нужен муравейник! А где они, другие? Где он, мой муравейник? Кругом одни пчелы. Маленькие муравьишки. Лилипутики. Да, они меня любят, восхищаются, но что мне в их любви?! Мне самому хочется любить! Хочется общаться! А с кем я могу общаться? Если я самый умный и вообще самый-рассамый! А, черт!.. — Шкляр вскочил и в волнении пробежался по комнате.
Сидящий в кресле Дед Мороз не пошевелился. Он лишь молча следил за Шкляром глазами.
— Я жену свою больше не люблю! — опустив голову, с трудом признался Шкляр. — Да-да! Я даже представить себе раньше не мог. Что такое возможно. Что я ее когда-нибудь разлюблю. А сейчас... Мне с ней неинтересно, скучно... Все, что я к ней испытываю — это только чудовищная жалость. Унизительная для нас обоих. Как к какому-то низшему существу. К какой-то несчастной собачонке. Глупой, жалкой и беспомощной. К тому же безропотной, бессловесной и привязанной ко мне до безумия. Готовой ради меня на все. Которую поэтому-то и прогнать-то нельзя. Это как ребенка обидеть. Да и как я прогоню? Я же такой честный и добрый! — Шкляр опять сардонически захохотал. — Ну, а мне-то, мне-то что делать?! — через секунду истерически закричал он. — С собачонкой всю оставшуюся жизнь жить?! Я-то не собачонка!! Я человек!
— Вы же говорили: муравей, Владислав Никифорович? — напомнил ему Дед Мороз.
— Что?.. — сбился Шкляр. — А, ну да... Вам, конечно, смешно... все это... слышать...
— Да нет-нет, продолжайте, Владислав Никифорович! — успокоил его собеседник. — Это я так... пошутил. Чтобы охладить Вас слегка. А то слишком уж эмоционально Вы все живописуете.
— А чего продолжать?.. — вяло промямлил Шкляр. — Все сказано... Хотя, знаете! — снова вдруг оживился он. — Я вот много думал, почему же так получилось? Разве это плохо: быть умным, добрым, хорошим? Чтобы все тебя любили...
— Ну, и к каким же выводам Вы пришли? — с видимым любопытством осведомился Дед Мороз.
— Нельзя СДЕЛАТЬ человека таким! В одночасье. Это все равно, что сделать воробья размером с орла. Ну, или муравья размером с жука. Ну, и что это получится? Урод какой-то. Самое несчастное существо на свете. Вот как я сейчас, — Шкляр остановился, с отвращением посмотрел на свое отражение в книжном шкафу и горестно усмехнулся. — Если бы я с детства был таким: умным, честным, талантливым — я бы сейчас в другой среде, наверное, жил. Знакомые бы у меня другие были, жена... А так...
Хотя, я же все забываю! Я же самый-распресамый! У меня и друзей-то быть не может. По определению. Но все равно! Может, они мне тогда и не нужны бы были! Я бы, может, ни в ком тогда вообще бы не нуждался!
— А любовь? — с интересом спросил Дед Мороз. — Вас же все любят! Пусть они и лилипуты. Жена, к примеру. Разве этого мало?
— Любовь... — поморщился Шкляр. — Лучше бы она была самой умной, самой расчудесной и распрекрасной, а я обычным влюбленным в нее до безумия дурачком. Вот тогда я был бы, наверное, действительно счастлив. Ничего бы мне было не надо. Сидел бы возле нее, глядел снизу вверх преданными глазами и слюни пускал.
— Вы действительно этого хотите? — лениво поинтересовался Дед Мороз и поиграл своим посохом. — А?
— Нет! — быстро ответил Шкляр, испугавшись. — Нет. Хватит уже с меня чудес! Может, и здесь подводные камни какие-то есть, которые я просто сейчас не вижу. Попадешь тут из огня да в полымя!
— Так чего же Вы хотите? Владислав Никифорович? — со вздохом спросил Дед Мороз, вставая со своего кресла. — Давайте, решайте скорее. А то у меня еще других дел много. Новый Год же на носу!
— Я хочу все вернуть назад! В тот день опять хочу! — торопливо проговорил Шкляр, весь подавшись вперед и с надеждой глядя на Деда Мороза. — Пусть исчезнут эти проклятые пять лет! Пусть уж я умру тогда на эти пять лет раньше или даже на десять. По взаимозачету, так сказать. Год за два. Но только пусть все сначала начнется! Пусть я снова стану тем, прежним. Не надо мне ничего! Ни ума, ни таланта. Ни любви дармовой. Ни вообще никаких новогодних подарочков. Ну их.!
Нельзя человеку подарить счастье! Он сам его должен заслужить. С детства, с юности. Всей жизнью. Создать. Построить. Медленно. Постепенно. И нельзя тут ничего искусственно устроить. Как дерево нельзя заставить быстрее расти, если сверху его за верхушку тянуть. Оно само должно вырасти. Человек — сам творец своего счастья!
— Браво, Владислав Никифорович! — снисходительно усмехнулся Дед Мороз и даже похлопал слегка в свои рукавицы. — Браво! Замечательная речь. Ну, вот Вам мой волшебный посох, — с этими словами он и впрямь протянул Шкляру свой посох. — Дерзайте! Творите свое счастье!
— Нет, нет! — в непритворном ужасе отшатнулся Шкляр и даже руки за спину спрятал. — Я совсем не то имел в виду! Какой уж из меня творец!.. Просто верните меня назад. Ко всем моим обычным горестям и проблемам. Сделайте меня опять мной. Каким я всегда и был. С самого детства. Средним, нормальным человеком. А не каким-то там титаном. Я не Атлант и не Прометей. Эта ноша не по мне. Ну, пожалуйста!.. — вдруг совсем жалобно, по-детски, чуть не плача, попросил он. — Мне очень плохо, правда! Вы же... все можете?.. Новый Год ведь... Вы же Дед Мороз!..
— Да,.. Дед Мороз, — со странным выражением, медленно произнес Дед Мороз, не отрывая глаз от Шкляра. — Ладно уж, Владислав Никифорович! Будь по-вашему. Ради праздника!.. Новый Год, так Новый Год. Елочка, зажгись! — с этими словами он вытянул свой посох и легонько прикоснулся им к Шкляру.
* * *
— Ну, счастья!.. — Дед Мороз с улыбкой посмотрел Шкляру прямо в глаза. — Счастье — это слишком общо, слишком неопределенно. Пожелайте что-нибудь конкретное. Что Вам нужно, чтобы быть счастливым?
— А... А... — Шкляр ошалело озирался. Неужели и правда?! Неужели он и вправду вернулся назад, в прошлое, в тот самый злосчастный день!..
Рядом стояла жена и со счастливой улыбкой радостно и выжидающе на него смотрела.
— Так что же Вы все-таки хотите, Владислав Никифорович? — мягко напомнил ему Дед Мороз и весело подмигнул. — А?
— Ничего! — торопливо выговорил Шкляр. — Ничего!
Глаза у жены удивленно расширились.
— Ну, нет!! — с шутливым возмущением громко вскричала она. — Тогда я хочу! Хочу!..
Шкляр поспешно наклонился и плотно зажал ей рот рукой.
— Ничего! — твердо повторил он и, встретившись глазами с Дедом Морозом, медленно покачал головой. — Ничего! Ничего нам не надо. Все у нас есть. Мы и так счастливы.
* * *
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Трудно ли человеку быть всегда одному?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Трудно. Но Ты это выдержишь.