Мисси безуспешно попыталась заглушить приступ смеха.

— Я еще не заслужил его, но надеюсь, что это вопрос времени, — отозвался Томас.

Амелия почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

После ужина мужчины удалились в гостиную, а женщины отправились наверх посмотреть на детей.

Со свойственным ему «тактом» Картрайт приступил прямо к делу, без околичностей спросив:

— Ну, Армстронг, когда собираешься отпраздновать свадьбу? Весной я буду очень занят.

Радерфорд не позволил себе никаких замечаний. Он подошел к буфету и налил себе бокал портвейна, но по выражению его лица Томас понял, что и он ждет ответа.

Томас сел на диван и посмотрел на Картрайта.

— Меня не волнуют твои планы. Я все равно женюсь на ней, независимо от того, будешь ты в этом принимать участие или нет.

— Как ты понимаешь, речь идет не обо мне. В обществе до сих пор не смолкают разговоры о вашей непристойной перепалке на балу в доме леди Стэнтон.

— Пусть говорят что угодно. В любом случае наше обручение положит конец болтовне о каком-то непонимании между нами, — ответил Томас с коротким смешком.

Радерфорд вручил бокалы с портвейном ему и Картрайту.

Томас с радостью принял бокал и отпил из него. Радерфорд опустился в кресло рядом с ним. Картрайт остался стоять и переводил недоумевающий взгляд с одного на другого.

— Черт возьми! Только сейчас мне пришло в голову, что вы оба скоро будете женатыми мужчинами!

Последние два слова он произнес так, будто говорил о чем-то совершенно ужасном.

Томас наслаждался очевидной растерянностью друга.

— Опасаешься стать следующим?

Картрайт досадливо махнул рукой:

— Господи! Да я меньше всего об этом думаю. Мой отец ежедневно возносит хвалу Господу за то, что у него есть Чарлз, способный достойно увековечить его имя.

И, как всегда при упоминании отца, в голосе его прозвучала горечь.

— Так когда же состоится столь долго ожидаемое предложение руки и сердца? — поинтересовался Радерфорд. — Мисси, конечно, захочет принять участие в подготовке радостного события.

Томас посмотрел на зятя. Радерфорд был прав. Сестра тут же начнет претворять его планы в жизнь и самое простое превратит в нечто, достойное королевской семьи, а это означало, что спасти его могла только скорость и решительность.

— Как только Гарри вернется из Америки, я поговорю с ним.

— Но это всего лишь формальность, — сказал Картрайт, снова нетерпеливо взмахнув рукой.

— В таком случае самое время выпить за твою грядущую свадьбу, — подытожил Радерфорд, поднимая бокал. — За твое счастье! — провозгласил он.

— За мое счастье, — поддержал его Томас, и их бокалы звякнули.

У Картрайта вид был довольно удрученный.

Пребывание в Беркшире — увы! — близилось к концу. Если бы можно было растянуть это время еще на месяц… Но все же рождественские каникулы закончились, и в жизнь вошла реальность. И Томасу, и лорду Алексу, и графу надо было заниматься делами.

За две недели между Амелией и Мисси возникли очень близкие отношения. И так было не только с Мисси, но и со всей семьей Радерфордов. Поэтому отъезд оказался очень грустным.

Их возвращение в Стоунридж-Холл прошло без приключений. Элен сидела рядом с Амелией, тихая и довольная и, по-видимому, совершенно равнодушная к тому, что два других члена экипажа хотели бы видеть ее где угодно, только не здесь. А между Амелией и Томасом образовалась некая химическая связь, которую не описать никакими словами. В них кипели та страсть и вожделение, какие бушуют в двух людях, недавно ставших любовниками. Теперь имне надо было смотреть друг на друга — они просто жили в атмосфере постоянного любовного напряжения.

В Стоунридж-Холл они прибыли позже десяти часов вечера. Но несмотря на поздний час, леди Армстронг, одетая в бледно-желтое вечернее платье, означавшее, что она еще не переоделась на ночь, встретила и приветствовала их. Зеленые глаза виконтессы сверкали, щеки ее разрумянились цвет лица стал еще более нежным. Было ясно, что путешествие в Америку пошло ей на пользу.

— Девочки долго вас ждали, но бедняжки начали клевать носом и засыпать за столом.

Томас убрал руку с талии Амелии и подошел к матери. Они нежно обнялись, и виконтесса поцеловала его в обе щеки.

— Полагаю, вы хорошо встретили Новый год. Думаю, путешествие было удачным, — сказал Томас, отступая, чтобы взять мать за обе руки. — Не помню, чтобы я когда-нибудь видел тебя такой счастливой. Господи! Ты просто сияешь и светишься! — В его глазах заплясали веселые смешинки. — Уж не встретила ли ты какого-нибудь джентльмена во время путешествия?

Румянец на щеках его матери заиграл ярче.

— Ты гораздо более дерзкий, чем твои сестры, — попеняла ему виконтесса с улыбкой.

Стараясь избежать ответа на его шутливый вопрос, она переключила внимание на Амелию.

— Привет, дорогая. Надеюсь, вы чувствовали себя у моей дочери, как в своем доме.

— Мисси и Джеймс оказались очень радушными хозяевами. И девочки вели себя так, что я почувствовала себя членом семьи. А что касается ваших внуков, я могла бы часами петь им восторженные хвалы.

Графия похлопала Амелию рукой, затянутой в перчатку.

— Ну, вам, наверное, будет приятно услышать, что скоро вы вернетесь домой. С нами озвратился и ваш отец. Сейчас он в своем городском доме. Но хочет приехать за вами лично.

Взгляд Амелии тотчас же обратился к Томасу.

— Гарри в городе? — спросил Томас.

Он казался приятно удивленным.

— Да, ему удалось закончить свои дела за два дня до нашего отплытия.

Ее отец. Впервые за долгие годы при мысли о нем у Амелии не сжалось сердце и не вскипел гнев, — трудно было бы выразить точно, что она почувствовала.

— Должна сказать, что я очень удивлена, — ответила она честно.

— Ну, вы оба, должно быть, устали от дороги. Пожелаю вам доброй ночи. Поговорим утром.

— Тогда я провожу Амелию до ее спальни. Доброй ночи, мама.

— Доброй ночи, леди Армстронг, — сказала Амелия, чувствуя на себе задумчивый и понимающий взгляд виконтессы.

Томас вел ее вверх по лестнице. Его рука легонько покоилась на ее талии с властностью, которая ее завораживала. Вся его повадка свидетельствовала об одном — он готов сообщить миру, что для него это больше, чем приключение, больше, чем свидания любовников, полнящиеся жаром и страстью, за закрытыми дверьми и задернутыми шторами. С тех пор как Томас узнал, сколь сильно она его любит, он по-настоящему ухаживал за ней: дарил ей цветы, шоколад, книги… Амелию переполняло счастье. Как только за ними закрылась дверь ее комнаты, она повернулась к нему в сладостном предвкушении прощального поцелуя на ночь.

— Если я сейчас тебя поцелую, то не смогу остановиться. Просто не знаю, как можно принимать тебя дозировано.

— А я и не хочу, чтобы ты останавливался.

Она дышала неровно и хрипло и уже подняла руки, чтобы обнять его.

— Амелия!.. — застонал он. — В доме моя мать и сестры.

— Тогда пойдем в твою комнату.

— Невозможно, — ответил Томас, хотя глаза его говорили обратное: ему бы этого хотелось.

— Почему нет? В доме своей сестры ты не проявлял подобной сдержанности, — сказала она шепотом и опять потянулась к нему, чтобы прижаться лицом к его шее.

Она любила это ощущение — прикосновение его щетины к ее щеке.

На мгновение глаза его закрылись, и он испустил стон:

— Нет, не надо меня искушать.

Сжав ее бедра, он крепко прижал ее к себе, давая ей почувствовать свое возбуждение.

Внизу ее живота кольцами зазмеился жар, и она ощутила влагу между бедер. Прошло менее двадцати четырех часов с того момента, как он был с ней, и вот она снова была разгорячена и обуреваема желанием.

— Мисси не была невинной, когда вышла замуж за Радерфорда, а что касается Кэтрин и Шарлотты, то они мне не сестры. Но из уважения к моей матери и моим невинным сестрам мы, право же, не должны этого делать.

На последних словах голос Томаса дрогнул.