— Слу-ушай, я хотела спросить: кто такой Ален Делон?..

Кирилл обернулся. У выгородки с дивидишками переминалась на каблучищах рослая кобыла за тридцать с мобилой в одной руке и диском в другой:

— …Он же знаменитый какой-то, да? Ой, у меня тут фильм с Брижжит Бардо, хи-хи, написано, он там с ней играет. Слу-ушай, я ищу одно кино с ней, ой, я забыла, хи-хи, как называется, она там в такой блядской-блядской юбочке!..

Он принял полиэтиленовый кокон, кинул его в корзину; едва прошел «ворота», как встрепенулся телефон. Номер не определился.

— Слышь, ты, педрила, — почти доброжелательно обратился к нему напористый незнакомый мужской голос, — ты, по-моему, не прошарил, куда влез. Короче; станешь еще вопросы задавать, вафлобан, тебя закопают вместе с Пенязем твоим, понял? И имей в виду, больше базаров с вами не будет.

Гудки.

— Ну, так и будем стоять?! — взвизгнула сзади тетка, которой остановившийся Кирилл загородил проход. Он отодвинулся, и тут мобильник заголосил снова. Впрочем, теперь это был Гурвич.

— Ну че, с Демьяхой хотел пообщаться?.. — Кирилла всегда впечатляла всегдашняя Лёнина способность говорить тоном человека, только что проснувшегося (в двенадцатом часу дня в воскресенье): даже — как сейчас — под конец рабочего дня, в восемь тридцать пи-эм. — Тогда завтра вечерком, время-место уточню, пиво с тебя…

— Ты, говорят, слыхал о таком Вардане Моталине?

— Как не слыхать…

— Он правда ГРУшник, генерал?

Демьяха неопределенно повел бровями:

— Он так представляется, — кривовато ухмыльнулся. — Мелькает на разных элитных толкучках, ведет себя как свой, представляется коммерсантам чекистским генералом и прозрачно намекает, что дружба с ним может оказаться полезной. Якобы всех знает и способен помочь: с людьми свести, вопросы порешать. И, знаешь, ему верят. Понятно, почему: кто сейчас рулит, людям объяснять не надо… Ну и жадничать, имея дело с чекой, не принято — так что комиссионные Моталина исчисляются частенько лямами. Охотно берет борзыми щенками: недвижимостью, машинами, часами какими-нибудь за сто штук. Некоторым клиентам звонит сам — чисто по-дружбе предупреждает: на тебя, мол, заведено дело. И в доказательство показывает ментовские или ФСБшные «объективки» на человека. Тот, понятно, очкует — и тогда Моталин объясняет, что все поправимо. Перезванивает и сообщает, сколько будет стоить закрытие дела. Тоже счет обычно на лимоны зеленых или евро, сотни тысяч на худой конец…

— То есть у него концы в МВД, в ФСБ?

— Видимо. И тут уже, понимаешь, даже не так важно, чекист ли он сам, действующий, бывший или вообще липовый. Ясно, что он, официально говоря, — посредник в деле крышевания силовиками крупного бизнеса.

— Но говорят, ездит он в натуре с мигалкой и спецномерами.

— Ага. А кабинет, в котором он иногда принимает крышуемых, находится не где-нибудь, а в здании Главной военной прокуратуры в переулке Хользунова.

— При чем тут прокуратура, если он якобы из разведки?

— Все при том же. При том, что если ты совсем уж хер с бугра — никто тебе в здании ГВП кабинета не даст. И в мэрию на прием не позовет. И оперативным справкам ФСБ у тебя неоткуда будет взяться… Да и настоящий орден Красной Звезды тебе в бывшем Центральном доме армии в присутствии полусотни человек, включая кучу випов, вряд ли вручат.

— А ему вручили?

— Там тоже забавно вышло. Пару лет назад этого Моталина обокрали, квартиру его, на какую-то дикую сумму…

— Я в курсе…

— Так вот, потом часть украденного где-то всплыла, у каких-то барыг. В том числе — орден Красной Звезды. И проверка показала, что орден с таким номером в базе Минобороны есть. Но числится ли он действительно за Моталиным… — Демьяха развел руками, скалясь.

— Ты говоришь, его ему вешали на глазах толпы випов…

— Ага, где-то незадолго до того, до кражи. На юбилее какого-то военно-спортивного клуба при Академии имени Фрунзе. Я нашел одного подполковника, натурального, без балды, бывшего спецназовца, которому тогда же дали такую же Красную Звезду… — он помедлил, хмыкнул. — Его, как ни смешно, тоже обокрали. Недавно буквально.

— Че, и тоже орден сперли?

— Нет. Вообще сперли немного. Квартиру вскрыли, вверх дном перевернули, какие-то бабки небольшие прихватили, ноутбук старый — первое, видимо, что под руку попалось. И только потом он вдруг обнаружил, что пропала видеокассета. Одна-единственная — с записью этого самого вручения.

— Здорово, Игнат.

— Привет, Балда.

— Игнат, ты же всех в Москве, кто умеет с профессиональной видеокамерой обращаться, знаешь, правда?

— Ну, всех не всех… Но кой-кого знаю.

— Слушай, у меня тут такое дело. В позапрошлом году в Культурном центре Вооруженных сил на Суворовской площади отмечали десятилетие некоего военно-спортивного клуба «ПТУРС»…

— Как-как?

— «ПТУРС». «Патриотический какой-то там российский союз». Вроде, его организовал сам начальник академии имени Фрунзе, как она сейчас… Общевойсковая академия Вооруженных сил. Не суть. Короче, все это снималось на видео. Ты можешь попробовать прочекать?

Гулкий лязг ключа в замке. Нет, это еще не СИЗО, как ожидал неискушенный Кирилл, это пока ИВС. Но дверь здесь настоящая, тюремная — глухая, с кормушкой и волчком. А в камере — чугунное очко, железная раковина и рыхлый (когда-то, видать, толстый, но исхудавший), бледный, с обширными залысинами арестант за сорок в старом спортивном костюме. Смутно помня вычитанное где-то, что в тюрьме за руку не здороваются, Кирилл ограничился произнесением собственного имени. Миша, — равнодушно откликнулся арестант, не шевельнувшись на дощатом лежбище.

Что я еще слышал про изолятор? Что сосед по камере запросто может оказаться «курицей»… Почему-то в это не верилось — делать им больше нечего, специально ко мне кого-то подселять… Но Кирилл и так поначалу помалкивал. Миша тоже. Перебросились замечаниями практически-бытового свойства, Кирилл сказал, что сигарет нет и узнал, что без своей жратвы тут труба — пусть родные, если могут, обязательно дачки загоняют.

Хата — крошечная, три на три метра, страшно душная, сырая. Стены, оштукатуренные хорошо знакомым Кириллу методом набрызга. Мебели никакой, окошко забито металлическим щитом, слепенькая лампочка вделана в стену: место, где по определению невозможно чувствовать себя в своей тарелке…

— На допросе? — кивнул сосед на распухшую Кириллову рожу.

— При задержании.

— Сопротивление шьют?

— Ну.

— Херово. Теперь они тебя спокойно квасить могут, даже не боясь следы оставить… — он помолчал. — Первоход же? Ты смотри осторожней. Теперь тебе все твое здоровье понадобится… Особенно когда в СИЗО на общак переедешь.

Кирилл промолчал. Заведомое отсутствие у визави сомнений в неизбежности для Кирилла СИЗО, общака (и прочих пунктов длинного списка) вынуло какую-то пробку пониже пупка и в отверстие устремилось все Кириллово содержимое. «Да ладно! — прикрикнул он на себя. — Чего ты паникуешь? Ты ж ничего не делал. В Ю-Кей да, ты нарушил миграционный закон — а тут-то ты в своей стране, тут ты ничего не нарушал…»

В этих рассуждениях, конечно, была логика — но трудно было отделаться от подозрения, что в объективной реальности, с избыточной наглядностью представленной цементным душным склепом, субъективная Кириллова логика не действует ни черта.

— Что за байда? — поднял Пенязь взгляд от экрана. Перед ним была страница сайта по трудоустройству. — Хочешь, чтоб я еще и девку твою на работу взял?

— Среди моих девок полковников пока не было, — ухмыльнулся Кирилл. — А ты как — много встречал двадцатидвухлетних старших офицеров с дойками?