Я просияла.

— Опять у тебя ноги подкашиваются, стоит только увидеть меня, Купер? Ничего не изменилось, — рассмеялся он.

Я не говорила, что он к тому же заносчив, чрезмерно самоуверен и остроумен?

— Главное — не ожидай, что я буду проделывать трюки с частями твоего тела, находясь там, внизу, — кокетливо ответила я, надеясь, что на лице у меня не написано, что я рада его видеть и мои внутренности в животе теперь вытанцовывают самбу.

Тут вмешалась судьба, и в клубе включили свет. Проклятье, почему я не добралась до туалета прежде, чем это случилось? Я знала, что косметика течет по моему лицу, которое блестит словно натертое воском.

— Как будешь добираться домой? — спросил он.

— Пешком.

— На таких каблучищах? Так недолго в «Скорую помощь» загреметь. Знаешь что, пойду-ка я с тобой — исключительно в целях защиты, разумеется.

Надо было ответить «нет» и сбежать с места происшествия (но передвигаться на большой скорости в этих туфлях было невозможно). Поэтому я просто кивнула.

Я попрощалась с девочками, которые все разошлись по парам с бойфрендами и направлялись по домам, чтобы нацеловаться вволю.

Марк взял меня за руку и вывел на улицу. По дороге домой мы говорили о чем угодно, только не о нас. Он рассказал, что изучает юриспруденцию в университете Глазго. И у него есть подружка из Эдинбурга по имени Салли. И еще: он до сих пор общается с ребятами из школы.

Я рассказала ему об Амстердаме. О Джо и клубе, о Рене и отеле «Дам». О всех, с кем я познакомилась, и о странном народе, населявшем тамошние улицы. Я дважды поскользнулась, и он дважды меня удержал, спасая от переломов и вывихов. На этих туфлях надо поместить предупреждение Минздрава. Когда мы оказались у моего дома, он остановился и повернулся ко мне:

— Почему ты уехала, Карли? Даже не сказала мне, куда направляешься. Сначала Бенидорм, потом домашний арест, и вот мне вдруг говорят, что ты уехала! Почему ты мне не сказала?

— Марк, мы же тогда уже расстались. Мало того, я точно помню: это ты меня бросил.

— Мы вечно расставались, Карли, но потом снова сходились.

Это была правда. Мы возвращались друг к другу чаше, чем Элвис на сцену.

— Это ничего бы не изменило, Марк. Мне просто хотелось уехать и попробовать что-то новенькое.

— То есть кого-то новенького.

Он уже начал меня раздражать. Какое у него право осуждать меня? В конце концов, Салли из Эдинбурга наверняка появилась у него не для утешения! Он не вступил в религиозную секту и не принял обет целомудрия, изнемогая от тоски по мне. И как у него так получается — как будто он нажимает на кнопочки, выводящие меня из себя!

Я хотела было разразиться тирадой упреков (сами знаете каких: «ты сделал то, ты сделал это, три года назад в прошлый вторник ты уязвил мои чувства, и, кстати, я всегда терпеть не могла твой одеколон». Женщины хранят в памяти проступки мужчин, как на дискете, а потом в припадке обиды и злости выливают их в последовательном порядке, а бедные мужчины не могут даже вспомнить, что делали в субботу). Но тут Марк опять на меня напал, прижал к стене и поцеловал так страстно, что я стала беспокоиться за сохранность своих коронок.

Наконец он остановился. И посмотрел на меня с невыразимо печальным лицом.

— Я знаю, что у тебя теперь другая жизнь, Карли, но я всегда буду рядом. Будем дружить?

Если это дружба в его понимании, придется мне поучиться общительности.

— Будем, — согласилась я. — Друзья навсегда.

Через несколько недель я поняла, что мне придется принять решение. Я вступила в фазу полного отрицания во всем, что касается Джо, того, почему я оказалась дома, и моей будущей жизни. Получилось, что я не просто устроила себе передышку, а провела над своими чувствами полноценную хирургическую операцию.

Я пошла повидаться с Кейт, которая работала в ночном клубе «Канделябр» вдобавок к крошечной зарплате парикмахера. У двери клуба стоял его владелец, Рэй, с которым мы в предыдущий месяц подружились: я почти каждый день проводила в знакомом окружении хаоса и орущей музыки. Я рассказывала ему истории о клубе в Амстердаме, и пару вечеров мы беседовали о пьяном дебоширстве и упадке индустрии развлечений.

— Ты все еще здесь, Купер? — поприветствовал он меня. — Я уж думал, ты уехала к своему красавцу и отплясываешь с ним в деревянных башмаках.

Я рассмеялась:

— На голландском фронте у меня дилемма, Рэй. Не уверена, что моим ногам удобно в деревянных башмаках.

Теперь рассмеялся он. Он пригласил меня в клуб, и мы прошли в его кабинет. Выпив две чашки кофе, я объяснила, что происходит.

— Он не пытался с тобой связаться? — спросил Рэй.

— Маминого адреса и телефона у него нет. К тому же это не в его стиле. Джо мне доверяет. Если я сказала, что мне нужно время подумать, он будет уверен, что я вернусь. Проблема в том, что мне не хочется возвращаться. Мне кажется, что я еще не готова к замужней жизни, и если я скажу об этом Джо, он никогда меня не простит.

Впрочем, он не простит меня и за то, что я испарилась, как беглый уголовник с полицейской конвенции. Ситуация сложилась тупиковая.

— Думаю, я хочу остаться здесь.

Ну вот, наконец-то я это признала. Мурашки покрыли меня от головы до ног.

— Так оставайся. В чем проблема?

— Рэй, не так все просто. Если я останусь здесь, мне надо найти, где жить, и найти работу, причем быстро. У меня кончаются деньги, а папочку с мамочкой я просить не буду.

Об обстановке дома я все ему рассказала еще в прошлый раз.

— Знаешь, Купер, у меня есть для тебя работа. Клуб становится популярным, а у меня их еще три, и там то же самое. Мне не помешает человек, которому я мог бы доверять, чтобы присмотреть за клубом, пока меня нет.

— Но, Рэй, откуда ты знаешь, что мне можно доверять? Мы так мало знакомы, может, я разворовала миллионы и сейчас нахожусь в бегах, скрываясь от голландской мафии!

Я была поражена его предложением и бесконечно обрадована.

— Ты права, Купер, такое возможно. Но а) ты подруга Кейт, а она хорошая девушка; б) у тебя дар общения с людьми, и мне кажется, ты сможешь заработать для меня деньги; и в) увижу, что пропал хоть один пенни — ноги переломаю.

Итак, по крайней мере, мы оба знали условия: сейчас я стояла на ногах, которые в один прекрасный день мне, возможно, придется носить за собой в пакете.

Я приняла предложение Рэя и начала работать на следующий же вечер. Проблема номер один была решена.

К концу недели я самовольно заняла гостиную в квартире Кейт и превратила ее в спальню при помощи вешалки для одежды и футона. Так решилась проблема номер два.

А что же с проблемой номер три? Ничего, Джо я просто задвинула в дальний уголок мозга (куда, будучи человеком трусливым, никогда не заглядываю) и никогда ему больше не звонила. Знаю, знаю — даже у водорослей больше совести, чем у меня.

Через пару недель я стояла у двери в клуб, безнадежно пытаясь заставить вышибал сосредоточиться на возрасте девушек, рвущихся внутрь, а не на размере их груди (сами посудите: тебе может быть двенадцать, но стоит надеть поддерживающий лифчик, и эти парни сами пригласят тебя войти). Тут подошла толпа людей, и я увидела знакомое лицо: Дага Кука.

В школе Даг был на год младше меня и дружил с Кэлом. С детства он торчал у нас дома и был душой вечеринок. Я обняла его и удивилась, как сильно он переменился за те два года, что мы не виделись. Он вырос дюймов на шесть и теперь нависал надо мной. Челка коротких золотистых волос падала на зеленые глаза. Сквозь его тесную белую футболку был виден каждый мускул на груди и животе; красивые накачанные бедра обтягивали черные джинсы. Либо он сделал пластическую операцию, либо поселился в тренажерном зале. Как бы то ни было, он произвел на меня уже знакомый эффект: кровь прилила к соскам!

Но он же лучший друг Кэла! Это не считается инцестом? Может, я стала совсем испорченная и моя умственная стабильность попала под контроль разыгравшихся гормонов? К тому же разве мой клитор (и все остальные части тела, раз уж на то пошло) не должен пребывать в трауре по Джо? Тут я очнулась: при мысли о Джо сердце нырнуло на дно желудка и наконец включилась совесть.