— Боюсь, что нет, — пробормотал Макс. Он наклонился, внимательно вглядываясь в личико девочки, и брови его удивленно поползли вверх.

— Жаль, потому что я очень люблю разные загадки. Моя подружка Эмили рассказала мне сегодня несколько новых, а бабушка — давайте поспорим — ни одной не отгадает, — сообщила она и побежала по ковру к креслу, где сидела Вайолет. — Что делал слон, когда пришел на-по-ле-он [6]?

Вайолет улыбнулась и покачала головой.

— Щипал травку! — торжествующе завопила Люси и, расхохотавшись, в изнеможении упала на ковер.

Застывшая в дверном проеме Эмбер чувствовала себя так, словно присутствует при поднятии занавеса перед последним актом греческой трагедии. Вот Макс, видела Эмбер, повернул голову и посмотрел в большое зеркало, висящее над каминной доской. Он весь напружинился, лицо посуровело, потемневшие глаза сощурились. Он вглядывался в зеркало, сравнивая свое отражение в нем с отражением девочки, находившейся в противоположном конце комнаты. Сейчас, сейчас опустится карающий меч Немезиды!

Макс, мрачнея все больше, не отрывал невидящих глаз от зеркала, и оцепеневшая от страха, с бешено колотившимся сердцем Эмбер понимала — рушится весь созданный ею мир. Вдруг Макс, видимо принявший какое-то решение, резко повернулся и пересек комнату. Задержавшись у кресла Вайолет, он пробормотал на прощание несколько вежливых слов, еще раз внимательно посмотрел на Люси и твердым шагом направился к дверному проему, где стояла Эмбер. Схватив ее за плечо, он чуть замедлил шаг и вытащил Эмбер в холл, а потом с силой захлопнул за собой дверь гостиной.

— Боже мой! — взорвался он, и его сердитый голос далеко разнесся под сводчатым потолком огромного холла. — Почемуты мне ничего не сказала?

— Не сказала? Чего… не сказала? — запинаясь, промямлила Эмбер и с огорчением подумала, что лгать она никогда не умела. Она почувствовала, что заливается краской стыда. — Я… я не понимаю, о чем ты.

— Черт возьми, ты прекрасно понимаешь! — возразил Макс, и его пальцы еще крепче сжали ее руку. — Эта маленькая девочка моя дочь, Господь Бог тому свидетель.

— Нет, нет! Ты ошибаешься! Это вовсе не так! — шептала Эмбер, стараясь избежать его разъяренного взгляда.

— Я не намерен выслушивать твои выдумки, Эмбер, — заявил он угрожающим голосом и выругался, взглянув на изящные золотые часы у себя на руке. — К сожалению, я опаздываю на деловое свидание. Но, если ты думаешь, что видишь меня в последний раз, то ты жестоко ошибаешься! — От его ледяного тона по спине перепуганной Эмбер пробежали мурашки. — Потому что я вернусь, вернусь при первой же возможности. Это не угроза, это — обещание!

Какие могут быть сомнения — конечно, он вернется, говорила себе Эмбер, дрожа от холода и нервного возбуждения. Макс совершенно недвусмысленно заявил, что намерен увидеть ее еще раз. И она ничегоне может сделать, ей остается только со все возрастающим отчаянием ожидать его появления.

В течение тех двух недель, что прошли после их разговора, Эмбер существовала будто в каком-то ожившем кошмарном сне, не уверенная, что в следующий миг перед ней не вырастет Макс, а тогда… тогда зловещая тень накроет всю ее жизнь. Как всегда в это время года, у Эмбер было много дел, но она с трудом заставляла себя сосредоточиться даже на самых обыденных занятиях. После неожиданного появления Макса она не могла обратиться мыслями к настоящему — ее голова была полна только воспоминаниями о прошлом.

— Мамочка! Где ты?

— Здесь я! — отозвалась Эмбер на зов дочурки, стоявшей в другом конце обнесенного стеной старого огорода.

— Скорее, скорее! — закричала Люси, бежавшая к ней по посыпанной гравием дорожке. — Нам уже надо выходить, а то я опоздаю на урок верховой езды.

Эмбер взглянула на часы и огорченно вздохнула.

— Извини, девочка, я совершенно забыла о времени.

— Но ведь ты переоденешься, ты же не поедешь в этом старье? — Люси критическим оком оглядела стройную фигуру матери в потрепанных джинсах и ветровке, также знавшей лучшие дни. — А еще у тебя в волосах торчит несколько листьев.

— Боже мой! Сегодня суббота, вспомни, а в уик-энд никто не наряжается, — рассмеялась Эмбер и наклонила голову, чтобы дочурка смогла вытащить листики, застрявшие в ее густых золотисто-каштановых волосах.

— Я думала, ты поедешь за рождественскими покупками.

— Да-да, ты права. Совсем забыла. Ну хорошо, твоя взяла. — Сквозь упавшие на лицо волосы Эмбер улыбнулась девочке. — Надену что-нибудь получше.

Самозваный судия гардероба своей матери, Люси со всей строгостью определяла, какой туалет подходит для тех или иных случаев, а какой — нет. Тем не менее, не располагая лишними деньгами для приобретения платьев, Эмбер давно перестала подчиняться требованиям моды и нисколько от этого не страдала.

— Так что же ты собираешься надеть? — поинтересовалась Люси, вынув из материнских волос последний стебелек.

— Ну, что-нибудь придумаю.

— Все мои подруги говорят, что ты очень красивая. Когда я вырасту, я накуплю тебе много-много замечательных платьев, — торжественно обещала Люси.

— Спасибо, родная, — улыбнулась дочери Эмбер.

Хотя ей было всего лишь двадцать шесть лет и она еще оставалась — если верить Филипу Джексону — привлекательной женщиной, никогда она, по ее убеждению, не была даже наполовину такой красоткой, как ее Люси. Волна черных вьющихся волос и большие ясные синие глаза придавали девочке поразительное сходство с отцом. Но именно это и порождало трудности для Эмбер. Потому что если обещание Макса вернуться, причинявшее Эмбер столько беспокойства и огорчений, не было пустой угрозой и он действительно вернется, то как, думала Эмбер, объяснить это сходство друзьям и знакомым? А ведь рано или поздно такая необходимость возникнет. Роуз, взволнованная внезапным появлением Макса, правда, не заметила, что они с Люси похожи друг на друга как две капли воды, но не может же, в самом деле, Эмбер надеяться, что все окружающие проявят такую же слепоту. А главное — что подумает сама Люси? Как объяснить такой маленькой девочке столь непростые события прошлого ее матери?

— О, мамочка, перестань мечтать! Прошу тебя, поторопись, а то мы опоздаем! — взмолилась Люси, приплясывая на месте от нетерпения.

— Пять минут на переодевание, и я буду готова! — пообещала Эмбер.

Тяжело вздохнув, она подняла с земли корзину с собранными на огороде овощами и вслед за Люси поспешила к дому.

— Не паникуй — до Рождества еще целых десять дней, успеешь обежать все магазины!

Напуганная громким нашептыванием прямо в ухо, Эмбер от неожиданности вздрогнула, да так, что едва не выронила из рук многочисленные пакеты с покупками, и резко обернулась. На нее в упор смотрели смеющиеся карие глаза Филипа Джексона.

— Да ты что! — накинулась она на молодого доктора, выхватившего у нее из рук тяжелую ношу. — Я едва жива в этой сутолоке, а ты вздумал пугать меня!

— Пугать тебя я вовсе не хотел, — улыбнулся он. — Но объясни мне, ради Бога, почему в это время года всех охватывает закупочная лихорадка?

— Не знаю. А ведь глупо, — согласилась Эмбер, неторопливо шагая рядом с ним по тротуару. — Но вот интересно, ты-то что делаешь сейчас в самом центре города? Рано утром в пятницу преуспевающему врачу следует быть у себя в кабинете и помогать больным и немощным, — поддразнила Филипа Эмбер.

— Я урвал сегодняшнее утро, чтобы сделать последние необходимые покупки, — сознался он со смущенной улыбкой и тут же пригласил Эмбер зайти в кафе при супермаркете выпить их любимый горячий шоколад с каплей бренди. — Это взбодрит тебя и ничуть не помешает вести машину, — сказал он в ответ на ее возражение, разумно ли пить в середине дня. — С другой стороны, почему бы нам не зайти в ресторан и не пообедать вместе?

— Очень жаль, Филип, но сегодня я не могу, — покачала головой Эмбер. — Мать прикована к постели, у нее жесточайшая простуда, мне надо быть возле матери.