— Он, конечно, заслужил это прозвище! — рассмеялась Роуз. — Я его запомнила истым сорванцом. А уж как он девчонкам головы кружил! Но все же… — Роуз запнулась, с мечтательным выражением лица уставившись в пространство. — Все же Макс был чертовски привлекателен, да?

— Совершенно неотразим! — ухмыльнулась Салли. — Наши юные сердца никак не могли устоять перед его синими глазами, дерзко блестевшими из-под шапки черных кудрей.

— Ммм, — застенчиво улыбнулась Роуз. — После того как он поцеловал меня в день рождения — мне тогда исполнилось шестнадцать, — я не меньше года была безумно влюблена в Макса.

— Да, мы все от него потеряли голову, — тяжело вздохнула ее приятельница. — Эмбер на два года моложе нас с тобой, так что, возможно, не сталкивалась с его сумасбродством. А ты помнишь огромный черный мотоцикл Макса? И как мы, девчонки, остервенело соревновались за честь прокатиться на нем — за спиной Макса на заднем сиденье?

— Конечно, помню! Однажды Макс прокатил меня по шоссе с ветерком — со скоростью сто миль в час, а то и больше. Эта прогулочка врезалась мне в память. — Роуз, раскрасневшись, качала головой, вспоминая свой отчаянный поступок. — У меня, конечно, поджилки тряслись от страха, но игра стоила свеч: по-моему, все в школе не меньше двух недель мне завидовали.

— Ага! — хихикнула Салли. — Синтия Хендерсон, например, от ревности закатила истерику у всех на глазах.

— Да, приятно вспоминать о школьных днях. Но где же Макс пропадал все это время? — спросила Роуз. — Он, я знаю, был очень умным мальчиком. Несмотря на все свои выходки, он блестяще сдал выпускные экзамены и получил университетскую стипендию. Его отец, преподобный Уорнер, умер, когда я уехала на курсы медсестер, с тех пор я ничего не слышала о Максе.

— И никто не слышал, — сказала Салли. — Более того, мой дорогой супруг, отчаявшись найти Макса, уже собирался отказаться от поисков, но тут несколько недель назад Джона пригласили на большой, устроенный в благотворительных целях обед в Лондоне, где, к своему удивлению, он встретил Макса, который был там одним из главных ораторов.

— Боже правый!

— Мы-то все думали, что Макс, как говорится, сошел с орбиты, так ведь? Поторопились! — Салли громко расхохоталась. — У него, оказывается, был дядя в Америке. Когда восемь лет назад отец Макса скончался, наш школьный товарищ отправился в Штаты — делать состояние. И необычайно в этом преуспел: в Англию он приехал в качестве одного из директоров огромной влиятельной компании. В ближайшее время Макс явится к нам в Элмбридж для свидания с Джоном. Ну что вы на это скажете?!

Подруги Эмбер весело болтали о своем соученике, которого так давно потеряли из виду, она же хранила напряженное молчание, стараясь собраться с мыслями и преодолеть головокружение — ее словно ударили обухом по голове. Даже внезапный испуганный вопль Салли не вывел ее из оцепенения.

— О Боже, который час? — Салли поспешно вскочила из-за стола. — Мне еще десять минут назад следовало быть у парикмахера.

— Подумать только! Вот так Макс Уорнер! Что теперь выкинул! — говорила Роуз, провожая глазами убегавшую Салли, но тут взгляд Роуз упал на белое как мел, потрясенное лицо Эмбер. — Что случилось, Эмбер? Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет, я… — Эмбер глубоко вздохнула и постаралась овладеть собой. — Не беспокойся, я в порядке, — заверила она подругу дрожащим голосом, поймав на себе ее встревоженный взгляд.

— Ты слишком переутомляешься, — твердо заявила Роуз. — Чтобы выносить твою мать, уже требуется терпение святого. А этот огромный старый дом…

— Извини, пожалуйста. Мне пора. У меня и правда дел невпроворот. И столько всего надо испечь, — бормотала Эмбер, собирая свои пакеты.

— Вид у тебя неважный. Будем надеяться, что ты не подхватила грипп. — Роуз озабоченно вглядывалась в бледное лицо не способной унять дрожь подруги. — Если завтра будешь чувствовать себя плохо, и не думай о том, чтобы забирать Люси из школы. Я могу поехать в Лондон через день-другой…

— Нет-нет, в этом нет никакой надобности. Я себя чувствую нормально, просто дома много дел. Пока! — И Эмбер заторопилась к выходу.

Пораженная услышанным, не в силах унять нервную дрожь, Эмбер скорчилась на переднем сиденье своего старенького «лендровера» и тупо смотрела невидящими глазами на темную, собранную утром в морщины воду широкой реки. Она понимала, что в таком состоянии ей не проехать пять миль до Элмбридж-Холла. Даже ключ в зажигание ей удалось вставить далеко не с первой попытки… Но ведь и на городской стоянке нельзя стоять до бесконечности… Соблюдая предельную осторожность, Эмбер вырулила на набережную, которая в это время года, к счастью, была пустынна.

Крепко обхватив руками себя за плечи, Эмбер тряслась как в лихорадке и мрачно твердила, что должна… должна была знать: рано или поздно это случится. Какой глупой она была все эти восемь лет, жила в выдуманном ею самой раю для дураков! Она, правда, не знала, что леди Паркер приходилась бабушкой Максу Уорнеру, но должна же была понимать, что он, как блудный сын, когда-нибудь непременно вернется в свой родной Элмбридж!

Эмбер вдруг почувствовала, что ей необходимо глотнуть свежего воздуха, и вышла из «лендровера». Медленно расхаживая взад и вперед по заледеневшей брусчатке на набережной, она старалась взять себя в руки и решить, как быть дальше. Но не могла сосредоточиться из-за теснивших все прочие мысли воспоминаний.

Единственное и горячо любимое дитя богатых родителей, Эмбер была надежно ограждена от тягот жизни до того памятного лета… В бесконечно длинное знойное лето, когда ей исполнилось восемнадцать, сопровождавшие крушение торговой империи отца трагические события до основания разрушили счастливый мир ее детства. Застигнутая врасплох газетными заголовками, возвещавшими на всю страну о «финансовом скандале», о том, что «бизнесмен из Суффолка потерял миллионы», Эмбер изведала всю глубину отчаяния, когда, вскоре после банкротства, ее отец умер в результате сердечного приступа. А когда ее мать, будучи не в силах примириться с тем, что они потеряли не только свое состояние, но и свои прежние связи, лишилась рассудка и семейный врач поместил ее в городскую психиатрическую больницу, Эмбер оказалась в полном одиночестве на пепелище былого благополучия.

Будь с ней в это невыносимо трудное время кто-нибудь рядом, с кем бы она могла поделиться своими горестями, возможно, жизнь ее сложилась бы иначе. Но единственная близкая родственница Эмбер, престарелая тетка, жила в Лондоне, а школьные друзья или разъехались на летние каникулы, или же просто избегали ее — по совету предусмотрительных родителей, не желавших, чтобы их чада общались с дочерью человека, который якобы был замешан в финансовых махинациях. Эмбер находила спасение от все возраставшего нервного напряжения в продолжительных прогулках по безлюдным лугам, невдалеке от ее дома спускавшимся к реке. Вот там-то однажды под вечер в конце жаркого августа Макс и столкнулся с несчастной рыдавшей Эмбер.

Подростком, как все ее ровесницы, Эмбер была влюблена в бесшабашного Макса Уорнера. Но последние пять лет она его не встречала. Впрочем, когда он заключил в объятия Эмбер, дрожавшую от рыданий, она восприняла это как нечто совершенно естественное.

— Разве мог я забыть эти прекрасные зеленые глаза? — стирая с ее глаз слезы, снисходительно обронил он, улыбаясь. — Я всегда знал, что ты вырастешь настоящей красавицей.

— Правда? — только и смогла она выдохнуть, чувствуя, как от его теплой, манящей улыбки щеки ее заливаются ярким румянцем.

Макс осторожным движением руки убрал с высокого лба Эмбер длинные влажные пряди, нагнул свою черноволосую голову и нежно поцеловал девушку в губы.

Как ни странно, Макс, в отличие от многочисленных друзей и просто знакомых семьи Эмбер, казалось, не считал ее лично виновной в прегрешениях отца. И пока Макс и Эмбер медленно шагали по направлению к ее дому, заполненному теперь в основном ящиками с домашним скарбом, предназначенным к продаже на местном аукционе, она узнала, что у Макса тоже горе — у него неожиданно скончался отец. За своими заботами Эмбер как-то запамятовала, что от обширного инсульта преподобный Уорнер умер. Потому-то Макса и вызвали срочно из Америки, где он только-только получил степень магистра по менеджменту в Гарвардском университете. Слова Макса не могли, естественно, не вызвать живейшего отклика в ее душе, когда он признался, что ему очень трудно и тоскливо жить одному в огромном пустом доме священника, и посетовал, что не очень-то стремился к взаимопониманию с отцом при его жизни.