Но ей удалось настолько овладеть собой, что она включилась в общий разговор. Дед стал расспрашивать Джасмин о работе в Сиднее, и ей было не по себе оттого, с каким сосредоточенным вниманием слушал ее ответы Кейл.

— Джасмин скромничает, — гордо вставила ее мать. — Она так хорошо освоилась. И за такой короткий срок. Она — личный секретарь одного из главных начальников. Мистер Долтон очень лестно о ней отзывается.

Джасмин почувствовала себя ребенком, засыпанным похвалами несдержанной матери. Дед выразил свою радость, а Джасмин снова встретилась взглядом с Кейлом. Он молча взял бокал вина и поднял его в ее честь перед тем, как отпить.

Она не могла оторвать взгляда от сильных пальцев Кейла, обхвативших хрупкий бокал. Мысленно она вновь увидела отрывки из своего сна, и ей стало жарко при воспоминании об ощущениях, которые вызывали в ней эти самые пальцы, лаская ее тело и распаляя ее.

Она сама не знала, как ей удалось пережить этот ужин, и испытала истинное облегчение, когда смогла покинуть свое место и помочь матери и Лорелле убрать со стола посуду.

Они решили поставить елку в малой гостиной, в которой Джасмин с дедом говорили утром. Кейл отодвинул одно из кресел, и елка прекрасно уместилась в углу.

Пока они помогали Тоби наряжать елку, Джасмин почти успокоилась, и ей было искренне жаль, когда на елке не осталось больше места для игрушек. Тоби с таким удовольствием предавался занятию, что взрослые тоже не могли не радоваться.

Джасмин сидела на полу, обхватив руками приподнятые колени, и разглядывала мигающие цветные лампочки, развешенные на елке высотой в шесть футов. Мать Джасмин только что ушла спать, а Лорелла с дедом покинули их полчаса назад.

— Джас, правда, отличная елка? — спросил завороженно глядевший на дерево Тоби, присев рядом с Джасмин и прислонившись к ее плечу.

Она заметила, что мальчик старается пересилить усталость.

— Мне кажется, я никогда еще не видела елки красивее, — легко согласилась Джасмин. — Мы отлично поработали, и Рождественский дед просто не сможет пройти мимо.

— Никак не сможет. — Тоби рассмеялся. — Но я ему все равно напомню завтра, когда Баб поведет меня к нему. И я обязательно скажу, что ты тоже здесь, а не в Сиднее, если только ты сама не успела сказать. — Тоби нахмурил брови. — Ты ему сказала?

Кейл кончил убирать пустые коробки из-под игрушек в шкаф в прихожей и присоединился к ним. Он сел по-турецки возле сына. Джасмин встретилась с Кейлом взглядом и заметила, как его лицо напряглось. Она должна сказать Тоби, что уедет домой. Если, конечно, уедет.

— Нет, я не сказала Рождественскому деду, где я буду. — Джасмин уклонилась от прямого ответа, и Тоби сморщил нос.

— Спорю, он и так узнает, где ты. Рождественскому деду, кажется, все известно про это. Он же узнает, например, что Кэти в Канаде. Да, Джас?

Она сглотнула, удерживаясь от того, чтобы взглянуть на отца Тоби.

— Я уверена, что узнает.

— А когда мы были в Канаде, там шел снег, — продолжал Тоби. — И мы с папой вылепили снежную бабу. — Он широко улыбнулся отцу. — Ну, в общем, мы ее лепили, а она все таяла и таяла, и нам никак не удавалось ее закончить. Но было весело, правда, папа?

Кейл улыбнулся и потрепал темные волосы Тоби.

— Весело, но ужасно холодно.

Тоби захихикал.

— Особенно когда снег сыпался за шиворот. — Мальчик выразительно поежился. — Ты когда-нибудь видела снег, Джас?

Она помотала головой.

— Это, должно быть, очень красиво, — осторожно проговорила она, отчаянно стараясь прогнать воображаемую картину: Тоби с родителями играет в снегу. Боль у Джасмин в груди означала, что ей не легко с собой справиться.

— Это как на некоторых рождественских открытках и на картинках в книгах, — сказал ей Тоби. — Что-то белое на деревьях и на крышах. Непривычно. Я не думаю про снег на Рождество. Я думаю о том, чтобы поплавать в бассейне, ведь так жарко. И о мороженом. Обо всем таком. — Он поднял глаза на Джасмин. — Наверное, этому удивились бы те, кто живет в холодных странах.

— А я думаю о фруктовом салате и о мороженом, — улыбнулась Джасмин. — А еще — о пудинге с черносливом, под коньячным соусом.

Тоби долго перечислял любимые рождественские лакомства — шоколадное печенье, «снежок», карамель, охлажденные арбузы… Казалось, он не замечал, что Джасмин и его отец почти не принимают участия в разговоре, но вдруг мальчик замолчал на середине фразы и тяжелее навалился на плечо Джасмин. Она взглянула на него и увидела, что ребенка одолел сон.

Кейл скорчил гримасу.

— Наконец и у него батарейки сели. — Он поднялся с пола и, просунув руки под спящего сына, оторвал его от плеча Джасмин. — Отнесу его в постель.

И вдруг в этот душный летний зной ей стало зябко: недоставало тепла Тоби.

— Мне, пожалуй, тоже пора ложиться, — тут же сказала Джасмин и хотела встать, но Кейл остановился и обернулся.

— Нет, не уходи. Подожди меня, Джас, мне надо поговорить с тобой.

Джасмин помедлила в нерешительности.

— Пожалуйста… Я тебя не надолго задержу, — добавил Кейл и подождал, пока Джасмин неохотно кивнула.

— Хочу остаться с Джас и с елкой, — сонным голосом проговорил Тоби и пошевелился на руках у отца.

— Я тебя понимаю, — сказал Кейл так тихо, что Джасмин едва расслышала его слова, но от этих слов кровь у нее закипела.

Джасмин знала, что ей надо сделать. Ей надо было уйти сейчас же, уехать. Ей надо было не подпускать его к себе, особенно когда они оставались наедине. Это было безумием и могло только еще больше накалить обстановку. Но ее чувственность, та сторона ее существа, которая принадлежала Кейлу, и только Кейлу, победила, вынудив ее остаться. Невзирая ни на какую логику или здравый смысл, диктовавшие поступить иначе.

Храни ее Бог — она хотела узнать, что Кейл ей скажет.

Джасмин опустилась на удобный диван и устремила взгляд на елку, не видя ярко мигавших лампочек, радужной мишуры и игрушек, маленьких подарков в праздничной обертке и карамелек. Горькие слезы просились ей на глаза, но она не позволяла себе расплакаться и только судорожно сглатывала.

Этих пяти лет разлуки словно и не было. Неудивительно, что ей так не хотелось ехать сюда. Подсознательно она все время знала, что по-прежнему привязана к нему — ничуть не меньше, чем пять лет назад.

Когда она увидела, как он поднял Тоби, чтобы мальчик прикрепил ангела к макушке елки, боль пронзила грудь Джасмин. Комок льда, сковывавший ее сердце, треснул и начал таять. Теперь ей хотелось плакать — слишком много для нее значил Кейл, слишком ей было больно, когда она узнала о существовании Кэти и маленького Тоби.

Оплакивай… оплакивай все, что потеряно, что не случилось, сердито сказала она себе. Прошедшее время. Всегда — прошедшее. Она смахнула с раскрасневшихся щек набежавшую слезу. Неужели ей никогда не удастся избавиться от прошлого?

С той ночи их любви — а за ней последовали еще многие — они были неразлучны. Когда Кейл уходил на работу или учебу, Джасмин в одиночестве делала долгие заплывы в бассейне или сидела и думала о Кейле. В то время вся ее жизнь казалась до невероятности простой: она любила Кейла, а Кейл любил ее. Тут и начало, и середина, и конец.

До чего она была легковерна и как заблуждалась! Невыносимо мучительный конец наступил, когда растущая неприязнь между ее матерью и Лореллой завершилась ссорой.

Лорелла никогда не испытывала расположения к Рику, младшему брату Джасмин. Он, со своим юношеским обаянием, не сумел ничего добиться от матери Кейла. К тому же казалось, что, когда Рик находился дома, из-за него все шло кувырком. Джасмин привыкла к поведению брата и не замечала, что обстановка в доме накаляется. Она была поглощена Кейлом и вообще ничего не замечала.

Так что, когда Лорелла предложила Мойре, Джасмин и Рику перебраться из большого дома в привратницкую, Мойра Макканн рассвирепела, обвинив Лореллу в том, что она пытается вбить клин между Джеймсом и его родней. Хочет выжить их.