– Выпиваешь втихаря? – звучит игривый голос за спиной.

– Я так волновалась, Гриша!

– Волновалась? – Он с доброй улыбкой смотрит на меня. – Значит, ты ко мне неравнодушна.

Неужели мы знакомы всего сутки? Мне кажется, я здесь уже неделю и знаю этого человека давным-давно.

– Предлагаю зайти домой, скинуть вещи и переодеться. Через полтора часа мы должны быть в «Метрополитен опера».

– Что будем слушать?

– Сезон оперы завершен. Мы идем на балет, если ты не возражаешь.

19.30

Решила выпендриться. В смысле – облачиться в подаренный Лизой серебристо-черный туалет «для истинных леди». Натянула новые колготки, в которых не стыдно появиться в Обществе. Взгромоздилась на каблуки. Надушилась звездным парфюмом Элизабет Тейлор. Напудрилась, подрумянилась и подвела глаза.

– Боже мой, Алечка, какая ты, оказывается, красивая! – восклицает Грегори.

Больше всего мой слух царапнуло это – «оказывается».

21.00

Мы сбежали после первого отделения. Как-то хиленько протекал балет, без искры. Несколько лет назад я смотрела его в Большом театре и испытала тогда истинный восторг. А здесь – какая-то вялая игра. У солистки словно бы живот болел, так тяжело она подпрыгивала и приземлялась. Да и партнер таскал ее по сцене вымученно. Без вдохновения. К тому же сама я буквально клевала носом. От перенасыщения впечатлениями. Или недосыпа. В общем, не пошел балет. Мы несколько раз переглянулись с Грегори, а в антракте подхватились и покинули старинное это здание.

– Обрати внимание, мы здесь такие одни, – сказал Грегори.

– Какие именно?

– Ну, которые уходят, не досидев до конца. – И добавил: – Заплатив двести пятьдесят долларов. За билет!

21.30. Ресторан Iridium неподалеку от Metropolitan Opera.

Мерцают свечи. Грегори не прикасался еще к своей любимой припущенной спарже и кукурузным крокетам. В моей тарелке остывает изысканное суфле из лосося под сливочным соусом с красной икрой. Я не могу проглотить ни кусочка.

Мы сидим, не отводя друг от друга глаз. Я пью уже второй бокал розового вина не в состоянии унять дрожь. Грегори берет мою руку и кладет между своими ладонями.

– Милая моя, у тебя такие дивные руки, – говорит он. – Я это понял сразу же, как только впервые коснулся их. Знаешь, для меня чрезвычайно важно первое прикосновение к руке женщины.

– Отчего же? – спрашиваю я.

Моей руке неожиданно становится липко.

– Это важнее даже, чем первый взгляд, – продолжает Грегори. – Вид может быть обманчивым, а прикосновение – никогда! Скажи, ты помнишь свое впечатление, когда я впервые взял тебя за руку?

Я помнила это очень четко. Тогда, в лимузине, мне было крайне неуютно и хотелось убежать от него. Прикосновение не доставило мне никакого удовольствия. Оно казалось неприязненным, холодным и чужим.

– Конечно, помню, – ответила я и сокрушенно покачала головой, – что, по-твоему, должна испытать женщина после фразы: «Какие сухонькие у тебя ручки»? Досаду почувствовала, вот что!

– Алечка! Речь шла исключительно об их внешнем виде. Когда я впервые взял тебя за руку, то сразу ощутил приятное тепло. – Он сделал паузу. – Мне очень хорошо с тобой. Просто давно ни с кем не было так хорошо. – Снова помолчал и печально произнес: – Представить не могу, что совсем скоро придется тебя от себя отпустить! Как пережить это, не знаю.

Он прав. Скоро домой. Следует подумать, с каким чувством буду теперь возвращаться в свою разруху и убожество.

– Знаешь, – говорит Грегори, глядя мне прямо в глаза, – моя мама изрекла однажды великую фразу. – Грегори сжал мою руку. – Она прозвучала так: «Нужно быть всегда готовым к встрече со своим Счастьем». – Он пристально смотрит на меня. – Ты только вдумайся, сколько мудрости за этим стоит и как это верно!

Вдумываюсь, киваю.

– Алечка, послушай! Мы с тобой словно бы два одиноких, два гордых корабля, долгое время бороздили чужие реки, моря и океаны, вынужденно прибиваясь к посторонним причалам… И вот, наконец, встретились в одном из морей. И узнали друг друга. И притерлись бортами.

– …бортами… – эхом повторяю я.

– Да. Мне кажется, именно ты способна сделать меня счастливым. Впервые я ощутил это за месяц до нашей первой встречи. Представляешь?

Я недоверчиво покачала головой.

– Правда-правда. Ну, конечно, там, в аэропорту, меня в первое мгновение сбил с толку твой угрюмый вид и тот недовольный взгляд, которым ты меня разглядывала. Я тоже не сразу признал тебя.

С удивлением посмотрела на него. Вот даже как?

– Теперь недоумеваю: где были мои глаза? – продолжил Грегори. – Ты так хороша, Алечка, ты просто прекрасна!

Я ответила ему благодарным пожатием руки.

– Тебе не хватало в этой жизни только одного – меня, – подвел черту Грегори.

– А тебе? – спрашиваю огорошенно.

– А мне, разумеется, не хватало тебя, – снисходительно улыбается Грегори. – Скажи, дорогая, ты же всегда мечтала встретить настоящего мужчину?

– Всегда! – отвечаю честно. Ну, что тут скажешь…

– И, встретив, хотела бы услышать от него нечто особенное?

– Особенное?

– То, чего с трепетом ждет каждая барышня?

– Конечно, – заинтригованно говорю я.

– Готова услышать?

– Готова.

– Прямо сейчас?

– Да!

Грегори вновь сжимает мою руку и произносит торжественно:

– Дорогая, ты выйдешь за меня замуж?

Первое в жизни предложение (которого с трепетом ждет каждая барышня) мне сделал Миша Либерман.

Милый, ничего не подозревающий Мишка.

Со списком отысканных старых партизан вернулся он тогда из глухой деревни и сразу бросился ко мне – растерянной, подавленной, примятой. Сгреб в объятия и, уткнувшись носом в мою макушку, пробормотал:

– Никогда, слышишь, никогда я не оставлю тебя одну! Клянусь! Я так извелся там без тебя! Ну что ты плачешь, Аленький? Давай поженимся?

Таким вот скоропалительным образом я получила то, о чем мечтает каждая… И конечно, сразу же с восторгом согласилась.

Вскоре мы вернулись в Москву. Экспедиция завершилась. С поезда направились прямо ко мне домой. По дороге Мишка купил гвоздики и бутылку белого вина «Свадебное». Я рассказывала ему, как Лизкин жених приходил к моим родителям с букетом роз и «Золотым шампанским». Мне хотелось, чтобы меня тоже сватали по правилам. Пусть и не столь шикарно.

Дома была лишь бабушка. Она накормила нас обедом – традиционным бульоном с клецками, пушистыми куриными котлетками и картофельным пюре. До чего же я соскучилась по бабушкиным обедам!

– Как прошла Лизкина свадьба? – поинтересовалась я, причмокивая.

– Аля! – Бабушка укоризненно покачала головой. – Ты же девушка, как можно так выражаться при молодом к тому же человеке?

– Ладно-ладно. Лизонькина свадебка. Так лучше?

– Свадьбу отпраздновали в ресторане ЦДЛ, народу было много, я и половины не знала. Столы буквально ломились от снеди, не знаю, зачем столько заказали – даже оставить пришлось! Лиза была необыкновенно хороша, платье ей справили – загляденье: длиннющее, в пол, со шлейфом, все бисером расшитое! Что еще? Ну, молодежь конечно же веселилась, танцевала… Что тебе еще рассказать?

– Отсутствия непутевой сестры никто и не заметил… – с внезапно накатившей обидой констатировала я.

– Ну что ты, Алечка, зачем ты так? – расстроилась бабушка. – Все как раз удивлялись, что ты своенравно поступила: предпочла свадьбе сестры какой-то там поход.

В дверях зашуршали ключи, это родители вернулись домой.

– Мама, папа, – торжествующе воскликнула я, – познакомьтесь, это – Миша Либерман, мой жених!

Родители застыли на пороге с выражением безмолвного недоумения на лицах. Я локтем толкнула Мишку в бок: «Давай!» Он схватил цветы и взволнованно сунул их маме со словами: