Стиснув зубы от боли и гнева, Эйрис дотянулась до кучи оборудования и извлекла из нее то, что ей было нужно. Оранжевые круги в комнатах не выдавались из стены. И все, что могла сделать Эйрис, это сложить в шесть раз кусок плотной ткани так, чтобы сквозь нее не пробивался оранжевый свет, и приклеить эту ткань на стену хондром, липким соком, который она выжала из одного растения, чтобы посмотреть, как он выглядит под увеличителем гедов.

Почему геды не сказали, что наблюдают за людьми? Ничего не сказали!

Интересно, кем мы им кажемся, когда едим, моемся, любим друг друга под этим огромным, скрытым увеличителем? И почему они наблюдают за нами тайно?

Или это не тайна? Возможно, они просто ждут, когда им зададут вопрос? И скажет ли Гракс правду, если она этот вопрос задаст? Да, надо обязательно спросить геда об этих оранжевых кругах…

Мозг Эйрис лихорадочно работал, и сон пришел не скоро. Она спала очень чутко и немедленно проснулась, когда отворилась дверь. «Нет, — подумала Эйрис, — я не хочу, чтобы он был здесь». Дверь мгновенно закрылась, но она все же успела разглядеть силуэт человека, скользнувшего в комнату. Нет.

— Келовар, — устало произнесла Эйрис. — Я не хочу…

Наступила напряженная тишина.

— Это я, Дахар, — послышался наконец ответ.

Женщина вздрогнула и попыталась сесть на подушках. Боль отозвалась в ноге. Дахар не шевелился. Эйрис скорее ощущала, чем видела его в кромешной темноте комнаты.

— Как… как ты сюда попал?

— Мне помог Гракс, дал устройство открывающее замки. Такое же, как и то, которым он открыл дверь комнаты варвара.

— Зачем?

— Зачем он дал мне устройство или зачем я воспользовался им, чтобы прийти сюда? — резко спросил Дахар.

— Да, я хочу знать и то и другое, — выдохнула Эйрис.

Темноту вдруг рассеял неяркий свет. Это Дахар нажал на оранжевый круг через сложенную ткань. В первое мгновение Эйрис зажмурилась, когда же она открыла глаза, то увидела, что Дахар стоит рядом с ней и рассматривает ее больную ногу.

— Жрец-легионер, которая тебя лечит, не очень опытная. Я хочу осмотреть твою ногу сам.

Дахар не смотрел на женщину, но она видела его лицо На нем была написана горечь, усталость и отчаяние. Такое же отчаяние она испытала в первые дни в вельде, в первые дни изгнания: «Продолжай двигаться, не останавливайся, продолжай двигаться!» — думала она тогда. И сейчас, глядя на лицо Дахара, видела в нем такое же отчаяние.

— Ты не должен был приходить сюда, — прошептала она. — Это слишком опасно.

— Я могу заново вправить кость. Я сделаю это лучше.

— Дахар, ты слышишь меня? Если они найдут тебя здесь…

— Я могу заново вправить кость, — повторил он с усталым упрямством в голосе.

— И я смогу снова ходить?

— Дай мне взглянуть. Я могу заново вправить кость.

Женщина кивнула. Дахар опустился на колени, снял шину, которую сестра-легионер наложила на ногу, и ощупал сломанную кость. Эйрис вскрикнула. И тут же у нее промелькнула мысль: «Если кто-нибудь услышал ее и пошел за Келоваром, чтобы открыть дверь…» Текли минуты. Но никто не появился.

— Дахар. Если я закричу и кто-нибудь придет…

— Кто еще может войти к тебе, кроме Келовара?

— Никто. Но Келовар…

— Я знаю Келовара, — как-то отрешенно произнес жрец. В его голосе слышалась беспредельная усталость. — Он должен понять, что я могу заново вправить кость. Если я этого не сделаю, ты никогда не сможешь ходить, останешься калекой на всю жизнь…

Эйрис пожала плечами и попыталась сосредоточиться.

— Подожди, — тут есть лекарство, которое мне дала твоя жрец-легионер…

— Не моя, — раздраженно произнес Дахар и пристально посмотрел на женщину. Его черные джелийские глаза ничего не выражали. — Какое лекарство? Где?

— Здесь, в чаше.

Он поднес ее к носу, понюхал, капнул лекарство на язык.

— Да. Отлично. Это поможет унять боль.

— Прошлый раз я отключилась на целый день.

— На этот раз такого не будет. Оно простояло слишком долго. Но твои мысли могут начать путаться.

— Если так, то я снова могу закричать, и кто-нибудь позовет Келовара открыть дверь…

Мгновение жрец смотрел на дверь оценивающим взглядом опытного солдата, затем его взгляд потух, и он отвернулся от Эйрис, будто не хотел, чтобы та видела, что отразилось в его глазах. Затем жрец снова повернулся к ней и протянул лекарство. Эйрис выпила. Все закружилось у нее перед глазами, мозг затуманился, но боли она не почувствовала.

И все же, когда Эйрис пришла в себя, губы у нее были искусаны до крови, а в глазах стояли слезы.

— Я? Я… не?.. — Эйрис что-то хотела спросить, но не смогла — лекарство все еще действовало. Не могла она и вспомнить, что хотела спросить и почему спрашивала.

— Нет. Нет, ты не кричала, успокойся. Подожди, мне надо перевязать тебе ногу. — Жрец занялся перевязкой, а женщина наблюдала за ним так, словно нога принадлежала не ей, а кому-то другому. Это было странное ощущение.

Она чувствовала себя самой собой и одновременно кем-то другим, понимала, что так действует наркотик.

— Теперь я буду ходить как и раньше? — спросила Эйрис отстраненно, как будто речь шла не о ней.

— Когда нога заживет.

— Дахар…

— Тебя не тошнит?

— Нет, — Эйрис вдруг рассмеялась звонко, как девочка. Это показалось ей странным, и она нахмурилась, потом засмеялась снова.

— Все в порядке, не беспокойся. А нога действительно заживет?

— Да.

— Почему ты пришел вправлять ее?

Дахар не ответил. Лицо его снова превратилось в маску, на которой были написаны усталость и горечь.

— Ты пришел, потому что думал — я пострадала из-за тебя. Из-за того, что ты придумал это Соглашение Кридогов и двое джелийцев напали на меня. — Эйрис слышала свой голос издалека, и понимала, что это говорит наркотик, что без него она никогда не смогла бы сказать правду — Это Келовар тебе обо всем рассказал? — спросил он.

— Нет. Я уже сказала тебе, что мы расстались. Я сама обо всем догадалась. Возле Стены. Они изгнали тебя, да? Из Джелы?

Жрец поднялся и направился к двери. И услышал слова, которые она проговорила ему вслед:

— Но ты пришел помочь мне не только поэтому. Нет, Дахар. Ты совершил над собой насилие, чтобы прийти сюда? Ты рисковал жизнью, чтобы помочь делизийке. Ты пришел, потому что я — делизийка. Ты нарочно нанес себе эту рану.

Дахар повернулся и посмотрел на женщину в упор.

— Да, — продолжала она, слегка улыбаясь и все еще находясь под воздействием наркотика, — ты хотел помочь делизийке. У нас, стеклодувов, говорят, что, «когда печь слишком горяча, она ищет малейшую трещину». Ты когда-нибудь слышал это? Нет, конечно, нет. Ты никогда не работал со стеклом. Эмбри спросила меня, что это значит. Она тогда делала синюю бутыль… — Что она говорит? Эмбри… При имени дочери у нее закружилась голова, но она продолжала говорить точно в бреду. — Ни разу в Эр-Фроу я не произнесла этого имени… Никогда…

— Кто это — Эмбри? — мягко спросил Дахар.

— Моя дочь, — Эйрис закрыла глаза. — Моя дочь… в Делизии.

Мгновение он молчал.

— Почему ты оставила ее там?

— Мне пришлось. Меня изгнали из города.

— Почему?

— Я сделала фигуру из стекла. Двойная спираль синяя с красным. Двойная спираль джелийских жрецов-легионеров Его рука замерла под ее ладонью. Головокружение и усталость навалились на Эйрис, и она закрыла глаза.

— Я сделала ее потому, то это было красиво. Не потому, что это джелийский символ, а просто оттого, что это красиво. Красиво. Тебе это не кажется смешным, Дахар? Красота целительной эмблемы жрецов-легионеров изгнала меня из Делизии в Эр-Фроу, где изгнанный жрец-легионер рискует жизнью, чтобы вылечить меня, потому что я делизийка.

— Я пришел не потому, что ты делизийка, — сказал Дахар.

— Нет, — возразила Эйрис. — Потому.

Дахар взглянул вниз, на ее правую руку, лежавшую у него на запястье. За минувшие десятициклы красные шрамы на ее большом пальце побелели и превратились в тонкие длинные полоски уплотненной кожи.