Она видела, как его ранят ее слова, и радовалась.
У него побелели губы.
— Это не цена. Ты рассуждаешь, как привыкли все делизийцы. Как Тей, для которого лекарство — предмет наживы, будто лечение — кусок стекла, за который можно торговаться на рынке. И ты еще смеешь говорить о теории и опытах! Какие у тебя основания верить Джехан? Она влюблена. Она слишком вспыльчива и не умеет управлять своими чувствами, потому и не стала даже тренером. Белазир заметила бы это невооруженным взглядом. А ты — ты, которая, если верить твоим словам, бросила свой народ ради гедийских званий, — веришь на слово кому попало. Ты просто заранее решила, что геды хотят причинить нам зло. Почему? Откуда такая уверенность, милашка?
— Не называй меня так!
— Почему ты так стремишься убедиться в нечестности гедов?
— Я ни к чему не стремлюсь, я просто… — она запнулась, почувствовав ловушку.
— Ты просто уверена. Тебе не нужны доказательства. Типично по-делизийски, милашка.
— Ладно, пусть «Делизия для предательства». Тогда скажи-ка, кто убил Белазир?
Он ничего не ответил, а его страшная бледность не заставила Эйрис замолчать.
— Не солдаты Калида, — продолжала Эйрис, — не геды. Значит, джелийцы.
Белазир убили собственные легионеры, «Кридоги», которых ты создал. А может быть, ее убили горожане? Вроде СуСу и Лахаба? Забитые, притесненные, тупые горожане. Оказавшись в Эр-Фроу, ваши земляки наконец поняли, кто здесь настоящие хозяева, и взбунтовались. Не смогли простить Белазир выдачи Калиду двоих собратьев…
— Джехан спасла тебя от них. Тебя.
— Вот именно! А что делаешь ты, джелиец, когда сестра-легионер приходит к тебе за помощью, потому что геды забрали Талот? Ты называешь девушку лгуньей! Значит, «Делизия для предательства»?
— Те были легионеры, — холодно перебил ее Дахар. — Ты только что сама сказала.
— А раньше ты не знал? Но то, что ты больше не джелиец, вовсе не значит, что ты стал гедом!
— Так же как и ты. Ты тоже не делизийка. Только боюсь, ты вообще не способна на преданность.
Его презрение обожгло Эйрис. Она так сильно впилась ногтями себе в руку, что выступила кровь.
— Ответь-ка, Дахар. Новый микроорганизм вызвал чесотку. Гракс сказал, что этот микроорганизм погибает под солнцем Кома. Но если он не с Кома, то откуда?
Его взгляд застыл; она продолжала:
— Этот организм должен был попасть на нашу планету вместе с гедами на их космических лодках. Откуда еще ему взяться? И в то же время Гракс утверждает, будто они с ним никогда не сталкивались. Трудно поверить, зная их всесильную науку, которая способна разложить мир на мельчайшие составляющие. Как же так?
Она видела, что, несмотря на бешенство, Дахар задумался над ее словами.
Наблюдая за ним, Эйрис вдруг поняла, что никогда еще так не любила этого человека, как сейчас, когда ненавидела его всем сердцем.
— Наверное, в твоих словах есть доля правды. Я спрошу об этом у Гракса.
Пусть ответит, как чесотка попала в Эр-Фроу.
— Это все равно что выяснять у Тея на базаре, на сколько он тебя надул.
— Не пытайся играть на моей ненависти к торгашам!
— Я ни на чем не играю. Просто взываю к твоему здравому смыслу. И прекрати расставлять мне ловушки. Он спросит Гракса! Лучше спроси, почему он умолчал об оранжевых кругах.
— Но он же не солгал, когда мы спросили…
— А если бы мы не догадались спросить? Они подглядывали за нами и молчали, а скрывать что-то ради собственной выгоды — то же надувательство!
Дахар, воспитанный в условиях взаимной слежки братьев-легионеров, только презрительно усмехнулся, а Эйрис добавила:
— Поинтересуйся лучше у гедов, где они держат подружку Джехан. И как ее лечат.
— Это уже ни к чему. Если Талот у них, то скоро окажется за пределами города, под ярким солнцем Легкого сна. Вельд излечит ее. Геды открывают ворота Эр-Фроу.
— Откуда ты знаешь? — уставилась на жреца Эйрис.
— Мне только что сказал Гракс.
— Но год еще не закончился!
— Это их подарок людям. Тем, кто может оценить его по достоинству…
Подарок, Эйрис, не сделка. Но когда геды покинут Ком, Гракс возьмет нас с собой в космическом корабле. Он предложил это и другим.
Делизийка затаила дыхание. Дахар пристально, бесстрастно наблюдал за ее реакцией.
— Тей и Криджин отказались. Торговец предпочел вернуться в Делизию, к своим грязным делишкам… О нем и говорить нечего. Лахаб отправится с гедами. Слово за тобой.
Этот вопрос — острый, как лезвие бритвы, — требовал прямого ответа.
Дахар ждал, сложив руки на груди, все еще сжимая горлышко врофового сосуда. Эйрис вспомнилась другая бутыль, синяя. Она блеснула в лунном свете, там, в вельде, когда Эйрис метнула ее в кембури. О, Эмбри! Где ты, моя девочка?!
— Давай начистоту, Эйрис. Ты полетишь или нет?
Она подняла затуманенный взор. А в его глазах горела страсть. Смерть Белазир, боль, которую они причинили друг другу этой ссорой, все померкло перед ослепительным блеском космического корабля гедов — никто и ничто не могло поколебать его решимости. Он взойдет на корабль, и никому его не остановить. И Эйрис поняла: Дахар такой же фанатик, как и Келовар.
— Ты полетишь, Эйрис? — снова повторил жрец.
Она закусила губу и отвела взгляд. Дахар схватил ее за подбородок и повернул так, чтобы видеть ее глаза.
— Ты полетишь с гедами?
Эйрис вздрогнула: он чуть не свернул ей шею.
— Если я скажу «нет»… Ты отправишься без меня, — задумчиво произнесла Эйрис.
Дахар отпустил ее. Он стоял, мрачно глядя на женщину с высоты своего громадного роста. Внезапно его гнев остыл.
— Да, ради их науки ты за ценой не постоишь, — сказала она.
Противоречивые чувства боролись в Дахаре, но голос стал таким же спокойным, как у нее.
— Да. Любой ценой, — повторил жрец.
Эйрис не почувствовала себя победительницей. Они не решались взглянуть друг на друга.
— Дахар, будь осторожен, пока… пока ты еще здесь. Не исключено, что Келовару рассказали… о нас.
— Он угрожал тебе?
— Нет. Он попытается убить тебя, а не меня. Келовар никогда не смирится с тем, что я предпочла солдату-делизийцу джелийского легионера. Он перекроит правду под свои убеждения… впрочем, как и ты, Дахар. В общем, будь… осторожен.
Она понимала, каких усилий ему стоил ответ:
— Гракс заберет нас к себе, прямо сейчас. Лахаба и меня. Мы ждали только… твоего согласия.
Эйрис крепко зажмурилась. Почувствовав на плече тяжесть его руки, она с такой силой сбросила ее, что мышцы отозвались глухой болью. Дахар судорожно перевел дыхание. Потом дверь отворилась и снова захлопнулась.
57
Кто-то поднял температуру на десять делений, почти до уровня торжества.
В теплом воздухе витали благоухающие, пьянящие феромоны. В них все еще сквозил оттенок тревоги и неуверенности, но никто из семнадцати гедов не просил Энциклопедиста отключить обогрев. Радость сейчас гораздо важнее, чем кристальность и чистота.
Они собирались домой.
Возвращались с жителями Кома на борту, под бременем последних известий с Флота, разбитого людьми, возвращались, так и не найдя решения Ключевого парадокса — но, главное, возвращались. Голоса рокотали комбинациями точных фактов, иногда переходя на конструкции намеренного беспочвенного каприза.
Последние ни разу не использовались со времени прибытия на эту коварную, аморальную планету. Руки гедов гладили друг другу спины, головы, конечности. Мощный, влекущий аромат приближающегося совокупления будоражил.
Отсутствовал только Гракс, который все еще беседовал с двумя мужчинами, отправлявшимися на корабле вместе с годами.
Восторг был особенно сладким, потому что никто не надеялся улететь с Кома до истечения «года». Но после бесконечных рассуждений, на которые ушла вся «ночь» — и которые доставляли наслаждение сами по себе — геды решили, забрав с собой тех, кто проникся к ним преданностью, покинуть планету. Ни к чему мешкать. Эксперименты с целью подчинить людей при помощи препаратов провалились. Покорность, вызванная химикатами, разрушала интеллект, а вещества, которые не вредили интеллекту, не делали людей более податливыми. Значит, управлять их поведением на корабле будет невозможно.