— И ты запомнил?

Он медленно оглядел комнату, оборудование гедов, устройство, которое она сделала, используя непонятную для них обоих силу.

— Да, запомнил.

Он все еще медлил, смущенный и нерешительный. Эйрис приблизила свои губы к его губам…

Гракс смотрел на пустой экран и вдруг услышал голос Дахара: «Да, запомнил». Однако изображения на экране не было, он показывал только затейливо переплетающиеся узоры ткани, которую Эйрис приклеила на оранжевый круг. Гракс нахмурился. Мышцы в углах его рта напряглись, легкая складка пробежала по лбу под третьим глазом, который был чуть больше двух других. Но Гракс даже не заметил, что нахмурился, его феромоны не изменили запаха. Роуир и Крак'гар сидели, повернувшись к нему спиной, занятые собственной работой. Ни один из них ничего не заметил. Ни один из них не проводил долгие часы с Дахаром в пустом Доме Обучения. И ни один из них не смог бы узнать человеческий жест в движении Гракса. Если бы Гракс увидел что-нибудь подобное на их лицах, он, возможно, тоже не понял, что это такое.

Хмурясь, гед продолжал смотреть на экран.

Эйрис лежала в одиночестве, глядя на дверь, которая только что закрылась за жрецом. Полоска оранжевого света прорезала темноту, задержалась на мгновение, и Дахар исчез.

«Я так и не рассказала ему, — подумала Эйрис через какое-то время, — о слушающих шлемах гедов, об их оранжевых зрячих устройствах». «Я наблюдал за тобой и увидел Эр-Фроу». «На Коме не происходило ничего более важного, чем появление гедов, гедийская наука…» — вспомнила она слова жреца и еще раз пожалела о том, что ни о чем ему не рассказала.

Внезапно дверь открылась снова. Эйрис вскинулась и схватилась за одеяло, чтобы прикрыть наготу.

— Эйрис, — начала Ондар, — я пришла помочь тебе помыться. Ты хочешь есть? Как нога?

Позади женщины в коридоре стоял Келовар. Он открыл Ондар дверь, которая иначе не смогла бы сюда попасть.

— Что с твоей лампой? На ней тряпка. Зачем ты закрыла свет? — удивленно спросила Ондар.

— Он… резал мне глаза.

Ондар через ткань нажала на круг. В одной руке она держала миску с теплой водой, в другой — чаши с едой.

— Это, наверное, от лекарства, — бодро сказала она. — Келовар, ты идешь?

Но солдат не пошевелился, а Эйрис не решалась взглянуть на него. Ондар, слегка хихикнув, вытянула ногу назад и слегка толкнула дверь. Она захлопнулась. Ондар усмехнулась.

— Иногда с мужчинами можно поступать только так! Как твоя нога? Я не собираюсь снимать шину, но поставлю воду здесь и когда… — она резко остановилась.

Эйрис продолжала смотреть на оранжевый круг, закрытый тканью, потом перевела взгляд на Ондар, которая широко открытыми от удивления глазами смотрела на разбросанные по полу подушки. Нос ее слегка наморщился. Эйрис поняла: женщина догадалась, что здесь только что занимались любовью.

— Келовар? — спросила Ондар с сомнением.

— Нет.

— Тогда кто?

— Не спрашивай меня об этом.

Ондар лукаво улыбнулась, но, почувствовав напряжение в голосе Эйрис, погасила улыбку, а Эйрис ругала себя за то, что делала тайну из того, что не могла и не хотела скрывать. Она снова почувствовала себя усталой и измученной. Ногу пронзила острая боль. Ондар мяла в руке полотенце.

— Конечно, я не хотела бы вмешиваться… — хихикнула она. — Но с такой ногой… Должно быть, тебе очень не терпелось, да и ему тоже!

Эйрис почувствовала, что сейчас у нее начнется истерика, и с трудом взяла себя в руки. «Осторожно, нужно быть осторожной, иначе ты навредишь Дахару», предупредила она себя и улыбнулась подруге. Эйрис не могла не ценить доброту Ондар. Среди опасных зверей, которые населяли Эр-Фроу, она почти забыла, что на свете еще есть доброта.

— Почему ты так обо мне заботишься? — спросила Эйрис, когда Ондар принялась обмывать ее здоровую ногу.

— Почему бы и нет? Ты бы тоже помогла мне, если бы на меня напали… мерзавцы-джелийцы… О, извини. Я не собиралась говорить… об этом.

Скажи, а геды знают о проводах и штуках, которые свалены у тебя в комнате?

Эйрис не могла удержаться и взглянула на закрытый оранжевый круг.

— Да, знают.

— Верно, их не очень-то беспокоит, что ты собираешь все эти штуки.

Дай-ка я переверну тебя. Больно?

Эйрис вскрикнула, потом спросила:

— Ты доверяешь гедам?

— То есть как это — доверяю?

— Ты веришь их словам о том, что они якобы помогают нам потому, что мы знаем так мало, а они так много?

— Мы знаем достаточно! — отрезала Ондар, и в ее тоне Эйрис расслышала уже знакомый отказ гедам в какой-либо значимости: «Мы не меньше оттого, что они больше». — Мы прекрасно справлялись со своими делами в Делизии до того, как пришли геды, и мы… Делизия будет жить, когда закончится этот год и они уйдут.

— Ты вернешься назад, в Делизию? — Эйрис пыталась направить разговор на свою подругу, чтобы та снова не коснулась опасной темы.

Но лицо Ондар захлопнулось, словно ящик. Через минуту она сказала:

— Эйрис, я хотела спросить еще вчера. Что ты делала одна возле пустующего зала? Он гораздо ближе к джелийским постам, чем к нашим.

— Он не пустует. Там живет молодая женщина, почти ребенок. Ей очень плохо сейчас. Я несла ей лекарство от боли.

— Какая женщина, я ее знаю?

Эйрис ответила осторожно, будто прилаживая провод к незнакомому элементу:

— Нет, ты ее не знаешь, это джелийская проститутка.

— Джелийка! Зачем ты… О, я слышала об этом. Это та самая, которой ты помогла, когда ее дружок был болен, так? Она убежала к нему от джелийских легионеров. Этот огромный варвар и крохотная девочка… она выглядит не старше одиннадцати. Почему она там одна? Что случилось с великаном?

— Он умер.

Ондар выжала полотенца.

— У тебя девочка такого же возраста… Мне тоже жаль эту проститутку, она почти ребенок… Их легионерам нравится, когда это делается насильно, ты же знаешь. Животные! Должно быть, ее тоже захватили в плен из какого-нибудь племени варваров — она меньше ростом, чем любая джелийка, которую я видела в Эр-Фроу. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь рассказывал, что она умеет говорить. Она что, немая?

— Нет.

— И говорит с джелийским акцентом?

— Да.

— Но тогда зачем ты ей помогала?

«Будь осторожна», — снова предупредила себя Эйрис.

— Потому что она такая маленькая и беззащитная. Ондар, у тебя были дети?

Лицо Ондар снова замкнулось, будто в ее душе захлопнулась дверь.

Женщина поднялась.

— Я закончила. Еда здесь, Эйрис. Ешь, пока она горячая. Я зайду позже, после Дома Обучения.

— Прости, Ондар. Я не хотела задавать ненужные вопросы…

— Забудь об этом! — Ондар вздрогнула, встала спиной к Эйрис, но через несколько секунд повернулась к ней лицом, широко улыбнулась, затем сказала решительно:

— Мне надо идти в Дом Обучения. Кстати, ты знаешь, что вчера не прошло и часа с начала занятий, как все геды ушли? Все. Ушли, да так и не вернулись. И мы, конечно, тоже ушли. Я должна… Мне надо… — Голос Ондар споткнулся, женщина стремительно направилась к выходу.

Эйрис долго лежала не шевелясь. Она думала о СуСу, такой одинокой в пустом зале, об Ондар, которая, возможно, отправилась с Каримом в свою комнату, а вовсе не в Дом Обучения, о Дахаре — прежде всего о Дахаре, потому что не знала, где он, не грозит ли ему опасность. Она не спросила, куда он идет, не успела. Пустят ли его в зал легионеров ведь он больше не брат-легионер? А может быть, он пошел к джелийским горожанам или в Дом Обучения, к гедам?

Потом Эйрис стала размышлять о гедах, которые наблюдали за людьми в каждой комнате Эр-Фроу. А может, она ошибается, думая, что оранжевые круги это глаза, а не что-то еще абсолютно ей неизвестное, какое-то другое изобретение гедов. Эйрис стиснула руки. Она сомневалась, понимает ли хоть что-нибудь здесь.

Наконец ей удалось заснуть, но сон ее был беспокойным. Проснулась она от страшной боли в ноге — джелийское лекарство наконец перестало действовать. Сколько времени прошло с тех пор, как ушла Ондар? Эйрис не знала, у нее не было чувства времени, как у брата-легионера. Кто-то настойчиво постучал в дверь. Больная нашла в себе силы дотащиться до двери и открыла ее, хотя чуть не потеряла сознание. В комнату проскользнул Карим. В руках у него был, как показалось женщине, какой-то узел. Но это оказалась СуСу, обнаженная и чем-то перепачканная.