Конечно, без тебя я туда не пойду. Подожду, пока ты не вернешься…

— Без тебя мне там нечего делать.

Я опять сжал ее руку. На экране монитора аппарат вычерчивал волнистые голубые линии. Я посмотрел в сторону сестры. Она подняла голову и одобрительно подняла вверх большой палец.

— Знаешь, на чем я сегодня приехал к тебе?

— На своем мотоцикле! Папа починил его, представляешь?

— Он почти как новенький, только теперь издает странные звуки, как будто лает. Ав! Ав!

— Но я ехал очень осторожно, можешь мне поверить.

— Не хватало мне еще одной аварии…

— А мама придумала для тебя заговор. Она велела мне откусить кусок яблока и закопать около твоего коттеджа…

— И еще она сказала, что если у меня есть дар как у нее…

— То тогда колдовство, скорее всего, сработает.

Я похлопал себя по карману с яблоком.

— И еще кое-что я хотел тебе рассказать…

Биииииииииииииииииии… — аппарат внезапно пронзительно заверещал, а лицо Сэм исказила судорога. Может быть, это был простой спазм, не знаю. Ее рот приоткрылся, и она издала тонкий, еле слышный писк, как попавшая в пианино кошка. Через секунду дверь распахнулась и в палату вбежали сразу три сестры. Одна из них начала нажимать на какие-то кнопки, другая в это время стягивала покрывало с кровати Сэм, пока третья придвигала к ее кровати каталку.

— Извини, мальчик, — бросила она мне, — тебе надо идти. Давай, давай… — И куда-то умчалась.

Я постоял перед стеклянной перегородкой, посмотрел, что медсестры делают с Сэм. Надо отдать им должное, работали они профессионально, четко и быстро. На каталке стоял еще один аппарат, но я не успел его толком разглядеть: одна из сестер опустила жалюзи, и они закрыли мне весь обзор. С минуту я стоял, разглядывая жалюзи, а потом пошел поискать кофе-автомат. Я сел на подоконник с пластиковой чашкой, наблюдая, как сестры, врачи, уборщики, санитары торопливо проходят мимо меня, каждый по своим делам. У всех в больнице были дела, кроме меня. Я чувствовал себя обманутым и ненужным, как будто мне подарили краденую игрушку, в которую нельзя играть. Больше всего мне хотелось лечь в постель, завернуться с головой в одеяло и заснуть. Я хотел темноты, маминого тепла и безопасности. Верните меня в прошлое, думал я, дайте мне самому решать, что мне делать, а не выполнять чужие решения. Отпустите меня.

Через час я снова пошел в реанимацию. Аппараты вновь гудели ровно и пикали через равномерные интервалы, а сестры вернулись к себе на пост. Одна из них сказала, что они испугались, что у Сэм началось мозговое кровотечение, но оказалось, что это была просто небольшая судорога. Я хотел спросить их, что это означает, но едва открыл рот, как все мои слова посыпались внутрь меня, и я почувствовал на щеках то, что вполне отвечало моему горю.

— Мне остаться? — спросил я наконец.

— Мне кажется, тебе надо поехать домой и хорошенько выспаться, — сказала одна из сестер. — Ты выглядишь совершенно измученным.

— Да, поспать не мешало бы.

— Ну так и поезжай.

— Не волнуйся, мы позаботимся о твоей подружке, — сказала другая медсестра.

Солнце сияло в больничное окно, цветы в горшках поникли, в коридоре пациенты в халатах сидели рядком на пластмассовых стульях и чего-то ждали. Когда я подходил к выходу, навстречу мне попались родители Сэм; ее мать едва шла, отец поддерживал ее за локоть, у него под мышкой был зажат старый, потертый белый медвежонок. Одного глаза не хватало, лапа болталась на нитке, и я хотел было остановиться и поговорить с ними, но не смог. Такой уж я трус. Родители Сэм выглядели еще хуже, чем в первый раз: совсем постарели, даже прямо идти не могли. И я опустил голову и прошел мимо них, выскользнул на улицу, на солнечный свет, и сел на верный байк, что дожидался меня во дворе. В голове у меня крутился звук, который издала Сэм, — то ли шипение, то ли мяуканье, — а в общем-то это был вопль отчаяния, посланный ею из сумеречного мира. Меня вдруг переполнило такой яростной злобой, что я вытащил яблоко из кармана и зафигачил его как можно дальше в кусты. И сразу же уехал с парковки, не дав себе времени пожалеть о том, что натворил.

Куда ехать? Домой не хотелось, и я решил проведать Спайка. Он был один, его друг ушел куда-то на целый день. Мы расположились на заднем дворе, сварили себе кофе, уселись на поленницу и положили ноги на стулья. Я рассказал Спайку про погоню, про аварию, и что Сэм оказалась в коме, а я в больнице, и что мотоцикл починили при помощи проволоки, и как я надкусывал яблоко, но этот придурок заявил, что не верит мне. Представляете? Я завернул штанину и продемонстрировал ему свою ногу, а потом предложил Спайку съездить в больницу взглянуть на Сэм из-за стеклянной перегородки.

— Если, конечно, у тебя духу хватит, — добавил я.

Спайк поднял вверх обе руки.

— Все, сдаюсь, ты выиграл. — Он закурил очередную сигарету. — Ты выиграл, чувак, я проиграл, я в полном говне.

— Необязательно все время жить в говне…

— Может быть, и нет, но так уж выходит.

— И кстати, никто ничего не выиграл.

— Как скажешь.

— Именно так и скажу!

— Ну не знаю тогда…

Мне показалось, что Спайк уже отбоялся свое и теперь впал в депрессию. В настоящую депрессию, без дураков, такую, когда идут к врачу, жрут таблетки и лежат в постели дни напролет в темной комнате. Он уныло пробормотал, что больше всего на свете хотел бы вернуться на свою черносмородиновую ферму.

— Да только поперли меня оттуда, — сказал он. — Мне еще повезет, если меня хоть куда-нибудь возьмут. О, как все задолбало!

— Эй, возьми себя в руки!

— Спасибо…

— Твое дело сейчас — пару дней никуда не соваться. Сиди тихо, понял? Возможно, мне удастся вытащить тебя…

Он глубоко затянулся сигаретой, с шумом хлебнул кофе и простонал:

— Нет, это какой-то кошмар…

— Поговорим об этом? Или нет, не надо! Ничего не говори, не хочу слышать.

— Да я и не собирался…

Так я и уехал. Я чуть было не предложил ему съездить со мной в Корнуолл — взять палатку, провести пару дней у моря, расслабиться с пивком на берегу, — но не думаю, что ему это пришлось бы по душе. Судя по виду Спайка, в тот момент ему хотелось одного — стать крошечным, незаметным, залезть в щелку и затихнуть. Или что-нибудь в этом роде. Поэтому я допил кофе, встал и сказал:

— Ладно, кому дело делать, а кому с кошмарами разбираться. Увидимся через пару дней.

— Ну да…

— Спайк!.. — начал я и замотал головой. Что еще я мог ему сказать? — Не вставай, я сам найду выход. — Я ушел, а он остался сидеть лицом к изгороди.

Наверное, в глубине души я всегда думал, что однажды Спайк закончит именно так — лицом к изгороди, признавая свое поражение: надежды растоптаны, самооценка — ниже плинтуса. Но когда я говорю «думал», то имею в виду, что просто сама такая мысль могла прийти мне в голову, но я даже вообразить себе не мог, что это произойдет в действительности. Спайк хоть всю жизнь и строил идиотские планы — в основном, как разбогатеть, — но дело у него никогда не доходило до их воплощения, по крайней мере пока он не увидел дурь в том парнике. Что характерно, первая же афера, с помощью которой он мечтал подняться до небес, шмякнула его со всего маху о землю.

— Н-да, типичный случай, — пробормотал я сквозь зубы, залезая на мотоцикл и выезжая из Уиви.

Пару часов я проездил просто так, потому что больше ничем не мог заняться, но потом мне и это надоело, и я вернулся домой. Мама налила мне чая и спросила, как себя чувствует Сэм, но я только покивал и буркнул, что она в том же состоянии и что ничего не изменилось. Я не стал говорить маме, что выбросил яблоко в кусты, и про Спайка тоже ничего не сказал. Единственное, что я ей сказал, так это то, что вечером меня дома не будет.

— Я поеду проветриться, — небрежно бросил я, — посижу с друзьями в баре.

— Это с какими еще друзьями?

— С моими.

Она мне, ясное дело, не поверила, и я, понятно, не стал рассказывать, в какой бар я поеду и с какими друзьями буду общаться. Просто обнял ее и вышел через заднюю дверь. Мотоцикл я оставил во дворе.