Бой начался на рассвете 31-го июля нападением японцев на бивак 122-го полка; это нападение было произведено 2 батальонами 46-го японского полка, которые, вследствие недостаточной бдительности русской сторожевой цепи на высоте Макураяма, подошли почти незаметно к самому биваку. С большими потерями, лишившись всего своего лагеря, полку удалось отступить на высоты севернее Юшулинского перевала, где он был приведён в порядок и снова мог занять свою позицию. Эти высоты служили главным объектом боя этого дня.

Оба упомянутых батальона 46-го японского полка были позднее усилены 3-м батальоном того же полка, затем на поддержку к ним подошли ещё 1 или 1½ батальона гвардейской резервной бригады. Против участка 121-го полка, южнее перевала, весь этот день вёл атаку 24-й пехотный японский полк; на этом участке, вследствие отдалённости или из-за отсутствия здесь наступательного импульса со стороны японцев, бой ограничился только перестрелкой.

Вместо того, чтобы на нечаянное нападение японцев на бивак 122-го полка ответить энергичной встречной атакой, для которой тут же имелись в резерве у ген. Грекова 8 батальонов и многочисленная конница, ген. Случевский ограничился тем, что стал по каплям подкреплять из резерва 122-й полк.

После того, как командир 10-го корпуса отправил на поддержку 122-му полку 1 батальон 121-го полка, он направил затем ещё дальнейшее подкрепление: в 10 часов дня был послан 4-й батальон 33-го полка, в 11 часов 30 минут 4-й батальон 34-го полка и в 1¾ часа — 2-й батальон 34-го полка. Наконец, после полудня к позиции 122-го полка примкнули ещё введённые в бой 9 батальонов ген. Грекова, несколько охотничьих команд и ещё многие спешенные сотни; все эти войска ограничивались тем, что поддерживали пассивный бой с 4½ батальонами японцев.

Значительное превосходство в силах на стороне русских не давало возможности японцам добиться здесь успеха, точно так же и перед участком 121-го полка японцы тоже не могли продвинуться вперёд.

Получилась обстановка, чрезвычайно выгодная для производства встречной атаки со стороны русских, требовался только небольшой удар, чтобы совершенно разбить и опрокинуть противника. Вместо этого ген. Случевский приказал начальнику 31-й дивизии «без особой необходимости к атаке не переходить», — что эту атаку предпочтительно производить ночью. Мы уже видели выше, что в очерке «постепенной, методической атаки» ген. Случевского для этого требовался лунный свет.

Тем временем решилась участь боя за перевал Пиенлин. После непродолжительного и бесславного боя 8 батальонов бригады ген. Мартсона уже около 8 часов утра были отброшены 9 японскими батальонами сначала до Липию, а затем, когда на поддержку этой бригады из общего резерва были высланы 4 сотни Терско-Кубанекого полка, они продолжали своё отступление до Тандьяпу, хотя японцы преследовали их только огнём с высот Пиенлинского перевала.

Только благодаря тому, что противник довольствовался легко доставшимся ему успехом и остался у перевала, отряды Сасаки и Окасаки ещё до полудня не появились в тылу 10-го корпуса русских войск у Тундьяпу, где весьма легко могли овладеть так тщательно запрятанной русской артиллерией.

Известие об отступлении 2-й бригады 9-й дивизии было получено в штабе 10-го корпуса только после полудня, потому что ген. Мартсон не удосужился своевременно послать донесение об этом ген. Случевскому. Посланный к ген. Мартсону штаб-офицер генерального штаба с приказанием «во что бы то ни стало снова овладеть высотами у Липию» прислал в 4½ часа донесение из Тундьяпу, что он нашёл ген. Мартсона, который докладывает, что «силы его отряда целиком исчерпаны». Чтобы предотвратить опасность удара в тыл со стороны японцев, ген. Случевский отправил тогда сначала 4, потом ещё 7 рот в Липию. Отправкой этих частей был израсходован весь резерв 10-го корпуса, в котором остался тогда только 1 сапёрный батальон.

При такой обстановке в это время с левого фланга от отряда ген. Грекова было получено весьма тревожное сведение, которое очень обеспокоило начальство 10-го корпуса: Греков доносил, что «японцы перевозят свою артиллерию за наш левый фланг, а вслед за артиллерией двигается пехота в сомкнутых колоннах».

Донесение ни на чём не было основано. По-видимому, 2 роты, высланные ген. Инуйе из резерва для прикрытия своего правого фланга, были приняты русской конницей за обходные сомкнутые колонны. Тем не менее это донесение дало ген. Случевскому желанный повод прекратить бой и начать отступление на «главную позицию» за реку Лянхе.

Помимо сказанного, на это решение ген. Случевского повлияло ещё телеграфное сообщение командующего армией, что «до выяснения обстановки» он не может прислать ему бригаду 3-й дивизии 17-го корпуса, потому что «неизвестно, ведёт ли Куроки свой главный удар против Восточного отряда или против Вас»… Для ген. Куропаткина обстановка, по-видимому, выяснялась только тогда, когда его войска были совершенно разбиты и отступали.

Отступление войск 10-го корпуса на главную позицию за Лянхе было произведено в ночь на 1-е августа в полном порядке, потому что японцы не преследовали отступающих русских, — в особенности отряды Сасаки и Окасаки нисколько не использовали так легко доставшийся им успех.

1-го августа войска 10-го корпуса заняли указанные им позиции, и только арьергард после незначительного боя перешёл реку Лянхе.

Известие об отступлении Восточного отряда на Ляндясань привело к решению ещё в тот же день продолжать отступление до промежуточной позиции у Анпинлина, откуда 4-го августа отступление продолжали далее до Таампина (Анпинг). Противник не преследовал; также и теперь моральные силы русских войск были в таком упадке, что им всюду мерещились постоянные обходы, и японцы очень легко могли бы достигнуть важных результатов, если бы они хоть слабыми отрядами преследовали отступавшие русские войска.

Причины неблагоприятного исхода сражения у Ляогуанлина история русского генерального штаба объясняет: поздним прибытием бригады ген. Мартсона на Пиенлинский перевал, недостатком карт, а также преждевременным расходом общего резерва для поддержки левого фланга ещё в самом начале боя.

Такое указание причин совершенно не соответствует действительности. При чём тут запоздалое прибытие бригады ген. Мартсона, если его 8 батальонов так быстро отступили, не оказывая серьёзного сопротивления неприятелю, как только у развернувшихся для атаки японцев оказалось одним батальоном больше? Притом эти 8 русских батальонов с такой поспешностью безостановочно отхлынули в 'Гундьяпу, что не подумали о том, что они обнажают тыл войск своего корпуса, подставляя их под угрожающие удары противника.

При сознании важности своей задачи и при понимании обстановки эта бригада должна была обороняться здесь до последнего человека, имея против себя неприятеля хотя бы в десять раз более сильного.

Некоторое извинение для бригады Мартсона можно найти разве в том, что давно уже вся Манчжурская армия была одержима сознанием бесполезности приносимых жертв при постоянных отступлениях; неудивительно, что только что прибывшие на театр войны новые войска оказались также одержимыми этим сознанием.

Побудительная причина для отступления бригады ген. Мартсова была совершенно та же, как мы это видели при отступлении 23-го полка в бою под Тавуаном. Войска знали, что позади Лянхе у Тундьяпу есть вторая «авангардная», или «главная», позиция: они, эти войска, уже упражнялись в занятии этой позиции; туда уже была отправлена вся артиллерия. Что же тут удивительного, что эта позиция имела для войск притягательную силу, что они стремились скорее добраться туда и занять её, не принося излишних и бесполезных жертв.

В этом всеобщем стремлении войск назад, несомненно, находила себе отклик тенденция отступательной стратегии Куропаткина, отнимавшая у войск всякую готовность к жертвам, лишавшая начальников всякой решительности, парализуя всякий смелый порыв.

Недостаток энергии и сознательности в действиях господствовал повально во всём командном составе 10-го корпуса.