Наступали дни предстоящего столкновения у Тюренчена, и для русской армии было в высшей степени важно получить какие-нибудь сведения относительно сил и расположения японских войск на левом берегу Ялу, а также относительно вероятного пункта их переправы. Какую неоценимую услугу оказал бы ген. Мищенко своей армии, если бы он со своим отрядом, вместо перехода на правый берег Ялу, перешёл бы в Фектонг, где находился Мадритов! Он имел бы в своём распоряжении сильную кавалерийскую дивизию на фланге японских войск, переправляющихся через Ялу. Каких только блестящих успехов не мог бы достигнуть в таком положении деятельный кавалерийский начальник, в особенности имея в виду, что неприятельская кавалерия значительно уступала русской по своей численности!…
Но отряд Мадритова сам по себе мог тоже доставить ценные разведывательные сведения Восточному отряду, если бы он продвинулся далее в юго-западном направлении с целью разведки на фланге 1-й японской армии, находившейся в районе Видчжу. Вместо этого, полковник Мадритов совершенно оторвался и от собственных войск, и от противника и решил предпринять набег против этапной линии японцев по направлению на Пхеньян — Видчжу.
В обоих случаях, как со стороны Мищенко, так и со стороны Мадритова, мы видим превратное понимание задач кавалерии. Оба весьма легко теряют соприкосновение с противником, едва лишь только обрели его: один для того, чтобы свою конницу перевести за реку и поставить её в более безопасное положение, а другой совершенно исчезает в погоне за лаврами, которые ему хотелось сорвать на этапной линии противника.
В то время, когда Восточный отряд терпел поражение на реке Ялу, не получая ни малейшей поддержки от своей конницы, отряд Мадритова находился в Китшен, в 150 километрах от поля сражения. Отсюда он 4-го мая направился на Ионгвен — Токчен и далее на Анжу. Против этого последнего пункта, который оборонялся 70-ю японскими резервистами и несколькими обозными солдатами, Мадритов повёл 11-го мая крайне нерешительную и вполне безуспешную атаку, которая стоила ему потери убитыми и ранеными 3-х офицеров и 39-ти нижних чинов. После этой атаки Мадритов начал отступление по направлению на Ионгвен и оттуда на верхнее течение Ялу, куда прибыл 31-го мая.
Набег Мадритова оказался совершенно безрезультатным; но если бы даже его атака у Анжу имела успех, то и в таком случае этот набег не оказал ни малейшего влияния на операцию, потому что японцы после своей победы у Тюренчена перенесли свою линию тыловых сообщений на морской путь к устью Ялу у Антунга, куда непосредственно из японских портов всё доставлялось и выгружалось.
Достойно внимания, что, хорошо зная о набеге Мадритова на их правый фланг, японцы считали излишним предпринять против него какие бы то ни было меры, заботясь, главными образом, о том, чтобы все силы направить для достижения главной цели — уничтожения противника.
Набег Мадритова позволил установить, что северная Корея к северу от линии Гензан — Пектон не занята японцами. Это был единственный результат, но и этот результат сошёл на нет, когда в конце мая отряд Мадритова отступил назад и когда, тем временем, произошла высадка остальных японских армий между Бидзево и Дагушанем и уже вполне обнаружилось наступление противника.
Несравненно большую услугу мог оказать отряд Мадритова своей армии, если бы, не отрываясь от собственных войск, он проявил энергичные действия на фланге в конце апреля и в начале мая. Этот набег Мадритова в северную Корею, совершённый без обозов и запасов, указывает, между прочим, на то, что отступление кавалерии Мищенко за Ялу из опасений недостатка продовольствия было лишено всяких оснований. Важнейшее и единственное затруднение заключалось в том, что русскому кавалерийскому начальнику недоставало решимости и способности к энергичным действиям без всяких опасений за жертвы, с которыми сопряжено достижение важной цели.
«От кавалерии, — по выражению Наполеона, — требуется смелость, решительность и, в особенности, чтобы она не была одержима духом выжидательности и колебания».
На Ялу
«Истинному полководцу всегда противно подчинять свою волю действиям противника».
Граф Торк-фон-Вартенбург «Наполеон как полководец»
На основании операционного плана наместника Восточный авангард должен был состоять из 3-й и 1-й Восточносибирских стрелковых дивизий, а также из 19-го Восточносибирского стрелкового полка, всего 9 стрелковых полков, т. е. 18 батальонов, не считая находившихся в пути третьих батальонов этих полков: кроме того, в состав авангарда входила ещё артиллерия обеих дивизий и 29 сотен.
В конце февраля на Ялу прибыла 3-я Восточносибирская стрелковая бригада в составе 8-ми батальонов, но вслед затем Линевич получил телеграмму от ген. Куропаткина приостановить. дальнейшую посылку войск на Ялу и даже распорядился, как это было упомянуто выше, отозвать обратно из Кореи отряд ген. Мищенко.
Куропаткин точно также, как и Линевич, придерживался такого взгляда, что необходимо, не втягиваясь в бой с противником, сосредоточить сначала все силы, выбрав для этого вполне безопасный район. С этой целью они предусматривали возможность отступления войск к Мукдену или к Телину, или даже к Харбину, смотря по обстоятельствам, но уклоняясь от боя с неприятелем. В посылке авангарда на Ялу они видели большую опасность, так как по их мнению, при сосредоточении армии у Ляояна самое дальнее, куда можно было выслать авангард такой армии, это было у Хайчена. Притом они соглашались на необходимость удержания Фынхуанчена для того, чтобы сделать безопасным отступление кавалерии.
Наместник был очень недоволен упомянутыми выше распоряжениями командующего армией, но, как сказано, счёл лишним со своей стороны отменить эти распоряжения. Разногласия во взглядах наместника и командующего армией сказывались также и по другим вопросам. Согласно операционному плану наместника для обороны Квантунского полуострова (Порт-Артур) должны были остаться только 7-я Восточносибирская дивизия и 5-й Восточносибирский полк, всего 14 батальонов.
Куропаткин считал эти силы недостаточными. Ещё в бытность свою военным министром, во время своей поездки во Владивосток, он. на военном совете в Порт-Артуре настаивал, что для обороны Квантунского полуострова необходимо назначить, кроме упомянутых войск, ещё 3-ю и 4-ю Восточносибирские стрелковые бригады (дивизии). Он был того мнения, «что в случае, если осаждённый Порт-Артур будет иметь слабый гарнизон, то командующий Манчжурской армией, озабоченный судьбою крепости, будет вынужден предпринять наступательный действия, не дожидаясь окончательного сосредоточения своих войск».
Тем не менее, в утверждённом в начале 1904 года плане наместника для обороны Квантунского полуострова были назначены только упомянутые 14 батальонов, тогда как расположенная там в мирное время 3-я Восточносибирская стрелковая бригада была направлена на Ялу. Но как только Куропаткин был назначен командующим армией, он тотчас же из Петербурга распорядился об усилении войск, предназначенных для обороны Квантуна, выделив для этого части из подчинённой ему Манчжурской армии — «для того, чтобы эта последняя, не опасаясь за судьбу Порт-Артура, не решилась преждевременно перейти к наступательным. действиям с целью освобождения осаждённой крепости».
Наместник, со своей стороны, в противоположность взглядам Куропаткина и его отcтупательно-оборонительным действиям, настаивал на необходимости удержания в своих руках южной Манчжурии, главным образом, в видах политических: «для поддержания нашего престижа на Дальнем Востоке», — поэтому ослабление действующей армии в пользу Порт-Артура адмирал Алексеев считал опасным и не склонен был согласиться на требование Куропаткина[ 2 2].
Но как командующий армией и исправлявший его должность, точно так же и сам наместник не обладали требуемой для полководца силой воли для осуществления своих планов. Результатом этой нерешительности были постоянные колебания и распоряжения, имевшие большей частью двойственный характер.