Вскоре Куропаткин провёл следующую хитроумную меру, которая делает честь его дипломатическим способностям. Находясь ещё в Петербурге, он 22-го февраля отправил наместнику особые директивы относительно ведения операций; конечно, эти директивы были им самим составлены и получили Высочайшее утверждение.
Основа этих директив сводилась к тому, чтобы прочно удержать в своих руках железную дорогу, в особенности город Харбин… «До сосредоточения достаточных сил действовать осторожно, чтобы не подвергнуть разрозненные войска отдельным поражениям»… «Назначение достаточных сил для обороны Порт-Артура»… «К решительному наступлению переходить не раньше, как после прибытия достаточных сил».
Таким образом мы видим, что наместнику-главнокомандующему были навязаны взгляды командующего армией, хотя надо признать, что директива была составлена без решительных указаний, а в расплывчатых выражениях.
Действительно, как иначе понимать, например, такое выражение директивы, когда говорится, что: «японцев, после их перехода в наступление, следует держать возможно дальше от железной дороги», а в тоже время — «до сосредоточения достаточных сил воздерживаться от решительных действий, для того, чтобы преждевременно не подставлять разрозненные войска отдельным поражениям, не упуская, однако, благоприятных случаев ослаблять противника всеми возможными средствами».
Все подобные требования смахивают на поговорку: «Помой меня, но не замочи». Из этого видно, что в самом начале войны, когда не было ещё произведено ни одного выстрела, своеобразные особенности русского полководца придавали уже всем оперативным планам характер нерешительный, который ложился неотъемлемым отпечатком на все действия этой войны; ему хотелось, правда, совершить великие дела и достигнуть важных результатов, но недоставало самого важного качества, требуемого от «Великих Капитанов» такими полководцами, как Фридрих Великий, Наполеон, Суворов — это отвага решимости.
Наместник согласился с этими указаниями и созвал военный совет, на котором было решено: находящуюся на Ялу 3-ю Восточносибирскую стрелковую дивизию не усиливать, а её действиям придать характер демонстративный.Только одним своим присутствием на Ялу она должна заставить противника тратить время на развёртывание своих войск, принимать необходимые меры во время марша, а также при переходе через Ялу, даже если и не придётся вступать с японцами в открытый бой.
Это столько же неясно, как и дальнейшая задача, поставленная этой дивизии — «в случае отступления от Ялу замедлять движение противника, не ввязываясь с ним, однако, в серьёзный бой, а затем на перевале Фынзиаолин встретить неприятеля с целью стойкого сопротивления». Мы видим, таким образом, что из-за опасения ответственности за какие-нибудь решительные действия предлагаются все уступки и полумеры половинчатого характера, которые таили в себе уже зародыш поражения.
Точно также уступил наместник и дальнейшим требованиям Куропаткина относительно усиления войск, назначенных для обороны Квантуна, для чего и назначена была 4-я Восточносибирская стрелковая дивизия; так что после прибытия третьих батальонов гарнизон Порт-артурского укреплённого района состоял из 27-ми стрелковых, 3-х запасных и 4-х батальонов флотских экипажей.
Для охраны побережья против высадки японцев на Ляодунском полуострове был образован «Южный авангард», который был направлен к район Ташичау — Инкоу — Кайпинг; в состав этого авангарда вошли вновь сформированная 9-я Восточносибирская стрелковая и 1-я Восточносибирская стрелковая дивизии; 6-я Восточносибирская дивизия и 2-й Сибирский корпус оставались в резерве в районе сосредоточения около Ляояна.
Итак, пришли к соглашению о том, что авангард на Ялу должен действовать «демонстративно». Но как осуществить на деле эти демонстративные действия — на этот счет мы видим разнообразные мнения. Ген. Линевич, представлявший Куропаткина, был того мнения, что на Ялу.нужно оставить только одну пехоту, отправив артиллерию назад для того, чтобы не замедлять движение войск во время отступления с целью скорейшего занятия Фынхуанчена; поэтому он считал необходимым избегать сражения с японцами; в противном случае ему представлялось отступление в виде несчастья, когда придется двигаться с артиллерией и обозами.
Наместник, однако, не мог мириться с мыслью безусловного оставления линии Ялу без сражения и поэтому придерживался взгляда, что придача артиллерии этому авангарду необходима для достижения поставленной ему задачи — задержать неприятельские войска на линии Ялу, заставив их потерять время на форсирование этой реки.
Строго говоря, штаб наместника, как это видно из телеграммы ген. Жилинского на имя военного министра, был того мнения, что отступление от Ялу не вызывается обстоятельствами, и даже, наоборот, численность русских войск на театре войны в конце марта этому штабу казалась вполне достаточной, «чтобы обеспечить успех нашего оружия на одном фронте», тогда как в середине апреля численность русских войск «была уже достаточна, чтобы одержать прочный успех на двух фронтах, действуя оборонительно на одном фронте и переходя в решительное наступление на другом, более опасном, фронте».
По-видимому, и ген. Линевич постепенно усвоил взгляд наместника, так как в приказании, переданном 12-го марта начальнику Восточного авангарда генерал-майору Кашталинскому, он высказывает мнение, «что японцы упустили благоприятное время для перехода в наступление и для решительных действий, поэтому не только не следует думать ни о каком отступлении от Ялу, но, наоборот, следует подкрепить там наши войска для того, чтобы оказать японцам решительное сопротивление».
В таком положении была обстановка, когда 28-го марта в Ляоян прибыл ген. Куропаткин и вступил в командование армией. В течение целого месяца, согласно его приказаниям, никаких войск на Ялу отправлено не было. Там в то время находилась 3-я Восточносибирская стрелковая дивизия, но без третьих батальонов. Большая часть кавалерии находилась на южном берегу Ялу, но в то время она уже начала свою переправу на северный берег реки. Численность войск, находившихся тогда на Ялу и объединённых названием «Восточного авангарда», переименованного вслед затем в «Восточный отряд», к 1-му апреля составляла 8 батальонов пехоты, 23 сотни, 38 орудий, 8 пулемётов, 3 саперных роты, 2 конных охотничьих команды.
Всего на театре действий русских войск находилось 55 батальонов, к которым должны были прибыть ещё 34 батальона из Квантунского полуострова. Третьи батальоны стрелковых полков находились в то время ещё в пути.
Можно было ожидать, что с прибытием ген. Куропаткина на театр войны вполне определится роль Восточного отряда. Этого, однако, не случилось, потому что и сам командующий армией, по-видимому, никак не мог решиться на вполне определённый образ действий.
Нельзя не согласиться с мнением наместника, что отступление от Ялу в конце марта совершенно не соответствовало обстановке того времени. Известно было, что к тому времени со стороны японцев закончилась только высадка 1-й армии, в составе 3-х дивизий или 36-ти батальонов и 9-ти эскадронов. Высадка эта была произведена у Цинампо, в Корее; поэтому требовался ещё целый месяц до появления этой армии на берегах Ялу. За это время численность русских войск на театре действий должна была возрасти ещё в южной Манчжурии и на Квантуне до 110 батальонов. Высадка же остальных японских армий у Бидзево была закончена только в середине мая, причём одна дивизия, именно 10-я, закончила свою высадку у Дагушаня только к концу мая.
Таким образом, мы видим, что в течение 6 недель 1-я армия Куроки должна была одна противостоять значительно превосходящим её силам русских войск; поэтому следовало ожидать, что командующий Манчжурской армией не будет иметь никаких оснований не только думать об отступлении от Ялу, а, напротив, должен будет направить все силы к тому, чтобы использовать эту выгодную для себя обстановку и нанести противнику поражение.
