Около 4-х ч. пополудни, т. е. вслед за окончанием за окончанием сражения, ген. Штакельберг получил от ген. Куропаткина следующее приказание, помеченное 2-мя ч. дня: «Неприятель наступает со стороны Сиюяна. Прошу вас в случае одержания вами победы в этом сражении не преследовать неприятеля со всеми силами корпуса ввиду того, что объединивший все свои войска ген. Куроки может легко отрезать вам сообщение с главными силами армии». Это совершенно неосновательное сообщение командующего армией о предполагаемом наступлении ген. Куроки(!) из Сиюяна[ 4 ⁸] было основано на донесении ген. Левенстамма, войска которого занимали Далинский перевал. Дело в том, что со стороны Вафангоу доносилась канонада, которая ввела в заблуждение ген. Плешкова, занимавшего со своим отрядом Далинский перевал; возможно также, что ген. Плешков принял за артиллерийскую канонаду пороховзрывные работы, производившиеся при постройке железной дороги на Симучен. Эти-то звуки и внушили ген. Плешкову предположение, что его атакуют японцы, о чём он поспешил донести своему ближайшему начальнику ген. Левестамму, который, в свою очередь, донёс об этом командующему армией, а этот последний счёл необходимым принять по этому поводу целый ряд экстренных мер.

Если бы ген. Штакельберг не видел себя вынужденным к отступлению в силу обстоятельств, то приведённая выше телеграмма сама по себе могла бы повлиять на него для принятия такого решения, потому что содержание этой телеграммы было таково, что могло подорвать всякую надежду на успех предпринятого наступления.

Между 6 ч. и 6 ч. 30 м. вечера все войска ген. Штакельберга находились уже в отступлении на станцию Ванзелин. Японцам досталась победа ценою потери 53 офицеров и 1137 нижних чинов убитыми и ранеными, в то время, как потери русских превосходили почти в три раза, а именно: 128 офицеров и 3435 нижних чинов; наибольшие потери пришлись на время отступления, причём японцам досталось ещё около 800 человек пленных; кроме того, русские потеряли в этом сражении 13 полевых и 4 горных орудия, доставшихся победителю.

Но ещё больше было огромное моральное значение исхода этого сражения. Под Тюренченом неблагоприятный исход боя русские оправдывали превосходством сил противника, злосчастным оборотом обстановки, а также некоторыми ошибочными действиями и распоряжениями отдельных начальников, которых делали ответственными за это поражение; теперь же с ужасом увидели, что те же самые ошибки и те же обстоятельства привели к новому поражению; поэтому являлось невольное опасение, что эти недостатки представляют собой органический недуг, который не может быть легко устраним.

Ген. Куропаткин и после этого сражения не находил, что он один является важнейшей причиной поражения — что его полумеры, нерешительность и неясные приказания влияли отрицательно на всех его помощников, а в особенности на ген. Штакельберга. Всю вину за неудачный исход сражения ген. Куропаткин свалил на командира 1-го Сибирского корпуса, который, как это упомянуто было уже выше, вопреки указанию командующего армией «двинулся в атаку, не выяснив достаточно силы и расположение противника». Вместе с тем, ген. Куропаткин упрекает начальников также и за отсутствие руководства боем в колоннах Гернгросса и Гласко и, наконец, — за «недостаточную стойкость» некоторых частей войск[ 4 ⁹].

Конечно, недостаточное или, вернее сказать, совершенное отсутствие руководства боем на левом фланге русского боевого расположения действительно решило это сражение в пользу японцев.

Нельзя, однако, не согласиться с капитаном генерального штаба Пневским, который следующим образом защищает действия бригады ген. Гласко: «Всё, вместе взятое, и, в особенности, крайняя неопределённость приказания командира корпуса, отсутствие категорического указания для производства энергичной атаки, «переговоры» о всевозможных случаях вместо решительного приказания, постоянное поглядывание назад, подробные и точные указания для всевозможных случаев отступления — наконец, последнее полученное приказание, в котором предусматривалось всё, что угодно, но, опять-таки, не упоминалось ничего о нашей атаке, — всё это, вместе взятое, — говорю я, — должно было привести к тому, что бригада 35-й дивизии вела своё наступление медленно и нерешительно».

«Должно быть?» Нет! Начальник, воспитанный на принципах личного почина и инициативы, для производства атаки отнюдь не нуждается в категорическом приказании. Задачей ген. Гласко было прикрыть левый фланг Сибирского корпуса; этот последний находился в бою с неприятелем, поэтому ген. Гласко обязанбыл, без приказания и без особых указаний, поддержать всеми своими силами. Но начальника нерешительного приказание ген. Штакельберга должно было действительно влиять расхолаживающим образом, так что нельзя не согласиться с капитаном Пневским, когда он дальше говорит, что «характер отданного приказания неизбежно влияет на характер исполнения». Это старая истина. Но это в одинаковой степени относится также и к характеру приказаний и директив, которые были даны ген. Куропаткиным ген. Штакельбергу.

Со стороны русских критиков ген. Штакельбергу делается упрёк, что выбранная им позиция у Вафангоу была неудовлетворительна, слишком растянута и недостаточно сильно укреплена.

Мы видим, таким образом, что наклонность к позиционной стратегии до такой степени вошла в плоть и кровь многих начальников русской армии, что от этого не отрешились даже и теперь, после войны, после печального опыта применения этой стратегии в достаточно широких размерах во время этой войны. Если ген. Штакельбергу нужна была позиция, то разве лишь до того времени, пока он сосредоточил все свои войска. Задачу свою он никоим образом не мог выполнить на такой позиции, как бы она укреплена ни была. Не укреплённой позиции не доставало ген. Штакельбергу, а решимости взять на себя ответственность за решительный бой с противником; недоставало ему сильной воли атаковать противника всеми силами без колебаний, без поглядывания назад, — только тогда он мог рассчитывать на победу.

Но нерешительность высших начальников влияла парализующим образом на всех. Некоторое исключение представляет собой ген. Гернгросс, который пытался путём ясного приказания подвинуть бригаду ген. Гласко на решительную атаку, несмотря на отсутствие ясных указаний свыше, так как он видел, что цель может быть достигнута только решительной атакой. Со стороны же всех остальных начальников, без исключения, мы не видим ни малейшего проявления самодеятельности и самостоятельности. Все эти начальники — начальники конницы, 2-й бригады 35-й дивизии, отдельных отрядов, выдвинутых от этой бригады — все они были крайне нерешительны. Если на эту их нерешительность влияла неясность полученных свыше указаний, то всё же трудно оправдать их бездеятельность. Эта последняя обусловливается лишь тем, что они просто неспособны были на какой бы то ни было личный почин или самостоятельность действий.

Таким образом, и это второе большое поражение, понесённое русскими войсками под Вафангоу, объясняется также только отсутствием инициативы у начальников и готовности их взять на себя ответственность в случае необходимости.

От Вафангоу до Ляояна

После несчастного исхода сражения у Вафангоу в русских войсках, как сказано было выше, начала преобладать уверенность, что руководство войсками ведётся нецелесообразно, поэтому вместе с таким сознанием исчезло доверие к успеху своих трудов. В Манчжурской армии возникло подавленное настроение; у офицеров и у солдат исчезло всякое стремление к порыву и необходимое доверие к собственным силам.