Такой план действий, вообще говоря, не обнаруживал со стороны ген. Куропаткина большой решительности, так как даже в случае удачи привёл бы только к затяжке войны и к необходимости отвоёвывать затем от противника занятую им территорию путём новых сражений и ценою новых жертв. Но, чтобы иметь успех у Ляояна, важнейшей заботой ген. Куропаткина должно было служить сосредоточение у этого пункта армии неослабленной для того, чтобы при приближении противника наброситься на него со всеми нетронутыми силами и разбить его «сжатым кулаком»[ 5 ¹].

Для того же, чтобы постоянно знать о движениях противника, разведывать его силы и намерения и, возможно, задерживать его наступление, командующий Манчжурской армией имел в своём распоряжении многочисленную конницу, превосходившую в 4-5 раз кавалерию японскую, многочисленные пешие и конные охотничьи команды, которые своей подвижностью могли всегда вводить в заблуждение противника относительно своих сил; действуя неожиданно и решительно, эти команды могли появляться внезапно то перед фронтом, то перед флангами неприятеля, угрожать его тылу, всячески задерживать его движения и в то же время сами, благодаря своей подвижности, могли уклониться от решительного боя во избежание поражения.

Опорой этим командам могли служить небольшие пешие отряды с некоторым числом орудий, которые могли быть расположены на важнейших горных перевалах всё с той же целью задерживать наступление неприятеля.

Ген. Куропаткину казалось, однако, недостаточным довольствоваться такими мерами. Он опасался, как бы японцы не продвинулись слишком близко к Ляояну, — раньше, чем он дождётся намеченного им превосходства сил. Для этого он считал необходимым оказать на горных перевалах упорное сопротивление наступлению японцев, а для достижения этой цели Куропаткину казалось необходимым использовать силы всей своей армии.

В результате получилось то, что вместо сосредоточения всех своих сил к Ляояну, он разбросал их на фронте в 200 с лишним километров от Инкоу до Сихояна и Цзянчана. Каждая часть войск, которая прибывала из европейской России в Ляоян, сейчас же направлялась на юг или на какой-нибудь горный перевал на востоке или юго-востоке для того, чтобы заткнуть какую-нибудь дыру, через которую японцы, по мнению ген. Куропаткина, могли пробраться к Ляояну.

Задачи, данные начальникам всех таких выдвинутых вперёд отрядов, были так же не ясны и не определены, как задача, данная в своё время ген. Засуличу на Ялу.

Куропаткину хотелось одержать какие-нибудь частичные успехи к югу от Ляояна, но в то же время он постоянно предостерегал своих помощников не ввязываться в решительный бой, опасаясь превосходящих сил противника. Он беспрерывно колебался в своих решениях. Иногда казалось даже, что у него есть склонность перейти к наступательным действиям, но едва лишь он принимал такое решение, как он сейчас же ослаблял его противоположными мероприятиями, либо оно приводилось в исполнение в таком виде, что убивалось в зародыше.

Мы видим здесь повторение того, что было в начале войны: Куроапткину хотелось победы, но так как он при этом постоянно боялся ответственности за неудачу, то приводило это, в конце концов, только к поражению.

Передовые бои перед Ляояном в июле и августе 1904 года разыгрались на двух театрах: на южном, по обе стороны железной дороги, идущей из Порт-Артура, между Инкоу и Далинским перевалом; в этом районе войска 1-го, 2-го и 4-го Сибирских корпусов, а также конница отрядов ген. Самсонова и Мищенко оказывали сопротивление японским войскам 2-й армии, наступавшей из Сиюнхечена, и отряду Кавамура (впоследствии 4-я армия)[ 5 ²], наступавшему из Сиюяна. На восточном фронте между перевалами Сандолин и Сихоян и далее до реки Тайдзыхе действовали войска Восточного отряда (3-й Сибирский корпус). 10-й армейский корпус, казаки ген. Ренненкампфа и части 17-го армейского корпуса в виде резерва — против войск 1-й японской армии, имея районом действий дороги, ведущие из Фынхуанчена на Ляоян.

Ввиду всё более и более разраставшейся численности Манчжурской армии и её разбросанности в двух отдалённых друг от друга группах, казалось необходимым образовать две армии или хотя бы два отряда, начальники которых действовали бы только по полученным ими директивам, являясь ответственными только перед командующим армией за исполнение полученных указаний.

Но у ген. Куропаткина, по-видимому, было так мало доверия к способностям своих помощников, что он считал необходимым следить самому и непосредственно руководить действиями каждого корпуса, дивизии или отдельного отряда. В результате он бросался всегда на театре войны от одного места к другому, где, по его мнению, ожидался серьёзный бой[ 5 ³]. Но судьбе угодно было, чтобы бой разыгрывался тогда, когда ген. Куропаткин находился на противоположном фланге[ 5 ⁴].

В своей беспрерывной погоне лично заботиться обо всём и предусмотреть в своих приказаниях все мелочи он тратил только свои силы вместо того, чтобы сосредоточить их для достижения важнейшей цели на войне.

Все эти бои, в период времени от Вафангоу до Ляояна, представляются в совершенно одинаковом виде, с одними и теми же результатами, т. е. кончались постоянно отступлениями русских войск при тяжёлых потерях в физическом и моральном отношениях. Притом все эти неудачи обусловливались исключительно одной важнейшей причиной — недостатком руководства в командовании русскими войсками, отсутствием с их стороны инициативы, самодеятельности и готовности брать на себя в известных случаях ответственность.

Все войсковые начальники, без единого исключения — не исключая даже известного своей энергией командира 4-го Сибирского корпуса ген. Зарубаева и храброго начальника Восточного отряда ген. графа Келлера — в своих действиях и решениях казались точно скованными, постоянно склоняясь к преувеличению сил противника. Но во всех остальных этих случаях главная вина должна быть отнесена к неясности и неопределённости взглядов и приказаний командующего армией.

Необходимо, однако, заметить, что никто из помощников ген. Куропаткина не обладал, со своей стороны, готовностью брать на себя ответственность, чтобы уметь, в известных случаях, оторваться от постоянных пассивных действий и пытаться достигнуть успеха захватом в свои руки инициативы и таким путём увлечь за собой к активным действиям колеблющегося и нерешительного командующего армией. Даже там, где проявлялась попытка к наступательным действиям — как мы это видим при Ташичао 24-го июля и при атаке графом Келлером Мотиелинского перевала 17-го июля — там сейчас же являлось опасение, как бы не слишком зарваться вперёд, поэтому наступление предпринималось с недостаточными силами и при малейшей неудаче сводилось на нет.

Все бои этого периода представляются весьма назидательными примерами, доказывающими превосходство атаки над пассивной обороной, в особенности, приведении горной войны. В постоянных опасениях, при занятии укреплённых позиций в горах, быть обойдёнными по горным тропкам русские постоянно разбрасывали свои силы, так что, имея за собой во всех боях общее превосходство сил в главных пунктах, они не могли своевременно поддержать друг друга ввиду того, что войска оказывались разъединёнными горной местностью, разбросанные для прикрытия всевозможных обходных тропинок.

Удерживавшиеся в руках начальников резервы обращались не для производства сильного встречного удара при атаке неприятеля, а вводились в бой малыми дозами, чтобы заткнуть разные отверстия в бою, где, казалось, угрожал обход или прорыв со стороны противника. В большинстве же случаев резервы оказывались не участвовавшими в бою, а сберегались только для прикрытия наступления. Таким образом, при общей меньшей численности японцы в решительном месте и в решительную минуту оказывались в превосходном числе против русских войск.