Беспрепятственно, оставаясь совершенно незамеченной русскими войсками, первая японская армия в конце апреля закончила своё наступление к Видчжу и таким же образом вполне беспрепятственно и мирно закончила все свои подготовительные действия, согласно заранее намеченному плану для перехода через реку Ялу около Видчжу. В то время, когда японцы направили свою главную атаку против левого фланга русских войск по направлению на Эйхо, стремясь охватить этот фланг, Куропаткин держался предвзятого убеждения, как это упомянуто было выше, что японцы будут форсировать переправу через Ялу у Антунга для того, чтобы облегчить высадку 2-й японской армии, которая, по предположению, Куропаткина должна была совершиться у Дагушаня, поэтому для японских войск у Антунга являлось необходимым войти в связь с этой 2-й армией.
Безвольный начальник Восточного отряда оставался, тем временем, со стороны своей кавалерии, находившейся на его левом фланге, совершенно без вестей; отдельный же батальон, расположенный в Амбихо для прикрытия левого фланга, оставил свою позицию при первом известии о переходе небольших команд японцев через Ялу в северном направлении и потерял таким образом совершенно связь с противником.
Ген. Мищенко тем временем доносил о появлении 10 японских военных судов и о сосредоточении материалов для переправ у Думбагао.
Всё это представилось ген. Куропаткину в таком виде, что он свой правый фланг у Антунга продолжал считать в опасности в то время, когда уже назревала вполне настоящая атака на левый фланг Восточного отряда по направлению на р. Эйхо. Соответственно этому предположению резерв Восточного отряда — 5½ батальонов и 8 орудий — держался к северу от Антунга, у Тензи, на расстоянии о 8-12 километров от позиции на р. Эйхо, с которой был связан двумя трудно проходимыми дорогами, переваливавшими через горный хребет.
Собственно у Антунга расположено было 4¼ батальона, 16 орудий, одна пулеметная рота и 3 конно-охотничьих команды под руководством начальника 3-й Восточносибирской стрелковой дивизии ген. Кашталинского.
На левом участке позиции, у Тюренчена, против которого направлялась вся атака 1-й японской армии, расположено было 6 батальонов, 16 орудий и 2 конно-охотничьих команды под общим начальством начальника 6-й Восточносибирской стрелковой дивизии ген. Трусова. Когда всё более и более увеличивались признаки, что японцы переправляются через Ялу выше Видчжу и укрепляются на островах Кюрито и Озекето, ген. Трусов, ввиду назревавшего серьёзного положения, стал ужасно нервничать.
Один офицер его штаба дивизии пишет по атому поводу следующее: вместо того, чтобы предпринять что-нибудь, Трусов телеграфирует 24-го апреля, т. е. за целую неделю до разыгравшегося затем сражения под Тюренченом: «Если я в течение двух часов не получу приказания, отменяющего мое распоряжение, то я начну отступать ввиду перехода японцев через Ялу, угрожающего охватом моего левого фланга»…
Слух о намерении начальника отступить быстро распространился между войсками и привёл ко многим недоразумениям. Как только смеркалось, войска вводились в окопы, где они всю ночь лежали с оружием в руках, готовые отразить атаку противника. Все напряженно и пристально всматривались в темноту. Ген. Трусов был совершенно болен, он поминутно обращался то вправо, то влево с вопросами: «Не видите ли вы там далеко зелёные огоньки? А вот они исчезли! Не видите ли вы там дальше красные огоньки? А там вот ещё синие огоньки?…». Мы ровно ничего не видели, но скоро, однако, его галлюцинации стали передаваться и другим, и им тоже начало казаться, что они видят то появляющиеся, то исчезающие огоньки.
В ночь на 26-е апреля начали доноситься выстрелы с запада, от долины Эйхо; со стороны островов стали появляться сигнальные огоньки, всё это продолжалось минут 40. Находившаяся на острове Кюрито спешенная конно-охотничья команда 22-го Восточносибирского стрелкового полка была атакована японским батальоном, переправившимся через рукав Ялу на понтонах. Команда была прогнана японцами; она быстро переправилась на северный берег и поспешно отступила далее, бросив на северном берегу всех своих лошадей. Японцы довольствовались тем, что расположили на северном берегу надёжную охрану для прикрытия начатого постройкой моста, который наводили с южного рукава реки Ялу на остров Кюрито и оттуда на северный берег реки. Вместо того, чтобы атаковать небольшую японскую команду на северном берегу Ялу и помешать постройке моста, ген. Трусов был всецело поглощён мыслью о собственном спасении и начал донимать штаб Восточного отряда многочисленными и бессмысленными донесениями[ 2 5].
Не имея никакого понятия о событиях, происшедших в ночь на 27-е апреля, ген.Трусов доносит в 4½ часа утра 27-го апреля, что «неприятель идет в наступление по всему фронту». В трёх следующих телеграммах между 8½ и 9¼ часами утра он указывает на возможность обхода японцами его левого фланга, что угрожает его пути отступления на 7-й этап, на Тансанчинза…
Около полудня 1½ батареи у Тюренчена открыли огонь против японской пехоты, показавшейся со стороны Видчжу. Вслед за этим ген. Трусов доносит, что им «отбита атака японцев, предпринятая сильной колонной против Тюренчена». Это донесение ген. Трусова, как и позднейшее его донесение о том, что «два-три японских полка находятся в движении на Лизавен», заставили ген. Засулича занять войсками все участки позиции на Ялу. Ген. Трусову он отправил на подкрепление 2-й батальон 11-го и 8-ю роту 24-го Восточносибирских стрелковых полков и, вместе с тем, он указывает ген. Трусову направить в Цингоу 22-й полк с 1-й батареей для прикрытия его левого фланга. Вслед за тем он предписывает ему «упорно оборонять свою позицию и отступать на Люшигоу только с боем»…
Ген. Трусов был, однако, иного мнения. Он доносит начальнику Восточного отряда после полудня, что «оба японских полка, направляющихся на Лизавен, отрезают ему путь отступления на Люшигоу»: поэтому он прибавляет в своём донесении[ 2 6]: «ввиду полученных мною лично устных инструкций от командующего армией не ввязываться в серьёзный бой с противником я решил отступить на 7-й этап». Ген. Трусов не получил на это донесение никакого ответа. Вечером он ещё раз доносит начальнику Восточного отряда, что «атаку японцев на Потетынза надо ожидать через несколько часов», и тогда он неизбежно будет вынужден предпринять отступление, так как ему невозможно обороняться. Этим его судьба была решена окончательно.
28-го апреля, т. е. за три дня до боя под Тюренченом, прибыл ген. Кашталинсшй со своим штабом, чтобы принять командование войсками от ген. Трусова, который вместе со своим штабом был отправлен в резерв в Тензи[ 2 7]. Но и оттуда ген. Трусов через два дня был отозван в Ляоян. На место Трусова был назначен только что прибывший вновь назначенный командир бригады ген. Яцынин, который принял командование над 6-й Восточносибирской стрелковой дивизией и резервом в Тензи. Но и ген. Яцынин был болен не менее ген. Трусова: у него был серьёзный порок сердца, пешком ходить он не мог, а верхом мог ездить только шагом.
Конечно, ген. Трусов был больной человек, поэтому ему до некоторой степени можно многое извинить, но не только в нервозности кроется причина его образа действий.
Мы видим здесь, какое гибельное влияние на ход событий имело отсутствие твёрдой воли и вполне определённой цели в верхах армии, что отражалось на настроении помощников, в особенности на тех, которые и без того были сами по себе слабохарактерны.
Про операционный план Куропаткина, в основе которого имелось в виду отступление на Харбин, давно уже шли обширные толки и слухи во всей армии; говорят, что вслед за прибытием командующего армией в Харбин он обратился, будто бы, к своим адъютантам стакой фразой: «Скоро мы опять сюда вернёмся». Во всех указаниях ген. Куропаткина начальнику Восточного отряда сквозит уже опасение ожидаемого поражения; лично он сам передаёт инструкции войсковым начальникам в обход ответственных высших начальников, как мы это видим в отношении ген. Трусова, которому Куропаткин передаёт лично инструкцию не ввязываться в бой, обходя старших начальников этого генерала. Неудивительно поэтому, что ген. Трусов был поглощён заботой, главным образом, о безопасности своей собственной и своих войск.
