А через год умер Аркаша. Когда-то у него был инфаркт, расширенная аорта, а теперь она расслоилась, прорвалась и спасти уже не смогли. Не буду писать о похоронах и поминках. Сколько можно? Дружбу с домом Бочаровых поддерживаем до сих пор.

... ... ...

В 1973 году ездил в Штаты в компании кибернетиков на конгресс по искусственному интеллекту. Заседали в Стенфордском университете.

Стенфорд - очень знаменит. Даже по хирургии - там работал Шумвей. Видел эту клинику, а зайти постеснялся. Там же, в университете, лаборатория мирового класса по искусственному интеллекту. Мы попросились посмотреть, пригласили.... на 10 вечера. Здесь увидели настоящую работу. В кабинетах стоят раскладушки - с понедельника по пятницу редко ходят домой ночевать. Потом своим кибернетикам рассказывал:

- Вот почему капитализм побеждает.

Забегая вперед скажу, что спустя два года подобная конференция была в Тбилиси. Там мы докладывали нашу тележку с интеллектом и имели успех. Иностранцы потом заезжали знакомиться. Хвалили.

Ах, что хвастать! Сплошная досада. Многим показывали, многие хвалили, но до толку мы дело -_ Искусственный Интеллект, не довели.

Кибернетики на конгрессе обещали через 20-30 лет создать ИИ человеческого уровня. Какое заблуждение! До него, по-прежнему, как до неба.

Хирурги в этом плане оказались более надёжны. В 1967 году в Бэтезде, руководитель программы по протезу сердца, обещал создать аппарат за десятьлет. Потребовалось двадцать, но протезы уже работают по несколько месяцев.

Чувство собственной неполноценности не покидает меня всю жизнь. Смешными кажутся ура-патриоты, толкующие о величии наших народов будь-то русского или украинского.

Клиника работала в обычном темпе. С АИК-ом уже оперировали Кнышов, Зиньковский, Ситар. Ничего принципиально нового не освоили: те же тетрады, клапаны. Все попытки делать операции на самых маленьких детях кончались неудачно - как меньше четырёх лет, так половина умирают. В Москве было лучше, но новорожденные и у них "не шли". Эта проблема очень важна, из числа детей, родившихся с пороками сердца, до года умирают около половины. Значительную часть из них можно спасти, если уметь.

Почти весь год я писал воспоминания о войне, рассчитывал, что напечатаютк 30-летию победы (да, напечатали, использовал в этих записках).

В июне 1974 года была встреча с однокурсниками. 35 лет прошло как окончили. Поехал и я. Первый раз в Архангельск после бегства от аспирантуры.

Прилетел, аэродром далеко. Автобус. Институт. Иду в номер в гостинице, а напротив - Галя! Встретились... даже не знаю, как определить. Очень знакомое и уже чужое. Прошло еще 16 лет как виделись в Ленинграде. За это время ничего о ней не слышал. Выглядела ничего. Не толстая, подмазанная. Даже красивая.

Программа встречи большая. Речь студентам в институте. Обед в ресторане. Прогулка на катере в устье Двины.

Приехало, примерно, четверть. Объятья, поцелуи, восклицания, расспросы, обмены адресами, фотографиями. Всё, как положено. Собрались почти одни женщины. Мужчин - моряков, всего двое. Многие погибли.

Архангелки выглядели хорошо. Город жил голодно, в магазинах, кроме камсы, не было ничего. Но в ресторане по блату еду сделали достойную.

Город изменился. Был деревянным, стал каменным, целые улицы выгорели в 41-м от бомбежек. Дощатые тротуары на боковых улицах ещё кое-где остались, но больше асфальт. Общее впечатление - бедно и неухожено.

Плохо живёт великий русский народ.

В последующие годы ещё дважды прилетал в Архангельск. 1983 год - 50 лет основания института. На встречу в 1989 - полвека после окончания, прилетел прямо из Кремля, со Съезда. Было человек пятнадцать, провели по той же программе. Выступал перед студентами, депутат, демократия. Эйфория!

Три раза был в Архангельске, а город всё такой же бедный. Но врачи подарков не берут - социалисты. Не как московские или киевские.

Такими и мы были. В нашем вестибюле, куда приходят родственники и больные, висело объявление:

"Прошу подарков персоналу не делать, кроме цветов. Амосов".

И соблюдали.

Сняли лозунг уже после моего ухода, при перестройке. Идеология поменялась и медицина становилась платной.

Уже в средине шестидесятых нам стало тесно, хирургия усложнилась, больных много, условий нет. В ЦК решили - нужно новое здание. Стали проектировать. Тут случился взрыв в камере, я "комплексовал", глядел на кибернетику, всё остановилось. Правда, операционную пристроить успели.

Но проблема тесноты осталась, к проекту вернулись. Новое здание построили к концу 1975 года. Шесть этажей, 350 коек, дополнительные операционные, этаж для реанимация, этаж для лабораторий. В старом здании открыли терапию, поликлинику, аптеку, станцию заготовки крови, расширили рентген. Минздрав дал новые штаты.

25 ноября состоялось великое переселение. Создали пять отделений, два для детей, три для взрослых. Выдвинул новых заведующих: Гену Кнышова, Мишу Зиньковского, Леню Ситара. Яша Бендет получил отделение терапии. Скоро они все защитили докторские.

Клиника обрела новое дыхание. Это было четвертое, после 1952 года.

Теперь даёшь план - две тысячи операций, из них половину с АИК. Очередь больных ликвидировали, начали ездить в области, консультировать, жать на терапевтов. По числу операций на миллион жителей Украина, да и Россия отставали от США в двадцать раз ( Увы! И теперь так же!).

Я отставил кибернетику и все силы отдавал клинике. Оперировал много - 3-5 операций в неделю. Моим заместителем оставалась "начальница".

Освоение здания, притирка персонала, требовало времени. И нервов.

И в первую же зиму случилось ЧП, взрыв инфекции.

О! это была драма не меньше чем взрыв в камере, хотя и не столь заметная. Нагноения ран после операции встречались у каждого седьмого больного, но умирали очень редко. Лечили. Было неприятно, но терпимо.

Но тут началось другое - у больных с клапанами рана не расходится, но повышается температура, потрясают ознобы и через 7-10 дней смерть. Диагноз - сепсис. Я брал больного на стол, подключали АИК, открывал сердце, находил на протезе клапана омертвевшие ткани. Заменял протез. Операция во много раз сложнее первой, да и инфекцию удалить невозможно. Так оперировал пятнадцать больных, но спаслись только шесть.

Заведующим операционными был Юзеф Когосов, наш старый кадр.

Накинулся на него:

- Ты, такой-сякой, не следишь за асептикой! Уходи из клиники!

Никого я так не выгонял, не до, не после. Обиделся на меня кровно и справедливо. Мамолат перевёл его в туберкулезный сектор.

То же и я - чувство вины не покидает. Тем более, что прогнал его зря.

Сепсис косил "клапанщиков" около двух месяцев. Провели исследования и оказалось, что микробы попадали в кровь из капельниц в реанимации, а источником были руки сестёр. Операционная была реабилитирована. Юзефу принёс извинения. Но обида прошла только спустя годы.

Система профилактики, принятая на западе, была для нас невыполнима. Принцип её прост: всё должно быть "одноразовым" - раз использовал и выбрось. Повторные обезвреживания от микробов не надежны. Да, мы это знаем. Но сколько же нужно перчаток, капельниц, трубок, шприцов, принадлежностей АИК, если выбрасывать после одного использования! Денег для этого нужно в десять раз больше. Выход только один - химия плюс дисциплина. Дезинфицирующие растворы достаточно сильны, нужно только работать в перчатках и поминутно мыть их в тазиках с раствором. Разумеется, это сочетается с обязательными переодеваниями в стерильное белье, бахилами на ноги, влажными уборками, постоянным бактериологическим контролем.

Инфекция была остановлена. У нас и теперь ещё нет денег, чтобы всё одноразовое. Трубки для АИК из Мексики служили до полного почернения.