— Я готов. — Андер накинул на голову капюшон. — Дожить бы до конца.

Первая смерть ворвалась в их отряд на рассвете.

Они огибали южное предгорье Мурата. Еще четыре-пять часов марша — и перед ними Дагонор. Даже дождь им не помеха. Некоторые еще маялись поносом, но не отставали. Ячменное Зерно гордился своими людьми. Упорные парни, ничего не скажешь!

И вдруг один из воинов зашелся неудержимым кашлем, схватился за грудь и рухнул. Когда Ячменное Зерно до него добежал, он уже не дышал. Кожа покойника быстро остывала.

— Что случилось?

Соседи мялись и испуганно переглядывались.

— Как его звали?

— Кажется, Джабал. По прозвищу Бочонок. На дудочке играл…

— Он был болен?

— Кашлял сильно. Нехорошо кашлял.

Ячменное Зерно задрал рубаху умершего. Грудь покрывали язвы, расчесанные до крови. Особенно зловеще они выглядели ближе к подмышкам.

— Есть еще у кого-нибудь такое?

Поднял руку парень, ненамного старше Ламеха, тощий и бледный.

— Покажи.

Парень задрал рубаху. Такая же сыпь, но еще не почерневшая.

— Как себя чувствуешь?

— Да ничего, терпимо.

«Может, он от страха такой бледный», — с надеждой подумал Ячменное Зерно.

— Кто еще болен?

Молчание.

— Чего боитесь? Лучше скажите.

Поднялись еще три руки.

— Все?

Еще одна рука.

— Идти можете?

Все четверо утвердительно закивали. Выглядели они, конечно, неважно, но кто из всей группы смотрелся молодцом после таких мытарств? Даже сам командир…

— Что ж, тогда вперед, — приказал Ячменное Зерно.

Все молчали.

— Что с Джабалом? — спросил Ламех.

— А что мы можем для него сделать? Надо идти, — повторил Ячменное Зерно. — Вперед, вперед!

Группа потащилась дальше. Ламех бросил последний взгляд на покойника. По багровому животу колотили тяжелые капли. Дождь усиливался.

Ламех вдруг вспомнил, что звали умершего не Джабал, а Джубал. Молодая жена и ни одного ребенка. Некому унаследовать его любовь к музыке. Ламех подумал о своем отце. Что хотел бы тот передать своему сыну? «Лодки, — пробормотал он себе под нос. — Конечно, лодки. Перед тем, как ногу потерял, он лодками занимался».

Пора. Ламех нагнулся и нашарил в мешке покойника его инструмент — четыре тростинки, связанные шнурком. Ламех сунул флейту в свой мешок и побежал догонять отряд.

— Чего мы ждем? — спросила Ада, в очередной раз меняя позу. Она уже и на ладонях посидела, и спиной к стене прислонялась, и на бок перекатывалась, но так и не смогла устроиться. Слишком жесткий камень. — Мы сидим здесь уже… — она не имела представления о времени. — Уже жуть сколько времени. Не узнали ничего, и Джареда не ищем.

— Ты почти права. Мы выяснили, что эта пещера почти заброшена. За все время только один воин прошел.

— Где? — Ада уставилась в кромешную тьму. — Ты слышал шаги?

— Пес почуял. Я прислушался и тоже заметил.

— А откуда знаешь, что воин?

— По обуви. И еще меч на поясе скрипел.

Ада вытерла ладони о штаны. Руки вспотели при простом упоминании о страже.

— Что будем делать? — спросила она.

— Я так понял, что ты засиделась… Надо бы кому-нибудь из нас прогуляться… оглядеться.

«Кому-нибудь из нас. — Ада прикусила губу. — Не „нам”. Не „мне”. Он меня имеет в виду». Ада догадалась, почему. Она знает язык нифилим.

— А собаку взять можно?

— Нет.

Ада ждала объяснений, но Урук всегда говорил лишь самое необходимое. Что ж, она спросит.

— Почему?

— Если тебя поймают, мы с Псом тебя выручим. — Урук положил руку ей на колено. Рука тяжелая. Тяжесть приятная, успокаивающая. — Одна ты лучше спрячешься. Пес дышит шумно.

Ада сжала его руку.

— Держись как можно незаметнее. Тихо-тихо.

Ада попыталась представить, что случится, если ее схватят. Странно, не получилось. Урук все изменил в ее жизни. Ей даже чуть-чуть хотелось, чтобы ее поймали и чтобы Урук примчался ее спасать. Тут же в душе зашевелилась тревога: а если он не сможет? или не захочет?

— Ну, я пойду, — решилась она. — Чем скорей…

— Мы тебя проводим до вершины холма.

— Смотри, — шепнул ей Урук.

Впереди цепочка факелов в очередной раз раздваивалась. Более яркая и частая череда факелов вела вниз под уклон. Вторая сворачивала влево и спускалась еще более круто, теряясь во тьме. Факелы казались звездами, отраженными поверхностью ночного пруда.

— Куда они ведут? — спросил Урук.

— Не знаю. Может, в Черную пещеру?

— Вторая. А первая, поярче? Смотри, в конце.

Ада присмотрелась, но не заметила ничего необычного.

— Три последних, — прошептал Урук.

Ада прищурилась. Сначала она ничего не поняла. Желтые точки убегали во тьму, становясь все меньше и меньше.

— Я не… — начала Ада, и тут ее озарило. Три последних огонька кажутся совсем одинаковыми. — Темница! — шепнула Ада.

— Наконец-то!

— Ну, я пошла.

— Мы следим за тобой, — подбодрил Урук. — Что бы ни случилось, меня не зови. Мы обязательно подоспеем.

Ада кивнула.

— Ясно?

— Ясно.

— Хорошо. Нож отдай.

— Почему? — Ада неохотно вернула нож.

— Он тебе не нужен, а мне может понадобиться.

— Ты не дашь им меня увести?

— Нет. Обещаю.

Ада потрепала загривок пса.

— Ты тоже пообещай.

Пес лизнул ей руку.

— Теперь иди.

Ада осторожно двинулась вниз по тропе.

Она прошла уже половину склона, когда увидела неясные очертания первых стражников. Сердце ее усиленно забилось. Удивляясь самой себе, она продолжала осторожно переставлять ноги, чуть замедлив шаг. Остановилась она в десяти шагах от нифилимов. С ее места можно было различить даже голубой цвет их глаз.

К своему удивлению, она узнала обоих мужчин. Тот, что справа, — Шагар. Он постарше. На макушке уже просвечивает плешь, да и в талии раздался. Немножко не такой, как все нифилимы. Для остальных охрана рабов — своего рода наказание, обуза, для него — обычная работа. Он никогда не проявлял излишней жестокости, бич использовал редко, но от рабов всегда получал больше руды, чем другие надсмотрщики. За что и ценился начальством. Второй — злосчастный Зал, охранявший дверь барака, когда Урук похитил Аду. Оба сидели, привалившись спинами к стене и уставившись перед собою во тьму. Выглядели они сонными.

— А расскажи-ка мне еще разок, — пробормотал Шагар, — как у тебя девицу увели.

— Ну, чего рассказывать? Сколько можно? Увели и увели.

— Гигант?

— Гигант не гигант, но здоровенный.

— На кой она ему?

— Почем я знаю? Ума не приложу, кому такая грязная замухрышка могла приглянуться.

Ада чуть не скрипнула зубами.

— Не знаю я ничего про гигантов, — проворчал Шагар, — но дни дурные. Две наши, говорят, того… с пузом.

— Да ну!

— Мне сам главный сказал. Лагассар голову ломает, как с ними поступить.

— Что делается! Никому ж не разрешали вот уже, почитай, лет десять. Хуже не бывает.

— В том-то и дело, что бывает. Одна из них с черноголовым спуталась.

— Ах-х-х! — опешил Зал и, хлопнув себя по ляжкам, рассмеялся. — Слов нет. Наши женщины никогда не позволяют себе такого.

— И наши мужчины тоже не позволяют. А все равно случается.

— С чего это им вздумалось?

— А ты как думаешь?

Зал кивнул.

— Знаешь, одна… не буду называть, чтоб до капитана не дошло… В общем, пригласила меня сходить искупаться. Знаешь же, чем эти купания заканчиваются.

— Злые дни, — покачал головой Шагар.

Ада внимательно слушала. Такие беседы нифилим ей слышать не приходилось. Приказы, ругань, деловые разговоры и обсуждение военных планов в квартире капитана… А здесь они просто болтали.

— Когда Лагассар решит с этими… двумя? — спросил Зал.

— Главный сказал, что после боя. Мало ли, какие потери.

— А кто они? Из какой линии?

— Одна из четвертой.