— У вас чудесный ребенок, — заметила журналистка, проходя по коридору и любуясь фотографией в рамочке, на которой маленькая белая девочка с хохотом скакала перед дождевальной установкой, высунутым язычком ловя капли воды.

Виолетта ничего не ответила.

Лизбет удивилась: любая мать обожает говорить о своих детях.

Пройдя половину коридора, Лизбет беглым взглядом обвела остальные фотографии на стене. Девочка перед дождевальной установкой. Она же с рыжеволосой женщиной на пляже. И снова она, в компании той же женщины, теперь уже на арбузной бахче.

Разглядывая фотографии, Лизбет вдруг поняла, что на всех сняты белые. И действительно, среди них не было ни одной, ни единой, на которой можно было увидеть чернокожего.

Лизбет недооценила свою собеседницу. Виолетта — или как там ее звали на самом деле — вовсе не была неопытным новичком.

— Это ведь не ваш дом, верно? — заметила Лизбет. Это был не вопрос, скорее утверждение.

Виолетта остановилась в маленькой, тесной кухоньке. Рядом с большим столом «под дерево» стоял маленький пластиковый детский столик. На дверце холодильника теснились с полдюжины фотографий. И снова одни белые.

— И вас зовут вовсе не Дебби Шопф, не так ли? — продолжала Лизбет.

— Не впутывайте сюда Дебби…

— Виолетта, если она ваша подруга…

— Она просто делает мне одолжение.

— Виолетта…

— Прошу вас, не впутывайте ее… О боже! — произнесла Виолетта, прикрыв глаза рукой. И Лизбет заметила тоненькое золотое обручальное колечко на безымянном пальце. Ему она почему-то поверила.

— Послушайте, — сказала Лизбет, прикоснувшись к плечу женщины. — Вы меня слушаете? Я пришла сюда не для того, чтобы заманить в ловушку вас или ваших друзей. Клянусь. Мне просто нужно знать, правда ли то, что вы рассказали о Дрейделе…

— Я ничего не выдумываю.

— Никто не обвиняет вас в этом.

— Вы только что сказали, что не станете упоминать мое имя. Вы пообещали мне это.

— Я не собираюсь отказываться от своих слов, Виолетта, — поспешила уверить женщину Лизбет, зная по опыту, что вымышленное имя успокоит ее и вселит уверенность. — Никто не знает, что я здесь. Ни мой редактор, ни мои коллеги, вообще никто. Но давайте не забывать об одной вещи: вы пригласили меня потому, что у вас была веская причина. То, что сделал с вами Дрейдель… когда он поднял на вас руку…

— Он не поднимал на меня руку! Он просто ударил меня кулаком в лицо, а потом толкнул на зеркало! — взорвалась Виолетта, и страх ее мгновенно сменился вспышкой ярости. — Этот негодяй ударил меня так сильно, что мне пришлось сказать матери, будто я попала в аварию! Она поверила мне — после того как я специально разбила фару, чтобы она не усомнилась! Но когда я увидела его имя в газете… Если он думает, что я буду молчать, пока он будет разыгрывать из себя бойскаута, готовящегося стать сенатором… О нет, нет, нет!

— Я понимаю вас, Виолетта… Действительно понимаю. Но и вы должны понять меня: я не смогу помочь вам, я не смогу сделать вообще ничего, пока не удостоверюсь, что это правда. Вы говорили, что у вас есть доказательства. Это фотографии или…

— Фотографии? Дрейдель, конечно, сволочь, но далеко не дурак.

Виолетта вышла из кухни и направилась в гостиную, которую бежевые вертикальные жалюзи защищали от последних солнечных лучей, падающих сквозь раздвижные стеклянные двери. Явно стараясь успокоиться и обрести душевное равновесие, она остановилась посреди комнаты, прижав ладонь к груди.

— С вами все в порядке? — окликнула ее Лизбет.

— Да, просто… просто я ненавижу прошлое. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Вы шутите? Я ненавижу даже настоящее.

Шутка была незамысловатой, но именно той, которая требовалась Виолетте, чтобы перевести дух.

— Когда мы впервые… словом, когда мы только начали встречаться, — начала женщина, опускаясь на колени перед Г-образной софой и просовывая под нее руку, — мне даже не разрешалось спрашивать о его работе. Но эти ребята из Белого дома… они ничем не отличаются от денежных мешков здесь, в Палм-Бич, или Майами, или любом другом месте… все эгоисты очень любят рассказывать о себе, — добавила Виолетта, вытаскивая из-под софы небольшую связку бумаг. Перетянутые толстой резиновой лентой, они походили на стопку каталогов или писем. Виолетта сняла ленту, и бумаги веером рассыпались по кремовому кофейному столику с пластиковой крышкой.

— «Заметки президента Мэннинга для выступления на саммите АПЕК». Программа похорон короля Марокко… — Перебирая документы, Виолетта отшвыривала их в сторону один за другим. — Вы только взгляните на это: личная визитная карточка владельца команды «Дельфины из Майами» с номером его прямого телефона и номером сотового. Собственноручно написаны на обороте, а рядом приписка: «Господин президент, давайте сыграем в гольф». Засранец!

— Я не совсем понимаю… Дрейдель оставил у вас эти документы на хранение?

— Оставил? Да он чуть ли не силой всучил их мне. С гордостьювручил, так будет вернее. Не знаю, по-моему, таким жалким способом он давал мне понять, что действительно близок к президенту. Каждый раз, когда он приходил ко мне, я получала очередной клочок бумаги из мусорной корзины президента: заказ на ленч, написанный рукой Мэннинга, карточки подсчета очков, когда он играл в бридж, монеты, кроссворды, багажные ярлыки…

— Что вы сказали?

— Багажные ярлыки?

— Нет, перед этим… Кроссворды, — повторила Лизбет, опускаясь рядом с Виолеттой на кушетку и склоняясь над стопкой бумаг на кофейном столике.

— О, один у меня точно есть, — ответила женщина, перебирая документы. — Мэннинг на них просто помешался. Дрейдель говорил, что он в состоянии целиком разгадать кроссворд, разговаривая по телефону с… Ага, вот он, — воскликнула она, вытаскивая из кучи бумаг старую, сложенную пополам газету.

Виолетта протянула ей кроссворд и, взглянув на него, Лизбет почувствовала, как у нее отнялись руки и ноги… написанные рукой президента ответы… и путаница инициалов на левой стороне листа.

У нее задрожали руки. Она прочла его, а потом перечитала еще раз, чтобы увериться окончательно.

Я не верю в это. Как мы могли быть настолько…

— Что такое? — растерянно спросила Виолетта. — Что случилось?

— Ничего, просто… Я смогу вас найти по этому номеру, правильно? — Виолетта кивнула, и Лизбет переписала номер, от руки нацарапанный на базе телефона. Она встала, продолжая сжимать в руке злополучный кроссворд. — Послушайте, я могу сделать копию этой страницы? А потом сразу же привезу ее назад, обещаю.

— Конечно, но… но я ничего не понимаю. Что вы там нашли? Почерк Дрейделя?

— Нет, — ответила Лизбет, чуть ли не бегом бросившись к двери. Она на ходу раскрыла свой телефон и принялась набирать номер Уэса. — Нет, я нашла кое-что получше.

Рого хранил молчание вот уже двадцать пять минут. Склонившись над архивной коробкой, стоявшей на коленях, он переворачивал страницу за страницей в раскрытой папке.

— Как ты думаешь, кто его мать? — наконец поинтересовался он, когда лучи заходящего солнца коснулись оконного стекла.

— Ребенка Бойла? — отозвался Дрейдель, копошась в своем ящике. — Понятия не имею.

— Ты думаешь, это была какая-то важная особа?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, не знаю… он мог спать с кем угодно: старшей сотрудницей аппарата… какой-нибудь практиканткой… первой леди…

— Первой люди? Это что, шутка? И ты думаешь, мы бы не заметили, если бы миссис Мэннинг — во время пребывания в Белом доме— стала бы набирать вес, ее тошнило бы по утрам и она вдруг начала бы посещать врача? Не говоря уже о том, что в один прекрасный день она появилась бы с ребенком, как две капли воды похожим на Бойла?

— Может быть, ребенок у нее не родился. Это мог быть…

— Примечание «Отцовство» означает, что ребенок появился на свет, — упрямо заявил Дрейдель, обойдя стол с другой стороны и принимаясь за очередную коробку. — Если бы женщина сделала аборт, там было бы написано АВТ. И даже если бы дело обстояло так, как ты предполагаешь… Первая-леди? Просто невероятно. Когда пришло время нам покидать Белый дом, она была расстроена сильнее президента. Не может быть, чтобы она рискнула своим положением ради какого-то глупого флирта с Бойлом.