Лизбет внимательно наблюдает за нами. Когда она прищуривается, веснушки у нее на лице приходят в движение. Она зарабатывает, в том числе, и на том, что разбирается в выражении лица и его социальном подтексте.

— Вы ведь даже Мэннингу не доверяете, верно? — спрашивает она.

— Вы не сможете опубликовать эту историю, — угрожающе говорит Дрейдель.

У Лизбет отвисает челюсть, настолько шокирующим оказался для нее ответ.

— Вы серьезно…

Мне понадобилась всего секунда, чтобы понять, что произошло. Я смотрю на Лизбет, потом перевожу взгляд на Дрейделя. Я не верю своим ушам. Оказывается, она блефовала!

— Не вздумайте этого опубликовать, — добавляет Дрейдель. — Мы не говорили ничего подобного.

— Я знаю… Я и не собиралась ничего публиковать… Я всего лишь…. Парни, а ведь вы разворошили настоящее осиное гнездо. Вы хотя бы понимаете это?

Дрейделю надоело отвечать на вопросы. Он набрасывается на журналистку, тыча пальцем ей в лицо:

— У вас нет доказательств! И тот факт, что…

— Вы действительно можете нам помочь? — спрашиваю я из-за стола.

Повернувшись ко мне, она без колебаний отвечает:

— Несомненно.

— Уэс, не говори глупостей…

— Как? — продолжаю напирать я.

Теперь ко мне поворачивается и Дрейдель.

— Подожди… ты что, действительноверишь ей?

— Я буду тем единственным человеком, связь которого с вами нельзя проследить, — объясняет Лизбет, обходя Дрейделя и направляясь ко мне. — Если позвоните вы, люди будут знать, что что-то назревает. То же самое и с Дрейделем. Но если звонок сделаю я, то все сочтут меня дешевым репортером, который вынюхивает историю и мечтает стать очередным Вудвордом и Бернстайном. [20]

— А почему вы вообще захотели помогать нам? — интересуюсь я.

— Чтобы стать следующим Вудвордом и Бернстайном. — Она рассматривает меня темно-зелеными глазами через ультрамодные очки — и при этом ни разу не взглянула на мою щеку. — Мне нужна история, — добавляет она. — Когда все закончится… когда все тайны выплывут наружу и вам придет в голову, что неплохо было бы написать об этом, я хочу быть той, кто в самом деле напишет эту книгу.

— А если мы посоветуем вам убираться к дьяволу?

— Я сейчас расскажу обо всем, что знаю. И у дверей ваших квартир выстроится очередь из фургонов для прессы, которые засунут ваши жизни в мясорубку кабельного телевидения. Солгать всей Америке… Гигантская дымовая завеса… Да вас съедят с потрохами, как картофельные чипсы. И даже если после этого расскажете правду, ваша жизнь будет похожа на маринованные кости.

— Значит, вот как? — вопрошает Дрейдель, подскакивая к столу и стуча по нему костяшками пальцев. — Вы угрожаете нам, а мы должны согласиться с вашими требованиями? Откуда нам знать, что уже завтра утром вы не нарушите свое слово, чтобы в одночасье стать знаменитой?

— Потому что стать знаменитыми в одночасье мечтают только идиоты, — роняет Лизбет, присаживаясь на край стола. — Вы же знаете, как это бывает. Если я расскажу о том, что знаю, меня ласково погладят по головке, и длиться это будет ровно двадцать четыре часа. После этого сюда стаей слетятся репортеры «Таймс» и «Вашингтон пост», отберут у меня самые лакомые кусочки и с блеском доведут дело до победного конца. Согласившись на мое предложение, вы сохраняете контроль в своих руках. Вы получаете ответы, я — свою историю. Если вы невиновны, вам нечего бояться.

Я поднимаю на нее глаза. Лизбет покачивает ногой, сидя на краешке стола. Она знает, что права.

— И мы можем вам доверять? — спрашиваю я. — Вы будете хранить молчание, пока все не закончится?

Она перестает качать ногой.

— Уэс, единственная причина, по которой вы знаете Вудворда и Бернстайна, заключается в том, что они довели дело до конца… а не просто нанесли первый удар. Только сумасшедший нарушил бы данное вам слово и не дождался счастливого окончания этой истории.

Я уже обжигался на репортерах. Я их не люблю. И уж, конечно, мне не нравится Лизбет. Но когда я перевожу взгляд на Дрейделя, который наконец-то угомонился, то понимаю, что у нас нет выбора. Если мы не станем сотрудничать с ней, она вынесет эту историю на публику и так примется стирать грязное белье, что мы никогда не сможем надеть его снова. А вот если мы станемс ней работать, то, по крайней мере, выиграем какое-то время, чтобы понять, что происходит. Я снова перевожу взгляд на Дрейделя. Судя по тому, как он поглаживает переносицу, мы уже наступили на мину замедленного действия. И вопрос только в том, сколько времени пройдет, прежде чем мы услышим большой…

— Никому не двигаться! — ревет позади нас голос.

Дверь врезается в стену, и в комнату с оружием наизготовку врывается полудюжина агентов Секретной службы в костюмах и галстуках.

— Пошли отсюда! — кричит крепкий и мускулистый агент в узком желтом галстуке, хватая Дрейделя за плечо и подталкивая его к двери. — Бегом. Быстро!

— Отпустите меня!

— И вы тоже! — обращается другой агент к Лизбет, которая следует за Дрейделем. — Марш!

Остальные агенты врываются в комнату, но пробегают мимо меня, рассыпаясь по комнате. Это не атака, это облава.

Странным мне кажется лишь то, что никого из них я не узнаю. Из наших сопровождающих и охранников я знаю в лицо всех. Может быть, кто-то позвонил и сообщил о том, что в здании заложена бомба, и теперь они…

— Вы оба, бегом! — орет на Лизбет и Дрейделя агент в желтом галстуке. Я полагаю, что он не видит меня — Лизбет по-прежнему стоит прямо передо мной, но когда я вскакиваю с места и устремляюсь за ними к входной двери, кто-то хватает меня сзади за пиджак.

— Эй, что вы себе?..

— Вы остаетесь со мной, — настойчиво говорит Желтый Галстук и тащит меня назад с такой силой, что воротничок рубашки впивается мне в шею. Резким толчком он отправляет меня в дальний угол комнаты. Причем так быстро, что я едва могу устоять на ногах.

— Уэс! — окликает меня Лизбет.

— С ним все в порядке, — успокаивает агент с прыщавым лицом, хватая ее за локоть и подталкивая к двери. Он говорит ей что-то еще, но я не слышу, что именно.

Оглядываясь на меня через плечо, Лизбет с трудом удерживает равновесие. Спотыкаясь на каждом шагу, она ковыляет к белому прямоугольнику света, падающему из двери. Ее дергают за руку, и она исчезает из виду. Когда первый агент схватил ее, она была здорово напугана. Но сейчас… последний ее взгляд, который я вижу, перед тем как захлопывается дверь… у нее так расширились глаза… Чтобы ни сказал ей агент, она явно впала в панику.

— Отпустите меня, я свой! — повторяю я, пытаясь достать идентификационную карточку.

Но Желтый Галстук не обращает на мои попытки никакого внимания.

— Шагай! — командует он и при этом практически волочит меня за воротник.

Последний раз Служба двигалась так быстро, когда Бойла…. Нет. Я останавливаю себя, отказываясь снова вспоминать тот кошмар. Не паникуй. Возьми себя в руки. Добудь факты.

— С Мэннингом все в порядке? — спрашиваю я.

— Не разговаривай, шевели ногами! — огрызается агент, и мы бегом устремляемся в угол комнаты, где я замечаю прикрытую ковром, почти невидимую дверь.

— Пошел! — напутствует Желтый Галстук, открывая замок и толкая меня вперед, чтобы я своим телом открыл дверь.

В отличие от двери, через которую вышли Лизбет и Дрейдель, эта не ведет в фойе. Потолок где-то высоко над головой, бетонный коридор кажется узким и серым. На стенах видны небрежно провисшие провода, грязные огнетушители и какие-то непонятные белые трубы. Судя по устоявшемуся запаху аммиака, это служебный коридор.

Я снова пытаюсь вырваться, но мы идем слишком быстро.

— Если вы не скажете, куда, черт возьми, мы направляемся, я лично позабочусь о том, чтобы вас…

— Пришли, — говорит Желтый Галстук, останавливаясь у первой двери по правую сторону от меня. На ней красно-белая табличка с надписью «Кладовая». Свободной рукой агент открывает дверь, за которой оказывается комната, размерами превосходящая мой офис. С последним толчком он отпускает мой воротник, зашвыривая меня внутрь, как мешок с мусором.