Восемь лет спустя Нико все еще жил в той же самой комнате, в окружении все той же небольшой кровати, той же самой прикроватной тумбочки и того же самого крашеного комода с зеркалом, в котором лежали его Библия и красные стеклянные четки.

Но было еще кое-что, о чем Нико не говорил никогда и никому. Кизиловое дерево и впрямь напоминало ему о родном доме и матери, но гораздо больше его занимала разбитая и заброшенная служебная дорога, которая проходила прямо под его окном и вела дальше, через всю территорию клиники, заканчиваясь на парковочной площадке перед главным входом в павильон Джона Говарда. Дерево было знамением — крест, на котором распяли Христа, был из кизила, — но дорога… эта дорога должна была стать путем его спасения. В глубине души Нико знал это. Он верил в это всем сердцем. Он знал это с самого первого дня, когда увидел дорогу, поросшую травой и сорняками, с трещинами и ухабами в изношенном асфальтовом покрытии. С каждым годом ее поверхность сужалась и отступала под натиском травы. Совсем как чудовище, думал Нико. Чудовище, которое сидит внутри. Как те чудовища, которые убили его мать.

Он не хотел нажимать на курок. Поначалу не хотел, во всяком случае. Не хотел даже тогда, когда Троица напомнила ему о грехе отца. Но когда он увидел доказательство — страницу журнала доставки из больницы…

— Спроси своего отца, — сказала ему Троица. — Он не станет отрицать этого.

Раскачиваясь на радиаторе парового отопления и глядя в больничное окно, Нико по-прежнему слышал эти слова. По-прежнему чувствовал сладковатый ароматный дым отцовских сигар. По-прежнему задыхался от резкого ветра Висконсина, бегом поднимаясь по ступеням дома отца. Он не вспоминал его почти шесть лет. Последний раз они виделись еще до армии… до увольнения… до приюта. Нико даже не знал, как найти его. Но Троица знала. Троица помогла ему. Троица — да благословит их Господь! — показала Нико дорогу домой. Чтобы покарать чудовище. И исправить то, что еще можно было исправить.

— Папа, она должна была умереть за моигрехи! — крикнул он тогда, распахивая дверь и врываясь внутрь. Эти слова все еще звучали у него в ушах. Он до сих пор помнил сладковатый аромат сигар. По-прежнему ощущал, как сгибается палец, лежащий на спусковом крючке. Слышал, как отец всхлипывал и умолял:

—  Пожалуйста, Нико, ты же мой… Позволь мне помочь тебе.

Но Нико видел только фотографию матери — свадебную фотографию! — прекрасно сохранившуюся под стеклянной крышкой кофейного столика. Такая молодая и красивая… вся в белом… как ангел. Его ангел. Его ангел, которого у него забрали. Забрали чудовища. Звери. Антихрист.

—  Нико, жизнью клянусь — всем святым, что у меня есть, — я невиновен!

— В этой жизни не бывает невиновных, папа.

Следующее, что запомнил Нико, это как он поскальзывается на старом и рваном линолеуме, покрывавшем пол, пропитавшемся… пропитавшемся красным. Запомнил темно-красную лужу. Кровь.

— Па… — прошептал Нико, лицо которого было забрызгано кровавыми веснушками.

Но отец уже не мог ничего ответить.

— Не сомневайся, Нико, — сказал Номер Третий, — Проверь его лодыжку. Ты найдешь их метку.

Нико пошевелился — не обращая внимания на пулевое отверстие в руке отца (чтобы он ощутил боль Христа) и еще одно отверстие в сердце, — поднял отцовскую ногу и потянул вниз носок. И увидел. То, о чем говорил Номер Третий. Тайную метку. Скрываемую даже от сына. Скрываемую от жены. Крошечную татуировку.

Циркуль и угольник — самый священный из всех масонских символов. Инструменты ремесла архитектора… инструменты для построения их входа, дверного проема… плюс «G», обозначающее Великого Архитектора Вселенной.

— Чтобы показать, что он — один из них, — объяснил Номер Третий.

Нико кивнул. Он все еще не мог прийти в себя, обнаружив тайну, которую так долго хранил отец. Теперь чудовище было мертво. Но, как сказал Номер Третий, благодаря масонам еще много чудовищ рвались на свободу. Много зверей. Но теперь, сражаясь — то есть служа Господу, — он мог превратить смерть своей матери в благословение.

Троица называла это фатум, рок. Так по-латыни именовалась судьба. Судьба Нико.

Нико поднял голову, услышав это слово. Судьба.

— Да… так она… как в Книге.

И прямо там Нико понял, в чем будет заключаться его миссия — и почему у него забрали мать.

— Пожалуйста… я должен… позвольте мне помочь вам поразить чудовищ, — вызвался Нико.

Номер Третий внимательно наблюдал за ним. Он мог бросить Нико прямо там. Мог оставить его одного… покинуть на произвол судьбы… мог предпочесть сражаться в одиночку. Вместо этого он нашел те единственные слова, которые мог сказать только избранник Божий или праведник:

— Сын мой, помолимся вместе.

Номер Третий раскрыл объятия, и Нико припал к его груди. Он слышал рыдания Номера Третьего. Видел слезы в его глазах. Он больше не был для Нико незнакомцем. Он стал членом семьи. Отцом.

Фатум, — решил в тот день Нико. Его судьба.

В течение следующего месяца Троица объяснила, в чем будет заключаться его миссия. Они рассказали ему о враге и показали, как он силен. От Вольтера и Наполеона до Уинстона Черчилля франкмасоны в течение многих веков воспитывали и пестовали самых влиятельных членов общества. В музыке у них были Моцарт, Бетховен и Бах. В литературе — Артур Конан Дойл, Редьярд Киплинг и Оскар Уайльд. В бизнесе они продвигались к вершинам власти с помощью Генри Форда, Фредерика Мейтэга и Дж. К. Пенни.

В Соединенных Штатах их могущество возросло до необозримых высот: от Бенджамина Франклина до Джона Хэнкока, восемь человек из тех, кто подписал «Декларацию независимости», были масонами. Девять человек, подписавших Конституцию США. Тридцать один генерал в армии Вашингтона. Пять судей Верховного суда США, начиная от Джона Маршалла и заканчивая Эрлом Уорреном. Год за годом, век за веком масоны брали под свое крыло тех, кто оказывал наибольшее влияние на общество: Поль Ревир, Бенедикт Арнольд, Марк Твен, Джон Уэйн, Рой Роджерс, Сесил Б. Де Милль, Дуглас Фербэнкс, Кларк Гейбл, даже Гарри Гудини. И разве можно назвать совпадением то, что Дуглас МакАртур стал генералом армии? Или что Джозеф Смит основал целую религию? Или что Эдгару Гуверу на блюдечке преподнесли ФБР? Или даже то, что Базз Олдрин оказался на борту первой ракеты, полетевшей на Луну? Это все были поворотные пункты, вехи в истории. Оставленные масонами. Не считая того, что они шестнадцать раз занимали Белый дом: президенты Джордж Вашингтон, Джеймс Монро, Тедди Рузвельт, Франклин Делано Рузвельт, Трумэн, Линдон Джонсон, Джеральд Форд… и, как объяснила Троица, самые главные из них — Лейланд Ф. Мэннинг и чудовище, известное под именем Рона Бойла.

Ровно через месяц после первой встречи Троица раскрыла ему грех Бойла. Как они сделали и с отцом Нико.

Раскачиваясь и пощипывая первую струну, Нико услышал, как застонали шины, с недовольным хрустом давя подмерзший ледок. В поле его зрения вплыл массивный черный внедорожник, «дворники» которого смахивали с ветрового стекла снег, как надоедливых мух. Нико не прерывал своего занятия, прекрасно помня, что черные внедорожники обыкновенно означали Службу. Но, когда машина поравнялась с кизиловым деревом, Нико увидел, что сиденье пассажира пустовало. Служба никогда не приезжала в одиночку.

Три с половиной минуты, — сказал себе Нико, следя за движением секундной стрелки по циферблату. К этому моменту он уже давно произвел все необходимые подсчеты. Три с половиной минуты в среднем. Именно столько требовалось врачам, сиделкам, даже его сестре до того, как она перестала навещать его. Она всегда тратила лишние тридцать секунд на то, чтобы взять себя в руки, но даже в самые мрачные дни — в то черное воскресенье, когда он попытался причинить себе вред, — трех с половиной минут было более чем достаточно.