Потом я выпустил его шею из своей хватки и подобрал с пола трость-пистолет. Сквозь раскрытую дверь ванной комнаты я видел висевшие там полотенца. И вдруг понял, что отношусь к тому типу парней, которые просто не могут не дать окровавленному старику полотенце. Они готовы уступить даже собственное полотенце; более того, готовы даже предварительно намочить его под холодным краном — что бы этот старик ни сделал, заранее зная, что полотенце потом придется выбросить.

Через некоторое время — не знаю, сколько прошло: может, тридцать секунд, может, тридцать минут, — мы обнаружили, что сидим друг против друга, медленно выпуская пар и освобождаясь от избытка адреналина. Тону что-то пробормотал, но я не понял и попросил повторить. При этом я — просто так, без особой надобности — нацелил на него трость-пистолет. И мне понравилось испытанное при этом ощущение.

— Везет дуракам, — неразборчиво пробормотал Тону, однако глаза его по-прежнему живо поблескивали и смотрели зорко. — «Дурак» по-русски значит «идиот» или «болван». Но это слово также употребляют, говоря о незаслуженном везении, и приводят к случаю русские поговорки вроде «Дуракам — счастье», «Дуракам везет». Когда, к примеру, человек попадает с закрытыми глазами бильярдным шаром в лузу или выигрывает в лотерею. — Он приложил мокрое полотенце к носу и поморщился. — Вам тоже незаслуженно повезло, что вы в меня попали. Вы тот самый дурак, которому вдруг привалило счастье.

— Откуда вы знаете? Может, я проделываю такие штуки каждый день? — сказал я, проверяя, правильно ли держу трость-пистолет.

Он рассмеялся жутковатым каркающим смехом.

— Неужели? То-то у вас до сих пор руки трясутся… Вы и сейчас испуганы больше меня.

Я поднял трость и направил ее конец ему в голову.

— Значит, вы считаете, я боюсь?

— Использовать эту трость? — Он ненадолго замолчал, словно и в самом деле задумался над этим вопросом. — Нет, полагаю, этого вы не боитесь. По крайней мере сейчас. Но я знаю, что вы не боец. Да и не убийца.

— Откуда вам это известно?

— Да уж известно. Потому что убийца тут — я. И очень умелый, кстати сказать. И успешный. — Он выплюнул в полотенце сгусток красно-желтой слизи. — То, что вам удалось меня одолеть, чистая удача плюс следствие моего собственного недосмотра. Я был слишком уверен в себе.

— Вы пришли сюда, чтобы меня убить?

— Как вам сказать? Вы можете дать мне еще одно полотенце?

— Нет. Вы пришли сюда, чтобы меня убить?

— Прошу вас, дайте полотенце, — простонал Тону. — Вы же видите, что это совсем промокло. Полотенце и бренди, если есть.

— Бренди у меня нет. А следы крови можете подтереть своим пальто. Так вы действительно хотели меня убить?

— Да, хотел. Но если вы нальете мне бренди, обещаю, что не стану вас убивать. Уйду и больше никогда сюда не вернусь. Обещаю.

— Вы уйдете отсюда и не убьете меня вне зависимости от того, налью я вам бренди или нет. Пушка-то у меня.

— Это точно. У вас. Поздравляю. Вы быстро освоились с мыслью о возможности насилия. Но если вы меня не пристрелите, я, возможно, скоро вернусь. Хотя бы для того, чтобы наказать вас за плохие манеры. Разве можно отказывать старику в бокале бренди?!

Он развел руки, чуть ли не улыбаясь, и продолжил:

— Мой бизнес основывается на доверии. Так же как и ваш. Если вы, общаясь со своим информатором, пообещаете не упоминать в газете его имя, то почти наверняка сдержите слово. В противном случае пострадает ваша репутация. Так и я. Уж если говорю, что работа сделана, значит, так оно и есть. Если обещаю, что не вернусь сюда, значит, не вернусь. Кроме того, я начинаю склоняться к мысли, что убивать вас совершенно необязательно. Думаю, меня устроит и ваша естественная кончина. И если вы нальете мне большой бокал бренди, я попробую объяснить почему.

Продолжая держать Тону на прицеле, я наклонился к нижней полке книжного шкафа, где у меня хранилась початая бутылки виски «Бим Блэк».

— Как я уже говорил, бренди у меня нет. Только это. Угощайтесь. Сейчас принесу вам другое полотенце.

Тону неловко открутил крышку и отпил прямо из горлышка. Тем временем я проскользнул в ванную и достал из шкафчика свежее полотенце. Но вместо того чтобы намочить его под краном, сунул в унитаз, прежде чем передать Тону. Он обтер им лицо, представлявшее собой сплошную кровоточащую рану. Я же мысленно пожелал ему подцепить от моего полотенца самую ужасную инфекцию.

— Кто вы такой и кто послал вас меня убить? — спросил я.

Тону снова глотнул из бутылки.

— Первый вопрос. Мое имя абсолютно ничего вам не скажет. Но зовут меня, конечно же, не Тону. В этой жизни я веду поиск некоторых вещей, которые затем возвращаю туда, где они должны находиться. А попутно расправляюсь с теми людьми, которые эти вещи похитили. Что же касается вас… вообще-то я предпочитаю сразу рубить концы, но в данном конкретном случае мне, боюсь, не удастся этого сделать, поскольку я уже обещал вам не прибегать к насилию. Теперь о том, кто меня послал. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо начать с самого начала.

Он закурил трубку и посмотрел на меня с видом преподавателя, который решил строго наказать нерадивого студента, но, к своему удивлению, вдруг обнаружил, что тот вызывает у него сочувствие.

— Вы оказались значительно смелее и настойчивее, нежели можно предположить. Впрочем, уверен, что в этом смысле вы удивили даже самого себя. — Отложив трубку, он поднес полотенце к своим черным запекшимся губам.

— Возможно. Так это хорошо или плохо — как по-вашему?

Тону хмыкнул.

— Да никак. Это просто наблюдение — не более того.

— Но на чем это наблюдение основывается?

— На изучении вашей особы, конечно. Поначалу вы представлялись нам обычным образованным молодым американцем. Даже, пожалуй, с излишне мягким характером. И с таким характером надрываться ради нескольких сот подписчиков? Мы думали, что затеянное вами расследование скоро вам надоест и вы придете к заключению, к которому на вашем месте пришли бы все: старик умер в одиночестве от естественных причин. Но вы продолжали раскручивать это дело, и мы решили напугать вас и отвадить от расследования, прибив вам на дверь конверт с гнилым зубом. Мы надеялись…

— Так это вы, значит, прислали мне зуб? Но кто такие «мы», о которых вы все время упоминаете? И чей это был зуб?

Тону замер, не донеся бутылки до рта, потом поднял глаза к потолку, словно надеясь узреть там ответ, и пожал плечами.

— Скажем так: зуб принадлежал одному нашему знакомому бармену, отличавшемуся чрезмерной алчностью. Теперь что касается «мы»… За то время, что я живу в Америке, я неоднократно слышал фразу: «делать работу Бога». Она вам знакома?

— Разумеется. Я тоже ее слышал.

— В таком случае вот кто «мы» такие. Мы делаем работу Бога.

— И что это значит?

— А вы как думаете?

— Я думаю, что очень устал, — сказал я, поднимая трость-пистолет и наводя ее на Тону. — И что я отнюдь не выше того, чтобы вас пристрелить.

— Вы, знаете ли, много ниже того, чтобы меня пристрелить, — засмеялся Тону. — Но вернусь к предыдущей теме. По-моему, делать работу Бога — значит своими действиями вызывать его одобрение. Вы согласны?

— В общем и целом.

— То есть заниматься благотворительностью, исполнять пастырские функции. Иногда об этом говорят с иронией, но если разобраться, имеют в виду именно это, не так ли?

— Я уже дал вам понять, что согласен с вами.

— Делать работу Бога — значит работать на Бога, находиться на стороне Бога.

— Да. И что же?

— А то, что это и есть наша работа. Только делаем мы ее не для Бога, а за Бога, то есть вместо него.

Он снова глотнул виски. Я подумал, что содержимого бутылки осталось еще на три таких же глотка, и рассмеялся:

— Ну конечно! Это, разумеется, все объясняет. Благодарю вас.

Он не улыбнулся, даже не попытался обозначить улыбку.

— Но это невозможно, — сказал я. — Чистой воды богохульство. Кроме того…