Все это было сопряжено только с одним странным событием. Когда я сказал Яну, что, какой бы скандал в связи с этим ни разразился, он сразу же отправится в тюрьму, если продолжит носить при себе пистолет, мне на следующий день пришло послание от Вернума Сикля.

— Это имя кажется мне знакомым.

— Да, такое имя, раз услышав, не забудешь. Оно будто из романов Диккенса, сказали бы вы, имея склонность к банальностям, в каковом случае я вряд ли пригласил бы вас на ленч. Но это к слову. Как бы то ни было, Сикль считается одним из лучших и, безусловно, дорогих адвокатов по уголовным делам в Новой Англии. Обычно он представляет интересы крупнейших кланов, подвизающихся на ниве организованной преступности, но время от времени выступает и на стороне политиков, вольно или невольно оказавшихся замешанными в каком-нибудь нашумевшем деле. Ну так вот: мистер Сикль предложил мне больше не запугивать его клиента профессора Яна Пюхапэева, пообещав в противном случае вчинить иск мне, факультету истории, а также университету за попытку оклеветать его доверителя. Он также заявил, что если я предприму какие-либо действия, основываясь на слухах, то… Короче, пообещал, что со мной случится нечто ужасное — и так далее, в том же духе. Кроме того, известил меня, что хоть наш университет и является частным учебным заведением, он тем не менее получает федеральные гранты и муниципальную поддержку, по причине чего связан Четвертой поправкой, запрещающей проводить личный досмотр его клиента или обыск у него в кабинете. Не знаю, насколько эта аргументация соответствовала истине, но вид, несомненно, имела солидный. На мой взгляд, это была типичная угроза под прикрытием юридических терминов. Но она сработала: Ян сохранил свое место, и хотя с тех пор больше не стрелял, я готов прозакладывать последнее су, что пистолет при себе все-таки носил.

Вмешательство Сикля заинтриговало меня, поскольку свидетельствовало, что Ян Пюхапэев вовсе не такой непрактичный старый чудак, каким представлялся. Конечно, он мог узнать имя Сикля из многочисленных публикаций, но дело в том, что письмо пришло слишком уж быстро после инцидента. Это означало, что они, возможно, познакомились гораздо раньше. Но, как я уже сказал, все это не для печати.

— Знаете что, профессор? Я был бы не прочь воспользоваться этой информацией. И как вы понимаете, не для некролога. Эта история заинтриговала меня ничуть не меньше, чем вашего племянника. Согласитесь, здесь есть-таки нечто странное. Насколько понимаю, я не должен упоминать вашего имени в связи с этим делом. Но это и необязательно. Я просто могу сослаться, скажем, на «одного из коллег» или на «некий университетский источник». Но как бы то ни было, ссылок и цитат в этой истории не избежать.

Профессор Джадид посмотрел в окно. Мы находились на границе нижнего города. Залитые розоватым светом раннего вечера здания казались яркими и нарядными, словно их построили из элементов детского конструктора «Лего». Протекавшая внизу река в лучах закатного солнца отливала золотом и выглядела так, будто еще хранила тепло осени, хотя ее поверхность уже начала подмерзать.

— Ваше предложение необходимо обдумать. Прежде всего мне бы не хотелось, чтобы наш факультет в какой-то мере пострадал от того, что вы затеваете. А ведь вы затеваете самое настоящее публичное расследование, учитывая число ваших читателей.

— Число моих читателей не имеет к этому делу никакого отношения, — сказал я, возможно, чуть более резко, чем следовало. — Этой историей заинтересовался один издатель из Бостона. Если работа будет продвигаться успешно, у меня появится перспектива перебраться в Бостон.

— Прекрасная новость. Получить в вашем возрасте место репортера в престижной газете большого города — это удача, причем немалая. Позвольте в этой связи наградить вас соответствующими случаю поздравлениями, а также бокалом бренди. — И он просигналил стоявшей в баре Мауре. — Возможно, сейчас не время и не место об этом говорить, но мне всегда казалось, что вы относитесь к тому типу молодых людей, которые одновременно и амбициозны, и напуганы собственными амбициями. Это соответствует действительности?

— Если честно, не знаю. Вы сказали «напуган»? Это вряд ли. Мне нравится делать свою работу хорошо.

— Разумеется. Кто бы в этом усомнился? Я просто хочу вам напомнить, что амбиции надо держать под контролем, поскольку они, вырвавшись из узды, могут навредить не только своему обладателю, но и окружающим. Иными словами, делайте свое дело хорошо, но не забывайте и об этической стороне проблемы. Возможно, вам следовало бы проконсультироваться по этому вопросу с мисс Парк.

— С Мией? Кстати, как она вам?

— Одна из самых одаренных студенток, каких мне только выпало счастье учить. И одна из самых заядлых спорщиц. Не обижайтесь, но я никогда не мог понять, что вас связывает.

Я рассмеялся.

— Не вы один. Думаю, дружить нам было куда легче, нежели поддерживать статус влюбленной пары. Впрочем, я не видел ее уже, наверное, год.

— Что ж, люди встречаются и расходятся. Так бывает. Помнится, вы упоминали об учительнице музыки, и поскольку при этом покраснели, я позволил себе предположить, что она совершенно особенная девушка. В таком случае позвольте пожелать вам удачи в ухаживаниях.

— Благодарю вас.

— Ну а теперь, прежде чем бросить вызов судьбе и выйти в этот зимний вечер, мы должны произнести еще один тост. Завершающий. Не следует ли нам выпить за мрачных, таинственных и, возможно, преступных профессоров, преследующих ужасные цели и тем самым невольно способствующих блистательным карьерам молодых репортеров? Нет, так не пойдет. Малость длинновато. Кроме того, нам нужен общий тост и за репортеров, и за профессоров. Итак — за новые открытия!

За это мы и выпили.

Когда я ехал назад по окрашенным закатными лучами улицам, чьи очертания смягчал подступавший сумрак, в голове роилась тысяча самых разных вопросов: как и для чего Пюхапэев встретился с Сиклем? Можно ли верить рассказу профессора Джадида о «заговоре молчания» профессора Кроули? А если можно, то как подтвердить это фактами? Что узнал об этом деле Джо Джадид и почему он проявляет интерес к расследованию, затеянному мелким провинциальным журналистом?

Один вопрос, однако, представлялся мне наиболее важным из всех: свободна ли сегодня вечером Ханна?

Дребезжа всеми своими сочленениями, рахитичный серебристый автобус медленно полз по многолюдной Прагас-иела, извергая из выхлопной трубы частицы сажи и клубы черного вонючего дыма. Автобусный клаксон стенал на высокой ноте, напоминая протестующие крики гуся, заключенного где-то внутри двигателя. Водитель жал на клаксон, как на ключ аппарата Морзе, извлекая из него попеременно то короткие, то более продолжительные стоны; эффект был скорее комический, нежели впечатляющий и действенный.

Прежде чем отъехать от отеля «Латвия» — государственной гостиницы в виде чудовищного бетонного куба, предоставлявшей максимум удобств тараканам и мелким грызунам и почти никаких людям, — водитель «починил» на ветровом стекле дворники, которые ночью замерзли и теперь отказывались служить. Использовав каблук своего ботинка в качестве молотка и разбитую пивную бутылку вместо стамески, он выколотил из наружных узлов смерзшуюся грязь и освободил дворники. Возможно, он дал им слишком большую свободу, поскольку теперь они с удвоенной скоростью елозили по ветровому стеклу, сталкиваясь со звуком, похожим на аплодисменты, как бы приветствуя усилия водителя, который, руководствуясь в основном шоферским инстинктом, вслепую стремился занять свободное место на автобусной парковке.