Через двадцать восемь минут после появления Хэрри и его жены в ресторан вошли двое мужчин, поговорили о чем-то с Ваном у стойки, сели за столик у выхода, выпили по кружке пива и, получив от менеджера пластиковый пакет с едой, удалились через одиннадцать минут после своего прихода. Больше никто в ресторан не входил. В семь пятнадцать Ван вывесил на двери табличку с надписью «Закрыто». Хэрри с женой покинули заведение спустя тридцать две минуты. Ван, вымыв после них тарелки, последовал за ними и, выходя, запер переднюю дверь на ключ. Через час пятьдесят семь минут Абульфаз увидел, как на кухне погас свет и через две минуты после этого от заднего двора ресторана отъехал красный «датсун» с неисправным рокочущим глушителем и следами ржавчины на кузове.

День двадцатый.Абульфаз намеренно заливал в бак не более галлона бензина при каждой остановке, пользуясь для заправки услугами одиннадцати различных заправочных станций между Лагранж-парком и Скоки. Всякий раз, когда работник заправки проверял по его просьбе исправность мотора и уровень масла, Абульфаз вступал с ним в разговор, отрабатывая среднезападное произношение. Он хотел убедиться, что совершенно так же, как местные, слегка картавит, выговаривая букву «эр», и правильно растягивает гласные. По его мнению, ошибок он не допускал; местные служащие также не находили в его акценте ничего необычного. С другой стороны, семеро из них были иностранцами, а четверо остальных столь молоды, неопытны и равнодушны к происходящему на их заправке, что, будь у него даже зеленая кожа и антенны на лбу, и то не обратили бы никакого внимания. Как это всегда бывало на завершающей стадии операции, у Абульфаза расстроился желудок и он то и дело бегал в туалет по «большой» нужде. Дошло до того, что на одной из заправок он, морщась и похлопывая себя по животу, попросил у кассира-пакистанца дать ему какую-нибудь таблетку, чтобы, как он выразился, «обуздать разыгравшихся в брюхе коней».

В пять пятьдесят девять он остановился на парковке на противоположной стороне от «Сосны и бамбука», открыл жестянку с пивом и основательно прополоскал им горло, прежде чем выплюнуть в использованный пластиковый контейнер. Затем он втер немного пива в кожу на шее и обрызгал им свою спортивную трикотажную рубашку. Теперь от него разило пивом, как от человека, который наливался им всю вторую половину дня. Примерно в это время в ресторан вошли Хэрри Яофан и его жена. Абульфаз тронул машину с места, переехал на парковку перед рестораном и остановился рядом с машиной Яофана. Сидя в салоне, он щипал себе щеки и нос, пока они не покраснели, потом с той же целью тер рукой глаза. Добившись нужного эффекта, он вышел из машины и направился в заведение.

Когда он вошел в ресторанный зал, Ван с недоумением на него посмотрел; прошло несколько секунд, прежде чем менеджер узнал постоянного посетителя и расплылся в улыбке.

— Мистер Чет! Вот уж не ожидал увидеть вас здесь в воскресенье. У вас и одежда сегодня совсем другая. Вы не поверите, но в первую минуту я не узнал вас.

Чет улыбнулся шире, чем обычно, и громче, чем обычно, рассмеялся, после чего довольно громко рыгнул; Ван хихикнул, а сидевшая за столиком жена Яофана чуть не подпрыгнула на своем стуле.

— Выпивал с приятелями тут неподалеку, проезжал мимо и подумал, что было бы неплохо завернуть к вам и глянуть, открыты ли вы. Проголодался, знаете ли.

Ван посмотрел через плечо на Яофана, который, бросив пристальный взгляд на Чета, едва заметно кивнул. Ван взял со стойки меню, одарил Чета улыбкой и широким жестом предложил ему занять привычный столик в углу ресторанного зала, который находился через стол от того места, где расположилась чета Яофан. Больше в зале никого не было. Чет, поправив очки, в которых, сказать по правде, нисколько не нуждался, некоторое время изучал меню, потом закрыл его и поднял на Вана осоловевшие глаза основательно выпившего человека.

— Слушаю вас, сэр, — сказал Ван. — Что будете сегодня есть?

— А что ест парочка вон за тем столиком? — громко осведомился Чет.

Яофан оглянулся на Чета и ровным, лишенным каких-либо эмоций голосом произнес:

— Тушеные свиные потроха с сушеными креветками и черной фасолью. Сомневаюсь, что это вам понравится. — Его голос был холоден и тверд, как сталь револьверного ствола, но с отзвуком певучего английского акцента образованного жителя Гонконга.

Ван, желая поддержать постоянного клиента, елейно произнес:

— Нет-нет, у мистера Чета желудок настоящего китайца. Хе-хе. Гаоляновое лицо и китайский желудок! — Он было рассмеялся, но быстро умолк под взглядом Яофана.

Потом Яофан взглянул на Чета, пожал плечами и что-то сказал жене по-китайски. Чет указал на его тарелку, посмотрел на Вана и показал большой палеи. Тот ухмыльнулся и ответил ему аналогичным жестом.

— Да, я прихожу сюда почти каждый день, — произнес Чет, глядя в затылок Яофана. — Этот ресторан находится рядом с моим офисом, и мне это очень удобно. Кроме того, мне нравится, как здесь готовят. Да и официантки хорошенькие. — Он надеялся, что эта фраза вызовет у Яофана какую-нибудь реакцию, но тот даже не шелохнулся. — Может, они ваши дочки или родственницы?

Как видно, последнее замечание достигло цели, поскольку Яофан крутанулся на стуле и явил Чету свое лицо, столь бесстрастное, будто его вырезали из дерева.

— Нет, они мне не дочери и не родственницы.

— Да я просто так сказал. Показалось, что они малость похожи на вас. Что мне еще нравится в ресторане — так это музыка. Я, конечно, мало в ней понимаю, но в молодые годы, когда жил в своей родной деревне Уэлли-Крик, играл на аккордеоне и губной гармошке в местном оркестре. Я и сейчас изредка играю — на днях рождения у племянниц, к примеру. Естественно, мне далеко до истинного знатока, но тем не менее удается отличать хорошее от плохого. Ну так вот: музыка, которую здесь включают, хорошая и очень мне нравится. Вы, случайно, не продаете пластинки или записи этих мелодий?

— Боюсь, мы ничем таким не торгуем. Теперь прошу меня извинить — хочу доесть свой обед, пока он не остыл.

— Ешьте на здоровье, у меня и в мыслях не было отвлекать вас от обеда. Скажу только еще одну вещь — и все. Мой приятель, который обучал меня игре на аккордеоне, продолжает играть в оркестре, неплохо преуспевает для сельской местности, а в свободное время почитывает разные музыкальные журналы. Недавно он прислал мне в письме одну статейку, где говорится, что аккордеон и губная гармошка являются дальними родственниками китайского инструмента шенг. Да, кажется, он называется именно так — шенг; а еще там написано, что его именуют также губным органом. Это показалось мне забавным, поскольку моя ба — я так зову свою бабушку, она родом из Дании — называла губным органом губную гармошку. Смешно, верно? Я все это к тому говорю, что вы, быть может, что-то об этом знаете? Скажите хотя бы, правда это или нет, а я напишу своему приятелю; глядишь, когда мы встретимся, он поставит мне за это в баре стаканчик-другой…

Яофан тяжело вздохнул, но к Чету не повернулся. В это время в зал вошел Ван с обедом для Чета. Это была та же самая пища, которую вкушала чета Яофан. Итак, войдя в зал, Ван заметил, что Чет глупо ухмыляется и молчит. Яофан сидит к разговорчивому американцу спиной и тоже хранит молчание. Ван посмотрел на прямую, напряженную спину Яофана и вспомнил, как в их домике в Леншуйтане испуганно забивались в угол сестры, когда ссорились его родители. Тогда там устанавливалась такая же зловещая тишина и вязкая, как тесто, холодная, враждебная атмосфера. Вспомнив об этом, Ван так расстроился, что едва не уронил судки и тарелки на стол Чета. Услышав громкое звяканье посуды о столешницу, Яофан повернулся и посмотрел на американца в упор.

— О чем я должен вам сказать?

— Действительно ли аккордеон происходит от китайского инструмента шенг, — ответил Чет, стараясь не выдать голосом своего возбуждения и сохранять максимальное спокойствие.