Чернокожий священнослужитель ответил мне энергичным рукопожатием и короткой фразой: «Очень приятно». Я не смог определить его акцент.

— Итак, ребята, куда вы держите путь в этот дивный вечер? — осведомился Хэмпден.

— В «Траут».

— Чудесно, чудесно… Отличный выбор. Скажите мне, Пол, вы местный?

— Нет. Но сейчас живу в Линкольне.

— Неужели? Фантастика! Чем занимаетесь? Какую церковь посещаете?

— Не сказал бы, что слишком часто хожу в церковь. Что же до моих занятий, то я работаю в «Курьере».

— Репортер, значит. Думаю, это все объясняет, — шутливо подмигнул он Ханне. — Представители современной прессы — народ настолько занятой, что не может обременять себя еще и хождением в церковь. Даже Арт и Донна не ходят в церковь, о других я уже не говорю. Хотя Арт — католик, и возможно, по этой причи… — Он замолчал на полуслове и выставил перед собой ладонями вперед затянутые в митенки руки, словно опасаясь, что я могу на него напасть. — Простите, я не хотел вас обидеть. Католик вы или нет, в данном случае несущественно… Просто сидящая рядом с вами Ханна бывает в церкви гораздо чаше прочих молодых людей. Не так ли, Люк? — Макгабо согласно кивнул, но Хэмпден даже не повернулся к нему, чтобы удостовериться в подтверждении. — Возможно, все дело в том, что ей приходится сопровождать в церковь представителей младшего поколения. Так, да?

Ханна кивнула.

— Знаете что? — Хэмпден воздел толстую руку, колыхнувшись всем своим объемистым телом. — Давайте зайдем на минутку в церковь. Я хочу переговорить о ваших подопечных, — сказал он Ханне. — Вы, Пол, тоже можете зайти. Повторяю, много времени это не займет. Люк, надеюсь, ты разберешься с этими объявлениями? — Он снова продемонстрировал свои затянутые в митенки руки. — К сожалению, других перчаток, кроме этих, у меня нет, а они для такой работы не очень подходят.

Когда Ханна вышла из машины, Хэмпден обнял ее за талию и повел к церкви. Она повернулась ко мне и неслышно, одними губами, произнесла:

— Одну минутку.

Я выключил мотор и вышел из машины.

— Хотите, помогу вам установить эти столбы? — спросил я Макгабо. Постеры предлагали покупать церковную выпечку и делать взносы в фонд приходского священника.

— Это было бы очень любезно с вашей стороны. Такая работа, видите ли, предполагает участие двух человек. Не говоря уже о том, что из-за дождя здесь стало очень скользко… Держите объявление прямо, а я буду его вколачивать. Нет-нет, держитесь за столбик, а не за объявление. Мне бы не хотелось расплющить вам пальцы.

— Если можно, скажите, откуда вы родом?

— Из Уганды. Я приехал в Соединенные Штаты по двухгодичному обмену. Священник из Нью-Хейвена, преподобный Джонас, занял на это время мое место в Гулу.

— А почему вы обосновались в Линкольне, а не в Нью-Хейвене?

— Не знаю, что и сказать. Я поехал туда, куда меня направили. Впрочем, я и в Нью-Хейвене работаю — три вечера в неделю, скорее как доброволец, нежели приходской священник. Похоже, там услуги священнослужителя пользуются большим спросом, чем здесь. Вы уж извините, если это заявление по какой-либо причине вас задело.

— Ни в коей мере. А что вы делаете в Нью-Хейвене?

— Работаю в столовой — или на «суповой кухне», как там называют это учреждение, опекаемое церковью. Готовлю, убираю, прислушиваюсь к тому, что говорят. — Вколотив в грунт одно объявление, он взялся за другое. — А вы, значит, трудитесь здесь репортером? Ну и как — вам нравится эта работа? — Он пристально посмотрел на меня своими черными глазами — взгляд был теплым и открытым.

— Полагаю, нравится.

— «Полагаю» не совсем уместное в данном случае слово. Вы — человек образованный, следовательно, можете выбрать работу себе по вкусу. Без всяких «полагаю». Ваша подруга Ханна, к примеру, без ума от своей работы. — Он сделал паузу и хитро на меня посмотрел. — А вы, похоже, без ума от Ханны. Вы глаз с нее не сводили, когда она шла к церкви. — Я вспыхнул, но промолчал, преподобный же Макгабо рассмеялся. — Вот видите. Мне такие вещи знакомы, поскольку я женат и смотрю на свою жену точно так же. Хоть я и священник, ничто человеческое мне не чуждо.

У него был такой заразительный смех, что я не выдержал и прыснул.

— Ханна — девушка что надо, — сказал я, вызвав у преподобного Макгабо новый приступ смеха.

— Именно то, что надо. Именно. — Он малость успокоился, но продолжал поглядывать на меня своими лукавыми глазами. В нем было что-то очень живое, непосредственное, даже, пожалуй, шаловливо-детское. — Думаю, что из вас вышел бы недурной крайний.

— А что это такое?

Глаза преподобного заискрились от сдерживаемого смеха.

— Я знаю, что у этого слова есть несколько значений, но в данный момент имею в виду термин, используемый в регби. Вы играете в эту игру?

— Никогда не пробовал.

— Значит, надо попробовать. Не хотите сыграть в одной команде с нами? Мы — двадцать любителей — играем по уикэндам, если, конечно, не заняты. Никто из нашей группы, кроме меня, никогда раньше в регби не играл. Я развешиваю объявления в Нью-Хейвене и Линкольне и собираю свою братию в обоих городах, после чего мы пару часов самым варварским способом носимся с мячом по полю. Нет таких проблем, которые нельзя было бы разрешить на поле для регби. Вместо того чтобы накручивать себя, умствовать или заниматься самобичеванием, вы очертя голову бросаетесь в общую свалку, разом высвобождая всю накопившуюся в вас негативную энергию.

— А преподобный Хэмпден с вами играет?

— Ах! Я денно и нощно молю Господа, чтобы преподобный Хэмпден согласился, но Господь пока этой моей молитве не внял, — весело блеснул глазами Макгабо. — А вот, кстати, грядет и сам преподобный.

Хэмпден, вихляясь из стороны в сторону словно пьяный морж, шел к нам по подъездной дорожке, держа одну руку в митенке на отлете, словно поддерживая баланс, а другой задавая направление Ханне. Эта рука, покоившаяся на ее спине, митенки не имела; лицо же преподобного сохраняло некое промежуточное выражение между крайней заинтересованностью и вожделением. Судя по тому, что взгляд преподобного, когда его спутница смотрела в сторону, все чаще скользил по ее шее, плечам и ниже, можно было предположить, что доминировало все-таки вожделение. Когда они подошли к нам, Хэмпден хлопнул меня ладонью по плечу.

— Я, Пол, задал нашей общей знакомой Ханне множество вопросов о вас, но она не смогла сказать мне ничего определенного.

Я не знал, как реагировать на эти слова, поэтому посмотрел на Ханну в надежде, что она вступит в разговор. Но она не вступила.

— Но как бы то ни было, вы представляетесь мне симпатичным парнем. А ты, Люк, что думаешь по его поводу? Похоже, ты уже проверил его на коммуникабельность и трудолюбие, не так ли? — спросил Хэмпден, театрально подмигнув Ханне.

— Да. И пришел к выводу, что он личность довольно почтенная.

— В таком случае будем считать, что приговор вынесен. Итак, Пол, я очень рад нашему знакомству. Ведите машину осторожно, берегите нашу очаровательную Ханну. — И он наградил ее поцелуем в щеку и совершенно необязательным якобы дружеским объятием. — Надеюсь, скоро увидимся, дорогая?

— Я тоже на это надеюсь.

— Ну и прекрасно. Вы, Пол, тоже заезжайте сюда. Узнаете, чем мы все тут дышим.

У меня в голове роилось великое множество ответов, но я так и не выбрал единственно верный. Не придумав ничего остроумного или оригинального, я решил ограничиться молчаливым рукопожатием. Преподобный Макгабо предложил мне на следующее утро встретиться с его регбистами на стадионе Талкотта, если мне вдруг захочется поиграть. Ханна, незаметно для остальных подталкивая меня к машине, сказала, что всем давно уже пора обедать.

Заведение «Траут» находилось на берегу реки, на южной границе Массачусетса. Перед ним расстилался луг, окруженный частоколом сосен, а за деревьями на горизонте вырисовывались силуэты гор, на фоне темно-синего вечернего неба казавшихся далекими и призрачными.