«Мне очень жаль, но имущества больше нет у господина Миллера. Аптекарь неожиданно скончался в конце мая, неделю проболев желтой лихорадкой. Его сыновья, не видя в вашем человеке никакого прока, продали его местному торговцу. Я попытался узнать о его теперешнем местопребывании, но мои поиски не увенчались успехом. Боюсь, что мы навсегда потеряли его след. Его могли продать дальше на юг. Могу уверить Вас, что Соединенные Штаты — очень большая страна и в каждом закоулке можно найти тысячи негров.
Нелегко переходить от одною человека к другому и спрашивать об этом человеке, даже если известно, что он невысокого роста, а лицо его имеет желтоватый оттенок. К тому же большинство американцев неспособно замечать столь тонкие различия у примитивных народов, как подробно бы Вы их ни описали».
— Бенджамин, мой отец… мой отец… — Я впал в настоящую панику, неспособный поверить в то, что можно совершить такое чудовищное преступление.
— Как папа мог сделать это, черт побери?! — закричал я.
— Я обещаю рассказать тебе все, что знаю, мой мальчик. Но закончи то, что начал, прочти до конца все письма.
— Мои родители лгали мне все эти годы, разве не так? А Полуночник… О, Господи, что случилось с Полуночником? Где он? Ты должен мне сказать, где он. Я должен это знать, Бенджамин. Где он?!
— Я не знаю. Но в последних письмах говорится о том, куда он мог попасть. Прочти их.
Мои руки застыли. Мне казалось, что все во мне превращается в лед. Я взял следующее письмо из пачки.
«Есть сведения, что он может быть где-то в Каролине, возможно, в Чарльстоне, поскольку несколько десятков негров были отправлены туда и вскоре проданы после несвоевременной кончины господина Миллера, следовательно, Ваше бывшее имущество может оказаться среди них.
Ваше предложение о вознаграждении является более чем щедрым, и если я получу больше сведений о его местопребывании, то незамедлительно дам Вам об этом знать».
— Продан? Но как это возможно? Эти письма, — сказал я, выставляя их вперед, — эти проклятые письма — наверняка подделка! Это единственно возможное объяснение.
Он покачал головой.
— Даже сейчас в Америке сохраняется рабство. Люди той расы, к которой принадлежит Полуночник, живут в неволе в фараоновой империи риса и хлопка. Они лишились Моисея.
— Но Полуночник не был рабом. Он жил с нами как свободный человек. Папа никогда не мог… не мог совершить ничего подобного…
Сделав глубокий вздох, Бенджамин сказал:
— Я не сумею найти по карте Александрию, но мне кажется, что это порт возле Вашингтона. Его увезли туда.
— Нет, я не могу поверить. Это какая-то ужасная ошибка. А потом, даже я знаю, что работорговля уже много лет запрещена в Англии.
— Всего лишь двадцать лет. В 1806 году, когда твой отец заключил эту сделку, работорговля все еще приносила огромные прибыли. Любой африканец, живущий в Великобритании без документов, подтверждающих его свободное состояние, мог быть похищен, закован в кандалы и отправлен на рынки Америки.
— Нет, вы лжете! Отец не мог так поступить! Почему вы скрывали от меня правду? Это было случайностью? Бенджамин, что-то ужасное произошло между Полуночником и отцом в Англии?
— Джон, я прошу тебя, успокойся. Письма, которые ты держишь в руках, расскажут тебе все, что ты хочешь знать. Они… Они… — в отчаянии Бенджамин закрыл глаза и начал читать молитву на иврите.
Спустя какое-то время он сказал:
— Я знаю, что должен был отдать их тебе еще несколько лет назад, но я боялся сделать это. Ты, Франциска и девочки были так счастливы. И я говорил себе: «Какое право ты имеешь разрушать их жизнь? Полуночник исчез, и я попытаюсь найти его сам…» На протяжении многих лет я не переставал писать письма разным людям в Англии и Америке, но мне повезло не больше, чем Джеймсу. Это убедило меня в том, что Полуночника уже нет в живых. Американские рабы… Их век недолог, мой мальчик.
— Но что заставило моего отца совершить этот поступок? — спросил я. — Я не понимаю, как он мог пойти на такую подлость.
— Джон, мне трудно об этом говорить. Это не мое дело…
— Я ни в чем не буду винить вас. Скажите мне.
— Твоя мать… твоя мать и Полуночник… Твоя мать…
— Говорите же, прошу вас!
— Джон, прости меня, но, кажется, Мэй и Полуночник, они… они сошлись… как муж и жена.
Бенджамин говорил что-то еще, но я не слышал его. Утратив чувство времени, я закрыл глаза и почувствовал рядом с собой отца и Полуночника. Это ощущение сдавило мою грудь, не давало мне дышать. Потом я увидел Франциску на смертном ложе — бледную и изнуренную. Я пел ей: «В городе алом, где я родился…». Все время, пока мы растили дочерей, Полуночник был в неволе — каждый миг нашего счастья. Своим счастьем я предал его.
Может, смерть моей жены была расплатой за это предательство?
Крик отчаяния вырвался из моей груди. Этим криком я желал разбить крышу и сторожевую вышку, вызвать мертвых из могил, разорвать свою жизнь на тысячи кровавых лоскутков, которые уже не сшить вместе.
Глава 28
Напуганные моим страшным криком, с верхнего этажа прибежали дочери. Бенджамин успокоил их, сказав, что у меня случился приступ головокружения, когда я вспомнил об их покойной матери, и потому я закричал в ужасе.
Мой желудок, который обычно никогда не подводил меня, в этот самый момент взбунтовался, и пришлось попросить таз, который Граса вовремя подала мне.
Быстрым движением руки Бенджамин спрятал письма под плащом. Я смог возобновить чтение только после того, как девочки снова отправились спать. Закончив, я достал часы своего отца из жилета. Было полпервого ночи. Только что я переступил через какой-то невидимый порог. Я уже не был тем, кем был раньше.
— Бенджамин, прошу тебя, скажи, — спокойно спросил я, — причина предательства отца в действительности была именно той, что ты назвал?
— Джон, твоя мать и Полуночник… Я не хочу еще раз повторять то, что мне сообщил твой отец.
Я изучал его лицо, тщетно ища на нем следы обмана.
— Но то, что вы говорите, — абсурдно.
— Тем не менее, сам Джеймс сказал мне правду.
— Я должен был знать. Мне должны были рассказать об этом.
— Джон, ты был ребенком. Ты не мог увидеть того, что скрывали от тебя, — он покачал головой. — Ни один ребенок не способен понять, что чувствует сердце взрослого. Эти вещи были выше твоего понимания. И не только твоего. Я тоже ни о чем не догадывался.
— Как долго они были… были…
— Мы с твоим отцом это не обсуждали.
— Не могу представить себе, чтобы мать таким способом изменила отцу. А Полуночник, разве он мог предать его?
— Наверное, нет… не знаю. Я повторяю лишь то, что мне известно. Джон, я скажу тебе еще одну вещь, потому что хочу открыть все тайны, прежде чем уйти. И я снова прошу Бога, чтобы ты не возненавидел меня. Вспомни, как твоя мать на несколько дней ушла из дома, после того как отец вернулся из Англии. Она плохо себя чувствовала и решила пожить у бабушки…
— Да, я хорошо помню это.
Он встал и какое-то время грел свои руки у камина, очевидно собираясь с силами.
— Тогда она потеряла ребенка… потеряла ребенка, — повторил он, глядя в огонь.
— Какого ребенка? Говорите прямо.
— Джон, твой отец… он сказал, что мать твоя ждала ребенка от Полуночника. Однажды утром она почувствовала себя плохо. Тогда она оставила дом и пошла к бабушке, и там потеряла ребенка.
— Что? Как такое могло случиться? Ведь это полное безумие, Бенджамин!
Моя голова опять пошла кругом.
— Я знаю только то, что мне сказали, мой мальчик.
— Она ждала ребенка? Ребенка от Полуночника?
— Да.
— Но как это произошло — у нее был выкидыш, или она сделала аборт.
— Не знаю.
Я поднялся на одну ступеньку по лестнице и посмотрел наверх, думая о своих дочерях, которые в эту минуту спокойно спали. Что за наследство я оставлю им! Мои мысли перенесли меня в прошлое — в тот момент, когда отец вернулся из Лондона. Я подошел к закрытой спальне родителей, где скрывалась тогда мать, не желая, чтобы я заметил ее беременность.
