Так же было объявлено, что в связи с примирением, прощаются все. Разумеется, знатные пленники должны были заплатить выкуп своим пленителям, но это было дело житейское, по крайней мере никто из них не попадал теперь под понятие заговорщики, а следовательно репрессий (читай казней) можно было не опасаться. Мои же воины тоже были довольны, пленники оставались у них, длЯ палаческих забав их не забирали, а деньги с рыцаря мож\но было стрясти не малые. Так что грандиозная пьянка, прекратилась через неделю. Мне пришлось закатывать пиры, на которых присутствовали все. Ну все громко сказано, однако в любом месте лагеря можно было достать кусок мяса и выпивку. За мой же стол запускались естественно не все. Мауни, Готфрид и иже с ними развернулись, занимаясь переговорами с жаждущими моего покровительства. Мы с братом прилюдно лобызались и говорили друг другу комплименты. Вот что интересно, некоторые гости общались больше с братом и церковниками, а не со мной.

Когда мы прощались, то глаза у него были торжествующие, да и вся делегация выглядела будто это они победители, а не мы. Мои же наоборот выглядели подавленными, но всё это на фоне ликующих подданных, было незаметно. Такое безобразие продолжалось до самого отъезда этой гоп компании. Причем создавалось впечатление, что из лагеря уезжают победители, а не побежденные. Так что настроение у всех у нас было в глубоком минусе. А что? Не каждому нравится чувствовать себя оплеванным. Лишь Готфрид и Мауни не выглядели неудачниками, а на мой вопрос: Почему? Ответил Готфрид:

Вы знаете, Ваше Высочество, либо Вы такой же хитрец, как Ваш дед, либо я поставил не на ту лошадь…

Мауни же стервец ничего не сказал, ну ещё бы, он был занят.

Всадник влетел в лагерь, не обращая внимания на выскакивающих из под копыт лошади — людей. Проклятия нёсшиеся вслед, его не смущали ни в малой степени. Хрипевший конь ронял пену и шатался. Охрана заслонила меня, шустро оставив приехавшего без шпаги. Тот был так измучен, что не обратил внисания на это вопиющее нарушение своих гражданских прав.

Ваше Высочество! — спрыгнув и опустившись на колено, он протянул мне свиток с кроваво красной печатью на верёвочке.

Мауни взял рукой в надушенной перчатке грамоту и передал мне, я подержал её несоклько секунд и отдал обратно. Хрутснул давленый сургуч и зашуршала бумага.

Ваше Высочетсво, — мне показалось, или голос Мауни дрогнул, — ужасные новости.

Окружающие с любопытством смотрели на него, но после моего вялого движения рукой, все оставили нас.

Ваше Высочество, Ваш брат и весь конвой… они погибли…

Вот они и всплыли, те дворяне, с которыми я и посылал побеседовать в своё время Мауни. Этакая пятая колонна, жаль сработала она немного позднее и не так как хотелось бы.

Ну и как? — поинтересовался я, вглядываясь в далёкую синь неба.

Мауни испытующе поглядел на меня, пытаясь решить что-то для себя, а потом сказал:

К несчастью, Вашего брата повезли через ту самую деревню, в которой погибло более половины жителей…

И он замолчал. Я не стал торопить его, всё так же любуясь закатом. Наконец он продолжил:

Стража, набранная Вами из солдат верных Вам дворян, не смогла отсановить эту толпу, — и он опять замолчал. — В общем он мёртв и смерть его не была лёгкой, Ваше Величество.

Разумеется, Королём я ещё не был, чисто технически; но этими словами Мауни дал понять, что основное препятствие между мной и троном — убрано.

Его Величество Даган 1. Более одиозной и неоднозначной фигуры, тяжело найти во всей нашей истории. Его личность до сих пор вызывает жаркие споры. Кто возвеличивает его за то, что при нём был дан укорот плотной эльфийской опеке людских королевств, кто-то считает его палачом, погубившим народу больше, чем погибло во время войны, кто-то боготворит его за то, что именно он вывел авторитет церкви на недостижимый ранее уровень, а кое кто до сих пор муссирует слухи о демонском происхождении.

Хотелось бы отметить, что все эти исследования не затрагивают главного, саму фигуру Короля Дагана. Они пользуются непонятными эльфийскими хрониками и сборниками легенд, вместо того, чтобы потратить время на изучения подлинных человеческих документов тех времен. Ведь староэльфийский, на котором они написаны, сейчас один из мертвых языков и даже потомки эльфов не владеют им. Как можно выдавать непроверенную, да и просто неправильно переведенную информацию, к тому же явных врагов короля. Так мало кто знает, что слово которое переводили как жестокосердный, имеет основное значение — покорный богу… Остались свидетельства того, что король Даган 1 был чрезвычайно набожным человеком и именно из-за этого, его и называют жестоким. Вся его вина в том, что он слишком рьяно выполнял свои обеты и поручения церкви…

Тогдашний всплеск жестокости был обусловлен целым рядом причин и самой главной я могу назвать борьбу церкви за свое влияние в обществе, тяготевшем тогда к эльфийской и темной человеческой магии…

Вы только оцените, какие суммы он жертвовал церкви!

Одно неоспоримо, именно его закон о смешении крови положил начало нашему нынешнему обществу. Именно его отмена запрета на межклановые браки привела к нынешней толерантности…

…вторым по времени но не по значимости, было обязательное обследование родившихся детей и жёсткая политика контроля. Многие называют её жестокой до сих пор…

Вот и закончилась долгая эпопея с моим воцарением на престол, так думал я в те дни. Однако власть мало захватить, её надо ещё и удержать. Мысль насколько не новая, настолько же не потерявшая своей актуальности. Не скажу, что я был таким уж хитрым и подлым. Просто в сравнении с обычными, так сказать среднестатистическим дворянами, выглядел не очень. Такие как я встречались, однако достаточно редко, можно сказать, что среда не позволяла им развиваться. Тот же самый Мауни, до нашей встречи, был обычным мелким пакостником и лишь наша совместная работа, позволили ему выйти на один уровень со мной, по подлости. У нас же, я наверняка бы считался обычным гражданином, которого от совершения противоправных деяний удерживает лишь страх наказания.

Но это так, лирическое отступление. В реальности же я моментально стал ужасно респектабельным и положительным насквозь. Окружение мое тоже немного поменялось: беднота была немного подвинута на второй план, моментально нарисовавшимися около меня действительно достойными людьми. Они громче всех кричали, что с самого начала нисколько не сомневались в моих правах на корону, особо выпячивая то, что их не было рядом с братом. Ну а то, что они не подошли раньше, так это кого погода задержала, у кого лошади пали, когда он во весь опор ко мне на помощь скакал. В общем вся накипь, которой полно около любого правителя. Не скажу, что все они были неприятны мне, однако осадочек оставался. Разумеется Мауни, Хант, Дарм, Шир и другие, действительно верные мне люди, оставались рядышком, лишь внешне немного отдалившись. А накипь толкалась, распихивая друг друга локтями, показывая свою преданность и незаменимость. Да еще Церковь прислала мне личного духовника, добродушного толстячка-хомячка, эмиссара святой инквизиции. В общем то это был второй эмиссар, поскольку первого я повелел казнить, когда он начал мне толкать про долг, про грех и остальную шнягу. Докатились до того, что он впрямую обвинил меня в ереси и, каюсь, я осерчал. Он так забавно верещал, когда под ним разжигали костер. После этого мне и прислали этого весельчака и жуира с умным и жестким взглядом. Сначала он тоже попытался качать права, но я постарался ему подробно объяснить, напомнив наши договоренности с Церковью и пообещав разобраться с нею. Народ же меня боготворил, и этому немало способствовало мое решение отпустить брата. Простые деревенские священники с умилением говорили об этом, приводя в качестве примера разные места из священного писания. Верхушка Церкви не решилась развернуть отношение ко мне на 180 градусов, ведь только что я был сирый и убогий, весь насквозь положительный, а тут вдруг выяснилось, что: «надо же, ошиблись». Так что пока все было неплохо, а уж когда мы уже около Лилу встретились с главами конфессий и подробно поговорили обо всем, так и вовсе стало хорошо. Церковь снова стала моей.