— Мой друг! — я крепко сжал его плечо и посмотрел в глаза честным и благородным взглядом, — Это хороший меч?

Тот аж чуть не задохнулся от возмущения, но помня кто перед ним, ответил с ненормальной горячностью, но относительно спокойно:

— Он один из лучших. Такие мечи наперечёт, Ваше Высочество. Это воистину Королевский меч для настоящих героев и лучших клинков! — и такая страсть звучала в его голосе, что я чуть не отвёл глаза.

— Дело в том, что я пока ещё не король, — я жестом остановил начавших говорить благородную чушь придворных, — да и героем меня не назовёшь, как и хорошим клинком. Но у меня есть друг, — я снова заглянул в глаза Ханту, — которого я ценю и уважаю.

Вот тут все остановили дыхание.

— Я пока никто и мне нечем наградить Вас как королю, единственное что есть у меня, это вы, мои друзья и соратники, — я обвёл окружающих глазами, стараясь каждому заглянуть в душу, — так возьмите этот меч и будьте достойны его. Я не прошу быть Вас настоящим рыцарем, поскольку это само собой разумеется. Я прошу лишь одного, чтобы этот меч навсегда оставался благородным.

Сказать, что Хант был потрясён — это ничего не сказать. Как мне успел шепнуть один из доброжелателей, которого я естественно запомнил, такой меч стоил как небольшое баронство. Ну и наплевать, верность важнее. Упавший на колени Хант, с трясущимися губами, лихорадочно пытающийся поободрать ответные слова и не находящий их — прямое тому подтверждение.

Ласково подняв его с колен, я ничего не стал говорить, а просто обнял этого настоящего воина, не способного, как мне хотелось бы думать, на предательство и добавил:

— Ничего не говорите, мой друг, за вас всегда говорят Ваши дела.

— Но маршал Готфрид… — сделал он попытку возразить.

— …будет рад, что его подарок достался настоящему воину, а не паркетному шаркуну, — успокоил я его. И судя по слухам, это было именно так.

Я обвёл всех орлиным взором, вбирая в себя эмоции написанные на лицах: зависть, злоба, потрясение, восхищение, лёгкое презрении — там было всё. Видимо подарок действительно был очень ценный, по крайней мере равнодушным не остался никто, кроме Мауни. Тот смотрел со своей обычной противной, всё понимающей, ухмылочкой и нисколько не завидовал Ханту. Похоже он просчитывал всё это не хуже, а может и лучше меня. Блин, мне так хотелось ему подмигнуть, но вместо этого я состроил суровую рожу, и тот немедленно согнулся в глубоком, извиняющем поклоне.

Я тоже не остался без подарка, порывшись в куче барахла выбрал себе натуральную зубочистку: церемониальное оружие; с непрочным лезвием, богато украшенным золотой гравировкой; с золотой, тяжёлой рукоятью, буквально усыпанной драгоценными и полудрагоценными камнями, к тому же не самыми крупными. Заметив же изумлённый взгляд некоторых придворных, я громогласно заявил, что типа спецом выбираю себе такое декоративное оружие, поскольку полностью вверяю себя и семью и свою честь и так далее, своему Защитнику. Это послужило тому, что Хант чуть не утонул в очередном всплеске зависти, а сам прочувствовался настолько, что готов был прямо сейчас бежать и убивать узурпатора.

Естественно, что пришлось наградить несколькими безделушками нужных мне придворных, но Хант был на вершине и он это тоже понимал. Хоть и чистая душа и так далее, но далеко не дурак. Подбирая вокруг себя лизоблюдов, я старался приблизить таких людей, а уж окружающая свора обязательно, и даже с удовольствием, растерзает хороших, заметив их моральное падение. По крайней мере донесут они точно со злорадным удовольствием.

Наиболее удачным решением того смутного времени, я считаю встречу принца с патриархами церкви и принятие наиболее известных законов, касающихся религии. Некоторые считают, что именно тогда и была положена основа святой инквизиции. Однако это же смешно, ведь известно, что святая инквизиция, как институт сложилась уже после первой мировой войны, то сть первой войны между тёмными и светлыми. Именно тогда сформировались монастыри, в которых и жили монахи, которых называли псы господни. Разумеется процент воинов среди них был невелик, как ни крути, это всё таки монастыри, но тем не менее именно из этих монастырей начала распространение вера в Единого, как основной религии нашей планеты.

И уж тем более нонсенс, когда оппоненты утверждают, что принц санкционировал создание святой инквизиции именно в том виде, в котором она долгие годы наводила ужас на окружающих. Вспомните хотя бы о его возрасте, и вам самим станет всё ясно. Тем более многие официальные источники упоминают о том, что долгое время принц был нездоров, и только благодаря своевременной помощи эльфийских медиков, наступило выздоровление. Он просто не обладал нужными знаниями, а уж тем более возможностями для принятия такого решения…

Общий военный совет, именно так назывались сборища всех более менее известных, да и неизвестных дворян, прибывших под мои знамёна. Каждый мнил себя военачальником, даже сопливый мальчишка, прибывший в сопровождении сержанта и десятка вооружённых крестьян. Естественно всё это сопровождалось попойками, хватанием за грудки, шпаги, натурально дворовым выяснением: Ты кто такой!!??!!! Нет, а ты кто такой???!!!! И негромкими тихими беседами, где обсуждались будущие преференции. Побывав на таком тихом совещании, я негромко выматерился и начал навешивать на себя все побрякушки, которые только мог найти и нацепить на себя не роняя своего, пока ещё не королевского, достоинства. Чёрт его знает, как пойдёт дело дальше, но оказаться без копейки денег, если я всё таки решусь слинять от этой бестолковой гоп компании, мне не хотелось. Украшения все были большей частью аляповатые и за мной прочно закрепилась слава экстравагантного принца, так меня назвали поскольку никто не решился назвать мой способ носки украшений — полной безвкусицей. Ну и пусть, зато в случае чего, все эти вычурные и не имеющие никакой исторической ценности побрякушки, превращаются в непонятные сплющенные комки золота, и самые обычные камни, не имеющие никаких отличительных признаков. То есть то, что есть в мешке практически у каждого мародёра, разбойника или наёмника, что впрочем одно и то же. Я и шпагу то выбирал по этому принципу, стараясь, чтобы в случае всего, меня не связывало с наследником престола ничего, кроме прошлой жизни, королевской крови, ауры и лица. При таком раскладе у меня появлялся шанс прожить чуть больше, нежели бы я обвешал себя уникальным алмазами, вооружился крутейшим оружием и… внезапно остался один.

Хорошо ещё, что при появлении Готфрида, дела сдвинулись с мёртвой точки, и разговоры перешли в конкретную плоскость, да и приободрило прибытие этого монстра не только меня одного. По крайне мере воинственные крики теперь не пресекались, а поощрялись. И теперь мне нравилось бывать на этих военных советах, поскольку наблюдать за Готфридом было одно удовольствие, он обладал неоценимой способностью внушать уверенность, веру в себя и добиваться дисциплины, даже от дворянской вольницы. Таким образом, где-то через месяц, после его приезда, большая и наиболее боеспособная часть войска совместно с моими союзниками, отправилась воевать, оставив меня и несколько тысяч войска в главной ставке. Честно говоря я не ожидал что войск окажется так много, только на раз пожрать уходила уйма продовольствия. Я до сих пор не знаю о том, как происходило снабжение. Знаю только то, что отвечал за всё это человек Готфрида, выполнявший функции регулировщика. Когда я попытался влезть в его дела, он мне очень почтительно и популярно пояснил, что наиболее боеспособные части отправляются на фронт боевых действий. Самые никчёмные остаются здесь, под присмотром двоих из двенадцати. Меня решено держать подальше, то ли чтобы уберечь, то ли чтобы не сомг навредить. Меня это немного задевает и я по своему стараюсь поучаствовать в происходящем.

Очень интересно было наблюдать за событиями, тем более я отправил Ханта с Готфридом, набираться опыта. Накрутив хвоста расслабившемуся Альфу, решившему, что теперь от него ничего не зависит и погрузившемуся в свои исследования, и отправил его с поручением. При мне остались только Мауни и Патрик, из ближнего круга, да чудом выживший при побеге из дворца начальник моей стражи. Остальные — обычная толпа прилипал, окружающая практически каждого небедного или известного человека, правда у известного они называются учениками, а у меня двором.