— Его Высочество доволен Вами, леди…

А вот уже после этого, я оказывался предоставлен самому себе.

Естественно уже после первой экзекуции, я решил, что с меня хватит и постарался быстро выздороветь. Показать пути к выздоровлению, в данной ситуации не катило. Наоборот, я уверен, что увидав незначительные улучшения, лекарь с удвоенной силой наброситься на меня, твёрдо уверовав, что стоит на правильном пути. Так что вылечиться надо было сразу и это не обсуждалось… Проблема была во мне. Я с удивлением обнаружил, что не всегда могу управлять доставшимся мне телом. Иногда оно было полностью предоставлено мне, а иногда в него словно вселялся бес и мне стоило больших трудов контролировать даже элементарные движения, в такие моменты напоминавшие судорожные движения и подёргивания. Эпелиптический припадок, да и только. Постепенно мне всё лучше удавалось контролировать себя, хотя спонтанные судороги остались. Забившись куда-нибудь в уголок, я стартельно декламировал стихотворения, оставшиеся в памяти от школьной программы, заодно и освежил немного в памяти русский язык. Проговаривал названия предметов, свои действия, известные мне ругательства, но более всего тренировался в произношении тех фраз, с помощью которых заявлю о своём выздоровлении, а также небольшой спич, с которым обращусь к своим родителям, тем более заготовил я их около трёх штук в зависимости от ситуации. Надо бы побольше, но уже терпежу не хватало, к тому же я решил, что пусть уж поменьше, но хорошо, чем много, но плохо. Осталось только дождаться подходящего момента.

Мой лечащий врач перестал наращивать интенсивность, подбирая очередную серию мучений. Робость и неуверенность к этому времени исчезли, наоборот, он разговаривал со мной в несколько покровительственно-пренебрежительном тоне, что меня ужасно бесило. Подлиза уже давно не ожидал в нижней караулке, а присутствовал, развалясь в кресле и лениво общаясь с эскулапом. Поэтому крик моей измученной души: «Д-д-довольно!», — расслышали не сразу. Клянусь, если бы не боль, то я бы заржал, поскольку таких озадаченных лиц я ещё никогда не видел.

Переглянувшись между собой, они уставились на меня со страхом и недоверием.

— П-п-позовите Его Ве-е-личество, — слабым голосом, но вполне твёрдо проговорил я.

За дверью, где шушукались пришедшие посмотреть и лицемерно посочувствовать слуги какого-то очередного посольства, замерли и обратились в слух.

Больше всего я боялся подлизы, как доверенного лица моих родителей. Если лекарь был просто в шоке, который постепенно переходил в радость учёного, чьи теории подтвердились, то подлиза странно облизал пересохшие губы и кинул быстрый взгляд по сторонам и на меня. Возможно у меня паранойя, но клянусь, я просто не испытывал иллюзий. Если была бы малейшая возможность, то мне бы здесь точно наступил полный конец, в том числе и радостному придурку во врачебной мантии, смотрящему на меня как на новогодний подарок. Другое дело, что я тщательно подгадал время для того, чтобы прийти в себя. Редко редко, на огонёк прибегали слуги посмотреть на мучения и посмаковать происходящее. Пока я не мог полностью владеть собой, было слегка самоуверенно выползать из сумрака. Сейчас, когда я был уверен в большинстве своих рефлексов, на меня плюнули, а вернее я перестал быть новостью номер один, то посещения были только тогда, когда местному обслуживающему персоналу хотелось похвастаться перед приезжими. А поскольку вчера пока меня тащили я услышал обрывки разговоров о каком-то посольстве, то решил что уж сегодня меня обязательно почтут своим посещением любопытные уроды. Я оказался прав, но теперь боялся, что у подлизы не хватит мозгов и он быстренько упокоит меня, не сообразив, что этим подписывает и себе смертный разговор. Но сомнения в его умственных способностях оказались излишними и тот, недовольно зыркнув в сторону приоткрытой двери, проговорил:

— Я пойду сообщу Их Величествам о столь радостном событии.

Его столь перекосило на этих словах, что я ещё раз уверился, что все мои выкладки не плод больного воображения.

Я не буду расписывать все восторженные охи и ахи прислуги ставшими свидетелями чуда и немного напряжённые лица дражайших родственников. Мое заточение в той же палате, исследования целым сонмом лекарей, которые качали головой и шептали околонаучные слова. Только после заключения авторитетной комиссии меня снова представили моим же родителям. Было много выступлений, в том числе и моё, выслушанное без должного интереса, а под конец выступил и новый королевский Лекарь.

— …теперь, когда Ваше Величество оценило эффективность моего лечения, может быть мы перейдём к более интенсивным методам…

Он говорил что-то ещё, а меня затопляла злоба, чёрная и беспросветная. Я с такой силой ненавидел его, его снисходительное пожимание плечами, слегка презрительные интонации, его фразу: «Ну-с молодой человек, может быть попробуем этот вариант? А? Как Вы думаете?», что мне хотелось вытеснить его отсюда. Хотелось, чтобы он ушёл и никогда не возвращался! В ушах шумело, в голове стучали молоточки мне понадобилось какое-то время, для того чтобы успокоиться и взять себя в руки. Я даже начал прикидывать аргументы, для прекращения всех этих безобразий, когда уловил непонятный шум в зале и громкий голос:

— Лекаря, сюда!

Прибежавший старичок лекарь, которого потихоньку задвигало в сторону молодое дарование, попросил очистить помещение, так что в зале остались только королевская чета с детьми, стража, Канцлер, военный министр сам старик и мой мучитель. Только на мучителя он в этот момент походил мало. Сидел в луже собственной мочи на полу и пускал пузыри, глядя на нас немигающими черными глазами.

Старик, перестав суетиться тяжело поднялся и сказал, опустив глаза в пол:

— Я не знаю Ваше Величество, скорей всего я действительно слишком стар и не понимаю многих новых веяний, но тут я теряюсь в догадках. Его нет здесь.

— В смысле? — раздражённо поинтересовался мой папаша. — Вот же он сидит и никуда не делся.

— Это его тело, но душы нет, и куда она делась — я не знаю. Все маги здесь были с подавителями, да и я хожу с таким же, — он показал висящее на шее украшение, — стены из белого мрамора, это наиболее защищённое от магических атак помещение дворца. Кроме того пострадавший сам был достаточно сильным магом и что смогло вытеснить его душу, — он пожал плечами, — я не знаю.

Я же стоял ошарашенный. Если это магия, то она начинает мне нравиться

Меня объявили частично дееспособным, если перевести на нормальный язык то, что зачитали в общем зале и приставили ко мне старика-лекаря — после чего выставили подальше из столицы. Так сказать для овладения необходимыми навыками могущими при годиться в обычной жизни. Похоже, никто не представлял, что делать со мной теперешним, поскольку на выздоровление не рассчитывал никто.

Хотя мой статус и изменился, но внешне поменялось очень немногое. Старика лекаря прикрепили ко мне на постоянной основе, отслеживать мое состояние, пока не решат, что со мной делать. Происшедшее с моим доктором, списали на его умственное перенапряжение и пользование не самыми разрешёнными из стимуляторов, хотя все сходились, что в его лице наука и магия потеряли очень много.

— А он, — подтверждал старик, — видимо действительно хороший маг-лекарь, поскольку ему удалось то, чего у меня не получилось. И поникал плечами: Наверное это из-за того, что Его Величество решился принять на эту должность не простого лекаря, типа меня, а ещё и мага, что раньше было недопустимо.

Меня это если и волновало, то только чуть, лишь в свете того, что со мной собираются делать дальше. Всё таки когда под вопросом целостность своей шкурки, уже не думаешь, о красотах за окном. Так мы и дождались очередного приглашения на высочайшую аудиенцию.

На это раз, ради разнообразия меня принимали в жёлтом зале, длинном узком помпезном помещении с кучей позолоты, огромной люстрой, окнами, забранными горным хрусталём и двумя огромными витражами, изображающим подписание Союзного договора между людьми, гномами и эльфами во времена Второй Священной Войны с тёмными силами. Отличная акустика и очень долгая дорога к трону, где присутствовала вся моя семейка.