Выпроводив гостя, Григорий Борисович, взглянул на часы, заспешил.

В полдень раздался звонок междугородной – уже с год, как в его кабинете поставили аппарат, – и незнакомый женский голос, обращаясь к нему на «ты», передал привет от Лепкова, попросил вечером подойти к пассажирскому, к последнему вагону, чтобы повидаться с братом Васей Желудевым, он проездом из Ленинграда через Андреевку и везет гостинцы Шмелеву… Григорий Борисович хотел было поинтересоваться, как выглядит его «дорогой братец», но на том конце трубку уже повесили. Шагая по заснеженной дороге, он в который раз упрекнул себя за потерю бдительности: хорош был бы он, если бы стал выяснять, как выглядит «брат»! И чего выяснять? Не так уж много людей приезжают с вечерним в Андреевку. Кого же, интересно, к нему прислали?..

По перрону шныряла поземка, она вилась меж деревянных скамеек, торкалась в закрытую дверь вокзала, негромко стучалась в заледенелые окна дежурки. Шмелеву не хотелось привлекать к себе внимания, он пришел перед прибытием пассажирского и, к своей досаде, сразу увидел милиционера Прокофьева и нового сотрудника НКВД Приходько. Они стояли неподалеку от вокзальных дверей и курили, негромко перебрасываясь словами. Приходько был в пальто с меховым воротником и зимней шапке со звездочкой. Прокофьев – в полушубке и при нагане. Пять или шесть пассажиров топтались на перроне, поглядывая на перемещающийся свет паровозной фары, – пассажирский приближался к станции. По блестящим рельсам запрыгали желтые мячики света.

Шмелев, придав своему лицу приветливое выражение, направился прямо к представителям власти, но поезд уже с шумом и грохотом поравнялся с вокзалом. Приходько поспешил к третьему вагону, а Прокофьев подхватил деревянный чемодан и вместе с закутанной в пуховый платок женщиной пошел вдоль состава. Григорий Борисович, чувствуя, как предательски бьется сердце, зашагал в конец поезда. Из последнего вагона при виде его выскочил на снег невысокий человек крепкого сложения с простым, открытым лицом. Он улыбался и смотрел на Шмелева. Волосы его трепал ветер. Проводница стояла на подножке и смотрела на них. Желудев первым распахнул объятия и, тернув щеку Шмелева жесткой щетиной, стал хлопать по спине, говорить про ленинградские морозы, хвастать игрушечным пугачом, который привез своему племяннику Игорьку.

– А вы боялись, что он не получил телеграмму, – с улыбкой заметила проводница.

– А ты, браток, все такой же крепыш, не стареешь! – с подъемом говорил пассажир, одновременно улыбаясь пожилой проводнице.

Шмелев тоже бормотал какие-то слова, строил приветливую улыбку, но и сам чувствовал, что у него все это не очень убедительно получается. Что ни говори, а без практики в их деле тоже нельзя… Скоро раздался гудок, и пассажирский тронулся.

– Гриша, родной! – воскликнул «брат». – Сколько лет не виделись! Может, прокатишься со мной одну остановку?

– У меня билета нет, – возразил Шмелев, ему совсем не хотелось потом в Шлемове три часа дожидаться обратного.

– Вы не против? – с ясной улыбкой повернулся «брат» к проводнице.

Поезд уже тронулся – «брат» первым вспрыгнул на подножку и, потеснив проводницу в тамбур, протянул руку Шмелеву. Тот, встретившись с холодным взглядом «брата», все понял и тоже взобрался на подножку.

– Раз давно не виделись… – ошеломленно произнесла проводница.

– Я вас конфетами угощу, – сказал «брат», мигая: мол, пошли в купе.

Но Григорий Борисович напряженно выглядывал из-за плеча проводницы. Приходько встретил, видно, какое то начальство. Высокий человек с портфелем тоже был вгражданской одежде, но по тому, как держался сотрудник, можно было понять, что приезжий – шишка. Прокофьев равнодушно смотрел на проплывающие мимо вагоны. Прежде чем последний поравнялся с ним, Шмелев отступил в глубь темного тамбура. Поземка змеилась на опустевшем перроне, в снежной круговерти тускло блеснул колокол. И последнее, что увидел Шмелев, – как Приходько и высокий в пальто вдоль путей шагали в сторону проходной военного городка.

– Засекли нас с вами, – угрюмо пробурчал Шмелев, когда они вошли в пустое купе.

– Во-первых, сойка прилетит в полдень…

– Да-да, – рассеянно кивнул Григорий Борисович, думая о Прокофьеве и Приходько: заметили они, что он вскочил в поезд?..

– Я не слышу ответа, – сухо заметил пассажир.

– Лучше в полночь…

– Другое дело, – улыбнулся тот. – Во-вторых, здравствуйте, Григорий Борисович!

Они церемонно пожали друг другу руки. В купе пахло дезинфекцией, неяркий керосиновый фонарь освещал глянцевато поблескивающие бурой краской полки.

– Я – Желудев Василий Федорович, – негромко говорил гость. – Вы, кажется, кого-то опасаетесь, и я не решился там передать вам «посылку».

– Я никому не говорил в поселке, что у меня есть… родственники, – усмехнулся Шмелев.

– Вот один взял да и объявился!

«Брат» достал из портфеля бутылку водки, бутерброды с колбасой и даже пару соленых огурцов. Все по-хозяйски разложил на маленьком столике, разлил водку в стаканы, поднял свой. Стакан, предназначенный Шмелеву, предательски подползал к краю столика. Григорий Борисович раздумывал: поднять стакан или отказаться?

– За встречу… браток! – громко провозгласил Желудев и, не дождавшись Шмелева, выпил. Огурец аппетитно захрустел в его крепких зубах.

– Будьте здоровы… коллега, – негромко проговорил Григорий Борисович и, морщась, выпил холодную водку.

– Проводница не поверит, что мы братья, если бутылки не будет на столе, – улыбнулся Желудев.

– Я предпочитаю коньяк, – заметил Шмелев, предупреждая попытку «брата» еще налить в его стакан.

– Еще не изучил все ваши вкусы, – рассмеялся Василий Федорович. – На будущее учту.

Плеснул себе самую малость и закрыл бутылку пробкой.

Колеса все громче стучали под полом, обшивка поскрипывала, мимо окна пролетали деревья, облепленные снегом.

– Ничего страшного не произошло, – улыбнулся Желудев. – Встретились с родственником, ну проехали с ним одну остановку, велика беда!

– А что я жене скажу? – впервые улыбнулся Григорий Борисович, подумав, что ему и вправду нечего бояться.

– Давайте о деле, – отчеканил Желудев. – Надеюсь, вас поставили в известность, что вы обязаны выполнять все мои указания?

Шмелеву не понравился его тон: как-никак он все-таки бывший офицер, а Желудев лет на пятнадцать моложе, и неизвестно еще, какое у него звание…

– Итак, я передаю вам, – Желудев кивнул на солидный чемодан, стоявший на нижнем сиденье, – рацию, оружие, патроны, деньги… Никаких расписок не надо – видите, как мы вам доверяем… Возможно, весной к вам придет человек, его нужно будет устроить на работу. Это радист.

– Боюсь, на работу здесь трудно будет устроиться, – с сомнением заметил Шмелев.

– Вы знаете, какая бы работа ему подошла?.. – задумчиво продолжал Желудев. – Возчиком молока, чтобы он на лошади ездил по окрестным деревням и собирал бидоны с молоком.

– Обычно мне на завод молоко привозят колхозники.

– А вы проявите инициативу, Григорий Борисович, наймите человека на работу – зарплата его любая устроит, – обеспечьте лошадкой, и наш друг будет скупать молоко у населения. И нам с вами хорошо, и государству прибыль.

«А этот Желудев не дурак! – подумал Григорий Борисович. – У возчика такие возможности… И никто его не заподозрит… Как же я раньше об этом не подумал?»

– Можно будет попробовать, – сказал он.

– Чудненько! – рассмеялся Желудев. – Вы знаете, у меня тоже с детства тяга к лошадям… Мой дед на Брянщине владел конным заводом. Вывел несколько пород тяжеловесов. Продавал на валюту за границей.

– В Германии?

– И в Германии тоже, – бросив на него быстрый взгляд, спокойно ответил Желудев.

– Я ничего против Германии не имею, – усмехнулся Шмелев.

– Почему я придрался к паролю, – помолчав, сказал Желудев. – Известная нам организация несколько раз посылала в Андреевку своих людей… Двое с треском провалились. Вы ничего об этом не слышали?