Он скрестил руки на груди и прислонился к стене.
Я разглядывала толпу людей, недоумевая: неужели Алекс забыл обо мне?
— Я даже не знаю, о чем фильм, — призналась я. — Слишком была занята, не успела прочесть сценарий.
Герб изумленно приподнял брови.
— Скажем так: для Алекса это отправная точка. Не сомневаюсь, что таким ты его еще не видела. — Он заулыбался. — А вот и он, легок на помине.
Алекс взял меня под руку.
— Прости, даже кинозвезды ходят в туалет.
Он поблагодарил Герба за заботу и повел меня в темный зал.
Когда на экране побежали титры, я наклонилась к Алексу.
— Герб сказал, что я тебя даже не узнаю.
Он сделал глубокий вдох и взял мою руку в свою.
— Касси, — негромко сказал он, — обещай мне, что не забудешь: это всего лишь игра.
Он переплел свои пальцы с моими и сжал их. И уже не отпускал.
Этот фильм отличался от предыдущих фильмов Алекса тем, что здесь он играл злодея. У остальных его героев были недостатки, но они не были такими отъявленными негодяями. Я быстро поняла сюжет фильма «Недостаточно оснований».
Алекс играл роль мужа, избивающего свою жену.
Я не осознавала, насколько крепко сжимаю руку Алекса, не замечала, что у меня кружится голова: если бы я вскочила и выбежала из зала, как мне хотелось, то точно бы упала. Я смотрела, как на экране разворачивается самая первая сцена в девственно чистой ванной, с белыми, без единого пятнышка, полочками и аккуратно висящими полотенцами. Алекс отодвинул шторку, и стали видны краны с горячей и холодной водой, но один не был повернут строго под углом девяносто градусов к потолку. Алекс затащил в ванную женщину, которой была не я, потыкал носом в ее ошибку и швырнул на кафельный пол.
Передо мной разворачивалась история моей жизни.
Но только на съемочной площадке есть дубли, а актеров учат, как наносить ложные удары. Я пыталась не забывать, что актриса вообще не пострадала.
Потом я повернулась к Алексу, который смотрел на меня. В его глазах отражались герои, которые повторяли наши движения на экране.
«Обещай мне, что не забудешь: это всего лишь игра».
— За что? — спросила я.
Алекс только наклонил голову и прошептал, что сожалеет.
После выхода картины на экраны критики воздали Алексу хвалу за то, что он согласился на эту роль, которая превратила его в харáктерного актера, и мы уехали на наше ранчо в Колорадо. Из всех трех резиденций Алекса я больше всего любила жить здесь. Владения распростерлись более чем на сто гектаров, границами их служили голубые возвышенности Скалистых гор. Земли перерезали извивающиеся ленты чистых ручьев, настолько холодных, что у меня ноги сводило судорогой. Я знала, что Колорадо находится высоко над уровнем моря, но, как только вошла в ворота ранчо, сразу почувствовала, что мне здесь намного легче дышится.
Даже конюшни и особняк были построены не так, как в резиденции в Лос-Анджелесе. Здесь все было в испанском стиле, крыши покрыты красной черепицей, из наружных ящиков для растений на окнах свисали герани. Немногочисленная обслуга, которая ухаживала за лошадьми и домом, пока Алекс жил в Калифорнии, словно специально пряталась где-то, так что казалось, будто эта частичка рая создана только для нас с Алексом.
Когда мы впервые приехали на ранчо, Алекс принялся учить меня ездить верхом. Этим искусством он овладел несколько лет назад, когда снимался в «Отчаянном». У меня получилось, и мне понравилось.
Алекс купил для меня десятилетнюю лошадь по кличке Анни, которая оказалась норовистой кобылкой. Дважды, когда я садилась на нее, она пыталась меня сбросить. И все же ее нельзя было сравнить с лошадьми, которых предпочитал Алекс. Создавалось впечатление, что каждый раз это была новая, необъезженная лошадь, и Алекса отчасти возбуждало то, что он смог удержаться в седле.
— Давай наперегонки! — подзадоривала я, описывая на Анни сужающиеся круги и наблюдая за тем, как Алекс натягивает поводья и Конго легко переступает на месте. — Или боишься, что не сможешь его обуздать?
Я дразнила Алекса, ведь знала: если он настолько уверен в себе, что сел в седло, ему удастся подчинить лошадь своей воле. Но Конго был исполинским жеребцом, восемнадцати ладоней в холке, черным, как смоль, и не собирался покоряться Алексу.
— Думаю, это должны быть гонки с препятствиями, — усмехнулся Алекс, и Конго развернулся и пустился рысью в противоположном направлении, как будто понимал по-английски.
— Не дождешься! — сказала я и, пришпорив Анни, стрелой вылетела через ворота в долину, где ручей делал три резких поворота к небольшой могилке в тени тополей, серебристые листочки которых шелестели на ветру, как колокольчики тамбурина.
Алекс опережал меня на целых четыре корпуса, но потом пустился рысью и стал наматывать круги, чтобы остудить коня. Наконец он соскочил с Конго, привязал коня к нижней ветке дерева и помог слезть мне с Анни. Я медленно сползла вдоль его тела, а потом обняла за шею и поцеловала.
— Что мне в тебе нравится, — улыбаясь, пробормотал он, — ты никогда не проигрываешь.
Мы отпустили лошадей пастись и посидели у ручья, болтая ногами в ледяной воде. Потом я легла на спину, положив голову Алексу на колени.
Проснулась я от удара головой о камни у воды. Алекс молнией вскочил на Конго.
— Анни только что отвязалась! — бросил он. — Я скачу за ней.
Я знала, что Алекс сможет догнать Анни, но не могла понять, как ей удалось отвязаться. Конечно, она могла перекусить поводья, это было на нее очень похоже. Но вполне вероятно, что я просто ее плохо привязала, и, когда Алекс вернется, скандала не избежать.
Когда я увидела скачущего ко мне Алекса, то замерла на месте. Он осадил коней совсем близко, на меня не смотрел и тяжело дышал. Потом спешился и привязал Анни и Конго у ствола другого дерева.
Все это он проделал молча. Я понимала, что он намеренно тянет время перед разговором. Он обернулся, но по его лицу я ничего не могла понять. Когда он шагнул ко мне, я инстинктивно отшатнулась.
У Алекса глаза стали круглыми. Потом он протянул руку, как хозяин собаке, которая не узнала его по запаху. Подождал, пока я вложу в его руку свою ладонь, а потом заключил меня в объятия.
— Боже мой! — воскликнул он, гладя меня по голове. — Ты дрожишь. — Он провел рукой по моей шее. — Даже если бы я не поймал Анни, она сама нашла бы дорогу в конюшню. Не о чем волноваться. — Но я не могла унять дрожь, и через мгновение он чуть отодвинулся, продолжая держать меня за руку. — Господи, да ты меня боишься! — медленно произнес он.
Я вздернула подбородок и покачала головой, но бившая тело дрожь выдала меня. Алекс, повесив голову, опустился на землю. Я присела рядом, кляня себя за то, что испортила такой прекрасный день. Я поняла, что только сама смогу примирить нас, поэтому постаралась собраться с духом. Я направилась к ручью, вошла в него и опустила руки в воду.
— Ходят слухи, — сказала я, — в этом ручье водится форель.
Алекс поднял голову и благодарно улыбнулся, пробежав взглядом по моим волосам, ягодицам и голым ногам.
— Да, я тоже об этом слышал.
— А еще ходят слухи, — продолжала я, — что ты умеешь ловить рыбу голыми руками.
Пока я говорила, между моих ладоней проплыла небольшая, в крапинку форель. От удивления я приоткрыла рот и всплеснула руками.
Алекс поднялся и вошел в воду.
— Если хочешь этому научиться, — сказал он, становясь позади меня, — то первое, что нужно сделать, — это перестать дергаться. — Он склонился надо мной так, что его губы касались моего уха, и обхватил мои руки в воде. — Следующее, чему нужно научиться, — это замереть на месте. Даже не дыши — форель уплывет, если только ей покажется, что ты здесь. А теперь закрой глаза.
Я повернулась к нему лицом.
— Правда?
— Чтобы ты могла только почувствовать рыбу.
Я послушно закрыла глаза, вдыхая прохладный воздух и наслаждаясь близостью тела Алекса, которое касалось меня.