Санкса повернулась и нервозно взглянула на сеньору Марту.

— Продолжай, — ободряюще сказал Пау. — Все отлично.

— Ну, потом Хустина спросила, помогут ли мне двадцать су, я ответила, что конечно, только где их мне взять? Это целое состояние, так ведь? Приличная плата за три месяца работы. А она сказала, что приезжает ее подруга, ей нужно приличное место, чтобы спать и кормиться, и она готова ради этого усердно работать. Это всего на две-три недели, но Хустина боялась, что если попросит хозяйку взять ее, хозяйка может отказать. Поэтому хотела, чтобы я сказала хозяйке, будто моя мать больна и очень нуждается во мне. А она потом приведет подругу, скажет, что она может выполнять мою работу.

— Где собиралась Хустина взять двадцать су? — спросил Пау.

— Сказала, что эта подруга дала их ей.

— Как думаешь, в чем была тут истинная причина? — неожиданно спросил Исаак.

— Я подумала, что молодая женщина хочет уйти от мужа, или девушка, которая ждет, чтобы жених приехал за ней, и они смогли пожениться. Должно быть, это кто-то из богатой семьи, так ведь? И кто готов много платить за укрытие, потому что никто не обратит внимания на кухонную служанку.

— Почему ты говоришь «много»? Думаешь, для девушки из хорошей семьи это значительная сумма за надежное укрытие на две-три недели?

— Сеньор, — сказала Санкса, — вы определенно не знаете Хустину. Если она предложила мне за отъезд на две недели двадцать су, то сама взяла не меньше пятидесяти. Она всегда берет больше справедливой доли.

— И ты согласилась? — спросил Исаак.

— Нет, сеньор, не согласилась. Я была недовольна. Мне это показалось нехорошим, поэтому я отказалась.

— Что заставило тебя передумать?

— Я думала, все об этом знают. Я получила сообщение, что моя мать больна, очень больна и может умереть, поэтому я сказала Хустине, что согласна. Тогда она сказала, что подруга дала ей всего десять су, я взяла их, сказала хозяйке о болезни матери и поехала домой.

— Мать была больна?

— Да, была, — ответила Санкса. — Два-три дня ее рвало, мучили жуткие спазмы в ногах и спине. Но потом ей постепенно становилось легче, и через неделю она поправилась. Однако я ждала, так как Хустина прислала сообщение, что я смогу вернуться, когда сеньор Пау и сеньор Роже Бернард приедут за мной.

— Повезло твоей матери, — негромко произнес Исаак.

— Женщина, которая пришла на мое место, хоть сносно работала? — спросила Санкса.

— Никто не приходил, — ответила Марта. — Хустина делала и свою, и твою работу.

— То есть, — сказал Роже Бернард, — все делала кухарка, или кто-то из нас, или ждущий на улице мальчишка.

— Очень странно, — сказала Санкса.

— А Хустина исчезла, — сказал Исаак. — Не знаешь, куда она могла скрыться?

— Нет, сеньор Исаак. Откуда мне знать, куда она уехала? Мне она ничего такого не говорила.

И Санкса оглядела людей во дворе, все они, кроме Исаака, смотрели на нее, как на льва в клетке.

Ракель заметила этот взгляд. Подошла к отцу, словно предлагая ему еще питья, и прошептала несколько слов ему на ухо. Налила ему немного в чашку и села рядом с Санксой.

Исаак поднял голову.

— В последние несколько дней произошло кое-что, не совсем понятное мне, — сказал он. — Можете побыть здесь еще немного и обсудить это со мной?

— Конечно, — твердо сказала Марта, и все сели снова.

— Тебя не было здесь в последние дни, так ведь? — негромко спросила Ракель у испуганной кухонной служанки.

— Нет, сеньора, — ответила та.

— Мы переделываем соседний дом, собираемся в нем жить, и хотим начать с кухни, — прошептала Ракель. — Можешь пойти туда со мной, взглянуть на нее? Уверена, ты сможешь дать очень полезные советы.

— Это интересно, — сказала Санкса, и обе молодые женщины тихо вышли из ворот и пошли к новому дому.

Когда люди с усадьбы наконец уехали, Исаак обратился к дочери.

— Узнала у нее что-нибудь?

— Немного, — ответила Ракель. — Хустина хорошо ездит верхом, почти как сеньор Пау, часто берет одну из лошадей из конюшни и уезжает на полдня.

— Одну из лошадей?

— Эстеве почти всегда ездит на мулах, в остальное время настаивает, чтобы они отдыхали. С лошадьми, видимо, тут вопрос, чтобы они регулярно совершали моцион, а не чрезмерно трудились.

— Куда она ездит?

— Санкса не знает. Предполагает, что к мужчине, но, думаю, только потому, что ничего другого предположить не может. Если б она — Санкса — могла ездить верхом и брать лошадь, то через день ездила бы к жениху.

— Это все?

— Нет-нет. Судя по тому, что сказала Санкса, я думаю, что Хустина приезжает сюда, когда у нее есть свободное время, потому что приносит городские слухи или слухи о событиях вокруг собора.

— Но городские слухи быстро доходят до соседних деревень, — сказал Исаак.

— Это верно, папа, но, кажется, Хустина два-три раза привозила конфеты, которые можно купить только у Катерины, Иначе нужно ехать за ними в Фигуэрес или Барселону.

— Это уже определеннее, дорогая моя. Что еще?

— Санкса призналась, что хотя Хустина работает мало, оставляет свои дела другим, без нее будет скучно. Она хоть и не особенно приятная, но интересная. Знает множество историй о живущих в горах людях, о чародеях, волшебниках и колдовских зельях. И в темные зимние вечера, чтобы скоротать время, предсказывает им будущее по картам, семенам льна и песчинкам. По словам Санксы, она может говорить, как гадалка на ярмарке, всякую чушь о хромых сильных брюнетах, о возможности неожиданного богатства, о том, что красивый мужчина с раздвоенным подбородком приносит несчастье, и все такое прочее. Никто ей не верит, но слушать забавно.

— Это очень интересно, — сказал Исаак. — Но я хотел бы знать, к кому она еженедельно приезжала в Жирону. Узнала еще что-нибудь?

— Она дала несколько превосходных советов относительно кухни, которые удержали меня от нескольких серьезных ошибок. Я была так довольна, что дала ей другие десять су, обещанные Хустиной. Теперь у нее двадцать су, и она сможет быстрее выйти замуж.

Исаак готовился нанести несколько послеполуденных визитов пациентам, когда его потревожил вежливый мальчик у ворот.

— Сеньор Исаак, — заговорил он, — мой хозяин, Мордехай, приносит глубочайшие извинения и просит, чтобы вы пришли к нему как можно скорее. Он велел сказать, что не болен, поэтому вам нет нужды брать с собой тяжелую корзинку. Не будь это важно, сказал он, то не вызывал бы вас в такое неудобное время.

— Беги домой, мальчик, — сказал Исаак, — и передай хозяину, что я всегда рад навестить его по какой угодно причине. Через минуту буду там.

И действительно, всего через несколько минут Исаак сидел с Мордехаем во дворе, под раскидистым лимонным деревом в центре.

— Я очень благодарен, что вы пришли, притом так быстро, — сказал Мордехай.

— Мордехай, что заставило вас послать за мной мальчика? По всей этой секретности я полагаю, что вам не просто скучно или одиноко.

— Секретности? — Мордехай рассмеялся. — Вас не проведешь, Исаак, друг мой. Да, мы сидим во дворе, и мне со своего места видно все, разве что кто-то перелезает за моей спиной через стену. К тому же думаю, что вы услышите карабканье по стене или шаги по камням, которые я могу не уловить. Это одно из немногих мест в доме, где я уверен, что нас не подслушают. Двор и моя спальня. И сейчас это важно, потому что не хочу, чтобы то, о чем я должен спросить вас, стало известно всему городу. Если я ошибаюсь в своих страхах, и о них узнают другие, последствия для старого знакомого — собственно, для старого друга — будут очень неприятными.

— Мордехай, по крайней мере я буду помалкивать.

— Я знаю, — сказал он и сделал паузу. — Мне трудно задавать этот вопрос, потому что этим я насилую свою совесть и вашу — но я спрашиваю не из любопытства или со злым умыслом. В этом я клянусь.

— Мордехай, — сказал Исаак, — задавайте вполголоса свой вопрос, и я отвечу на него, как смогу. Иначе ваши заверения продлятся до ночи.