— Хотелось бы, чтобы побольше людей, которые приносят сообщения, были так точны в их передаче, — со смехом сказал Исаак. — Я слышу ее голос в каждой фразе. Но это не может быть сутью сообщения, — добавил он. — Она прекрасно знает, что я приду если не сегодня, то завтра.

— Да — суть не в этом. Сообщение заключается в том… — Сибилла сделала паузу. — Просто она и ее муж очень озабочены судьбой сеньора Пау, одного из их ближайших друзей. Ребекка не знает, слышал ли ее отец обвинения против него. — Снова пауза. — И, разумеется, против его младшего брага, Роже Бернарда.

— Я слышал, что их обвиняли, — сказал Исаак. — И очень огорчен этим, мне кажется, для этих обвинений никаких оснований нет.

— Вы тоже так считаете? — оживленно сказала Сибилла. — Я рада… то есть Ребекка будет рада услышать это от вас. И она просила меня передать вам ее сильное желание, использовать, если это возможно, ваше влияние на епископа, чтобы спасти Пау. Вы, наверно, знаете, что он преданный друг ее мужа, Николау.

— Пау арестован? — спросил Исаак. — Если да, я еще не слышал об этом.

— Нет, — ответила Сибилла. — Пока не арестован, но знает о выдвинутых обвинениях — весь город знает о тех обвинениях, которые эта злобная служанка выдвинула против Пау и его брата. А когда обвинения выдвинуты, их нужно проверить, так ведь? И каждый, кто будет разбираться в них, должен знать, что Пау не мог этого сделать.

— Моя дочь очень красноречиво просит за юного сеньора Пау, — сказал Исаак. — Я только удивляюсь, почему она не обратилась прямо ко мне вчера, когда я был у нее. Она отдает себе отчет, что просит меня использовать мое влияние на епископа?

— Возможно, она не знает, что я разговариваю с вами сейчас, — уклончиво сказала Сибилла. — Но упомянула, что епископ, возможно, вмешается, если вы его попросите. И сказала, что когда увидится с вами в следующий раз, предложит это.

— И вы хотели гарантировать, чтобы она не забыла об этом, — сказал врач.

— Простите меня за этот легкий обман, сеньор Исаак, но существуют причины, веские причины, чтобы Пау ни на секунду не заподозрили в убийстве отца — говоря об отце, я имею в виду Раймона, это единственный отец, которого Пау знал. И очень любил его. Он подавлен его смертью. И даже будь у него характер или склонность быть отравителем, во что я не могу поверить, он не мог ничего выиграть от этой смерти.

— Сеньора Сибилла, думаю, это знает даже его преосвященство. Думаю, это одна из причин того, что он не предпринимает никаких действий в связи с этим обвинением. Поскольку родной отец сеньора Пау умер, когда он был еще младенцем, он уже, полагаю, владеет значительной собственностью. А эта усадьба принадлежит его матери, она может распоряжаться ею, как захочет. Убийство ее мужа никак не повлияет на то, что она будет делать с усадьбой.

— Вы знали это? — спросила Сибилла.

— Думаю, это знают многие. Не нужно расстраиваться из-за слухов. Они возникают, исчезают, и люди забывают о них. Так происходит постоянно.

— Но, сеньор Исаак, сказать, что слухи неважны, недостаточно. Сеньора Раймона кто-то убил. Это не слух. И мне причина убийства непонятна. Я только уверена, что этого не мог сделать сеньор Пау, и не верю, что это сделал юный Роже Бернард.

— Но ведь определенно никто не верит, что Роже Бернард отравил отца, — сказал Исаак. — Думаю, это совершенно невероятно.

— К сожалению, он единственный человек, который мог получить выгоду от смерти Раймона, — сказала Сибилла. — В материальном смысле.

— О чем вы говорите? — спросил Исаак. — Какую выгоду получает Роже Бернард? Разве вы считаете его настолько бессердечным, что он способен убить и мать?

— Я думаю, что он совершенно не способен ни на то, ни на другое. Он очень веселый, дружелюбный. И любит родителей. Обоих.

— Тогда что вы имеете в виду?

— Напрасно я повела речь об этом, — пробормотала Сибилла. — Когда расстроена, я говорю, не думая о последствиях. Эти сведения не могут никому помочь, но, если о них все узнают, могут привести к неприятностям.

— Тогда скажите мне, только негромко.

— Я случайно узнала о собственности, которая вполне может перейти юному Роже Бернарду по смерти отца.

— Собственность значительная?

— Полагаю, да, — ответила Сибилла. — Люди говорили о ней, как о значительной.

— Какого рода эта собственность?

— Земля, — ответила она. — У хорошей реки. Часть ее гористая, но там есть покрытые урожайными виноградниками склоны, а также луга и лес. Роже Бернард не мог отравить отца, чтобы получить эту собственность. Он не только очень любил его, но и не мог сделать ничего подобного, чтобы приобрести собственность, о которой ничего не знает.

— Что вы имеете в виду? — спросил Исаак.

— Эта собственность должна была достаться Раймону.

— А почему не досталась?

— Потому что он не знал о ней и не предъявлял на нее права. Значит, не мог сказать о ней сыну.

— Откуда вы это знаете?

— Это одна из тем, на которые мы разговаривали в то утро, когда он умер, — заговорила Сибилла, голос ее звучал тихо и очень грустно. — Когда я сказала, что, по-моему, у него есть собственность, ждущая, когда он ее потребует, Раймон поднял меня на смех, сказал, что его отец был жалким бедняком без гроша в кармане, а не крупным землевладельцем.

— Откуда все это вам известно? — спросил Исаак.

— Семья Раймона жила в той деревне, где я родилась, — бесхитростно ответила Сибилла. — Там все знают, что существует ферма и что право собственности на нее еще не определено.

— Но эта ферма не возле Льейды, — сказал Исаак. — Говор у вас совсем не такой, как у тамошних жителей.

— Да, — сказала Сибилла. — Мы не каталонцы. Мы жили по ту сторону гор. Но я знаю семью, из которой происходил Раймон. Некоторые из ее членов доводятся свойственниками моей семье. Конечно, все в деревне имеют какие-то родственные связи со всеми остальными — это маленькая деревня.

— Я передам эти сведения — или только те, которые представляются важными — его преосвященству, — сказал Исаак. — Уверен, что он найдет их полезными. А теперь мне пора идти. Нужно посетить и других пациентов.

— Вы жалко выглядите, — сказала Юсуфу владелица фермы. — Ты и твоя покрытая пылью кобыла. Когда вы оба ели последний раз?

— На рассвете я разделил с ней кусок хлеба, — ответил Юсуф. — Там, где мы остановились, травы почти не было.

— Ну, так спешивайся, пока эта бедняжка не упала, — сказала женщина. Они уже обогнули дом, там был подметенный двор, сарай в хорошем состоянии и прачечная, из которой доносился чистый, характерный запах кипятящегося белья. Хозяйка была подтянутой женщиной тридцати с лишним лет, с сильными руками и привлекательным лицом. Волосы ее были убраны под косынку и спускались до середины спины. Судя по виду, она была способна справляться со всем, что выпадало на ее долю.

Как только нетвердые ноги Юсуфа коснулись земли, она расседлала кобылу, положила седло на жердевую изгородь, подвела ее к корыту, наполненному до середины водой, и позвала:

— Фелип, ленивый бездельник. Иди сюда!

Из сарая вышел вытянувшийся не по возрасту мальчик, длинноногий, длиннорукий.

— Да, сеньора Эстелла.

— Когда эта бедняжка напьется, вычисти ее и отведи в сад к мулам. Потом почисти сбрую.

— Хорошо, сеньора Эстелла.

— Он тупой, но добродушный и всегда выполняет, что велено, — сказала хозяйка. — Я не смогла бы без него обходиться. Теперь — ты, — сказала она, глядя на Юсуфа. — Ты просто мальчишка, не так ли? Сколько тебе лет?

— Тринадцать, — ответил Юсуф, краснея под ее взглядом.

— Подаешь хорошие надежды. А как звать тебя?

— Юсуф.

— Любопытное имя, — неопределенно сказала она, быстро, оценивающе оглядев его, как до того кобылу. — Сейчас, — оживленно сказала она, — тебе нужно помыться, переодеться в чистое и поесть. Иди сюда.

Хозяйка привела его в просторную, полную воздуха кухню, затем в соединенную с ней пристройку. Там был стол с тазом для умывания и кувшин с водой.