Пау тоже поклонился.

— Очень рада, — сказала Сибилла, — встретиться с вами в третий раз. Я много о вас слышала, — и повернулась к Ребекке. — Знакомство с сеньором Пау было давно обещано мне в награду за хорошее поведение.

— В третий раз, сеньора? — спросил Пау. — Я хорошо помню, что имел честь быть представленным вам в лавке шорника, месяц или больше тому назад.

— А вы забыли удрученную молодую женщину, которая только что въехала в городские ворота и спросила дорогу к дому ее родственника, сеньора Понса? У сеньора, который был с вами, по крайней мере хватило учтивости ответить, хотя, казалось, он был в полном замешательстве.

— Сеньора Сибилла, тысяча извинений, — сказал Пау, покраснев. — Я хорошо помню тот случай и помню, что меня ошарашила реакция отца. Я был так озадачен ею, что, должно быть, оказался не в состоянии ответить на ваш вопрос.

— Вы прощены, — сказала Сибилла, властно махнув рукой. — Что так поразило вашего отца в моем вопросе?

— Не знаю, — ответил Пау. — Я спросил его, но он не смог объяснить. Спросил, видел ли я вас, мне пришлось признаться, что, поскольку вы были в плаще с опущенным капюшоном, я вас толком не разглядел. Потом он сказал, что вы красивая и странно, что едете одна из дальних краев — мы поняли это по вашему голосу, — добавил он. — Я боялся, что отец снова заболел, он перенес простуду, которой страдало большинство жителей города.

— Да-да. Мне говорили об этом несколько человек, — сказала Сибилла. — Но я подумала, что моя новая семья не рискует представлять такую бродяжку, как я, своим друзьям. И никто не упомянул о существовании сеньора Пау. Пришлось открывать это самой.

— Увы, но это было не так, — со смехом сказала Ребекка, когда Пау в легком смущении отошел засвидетельствовать свое почтение Хуане. — Мы очень хотели с вами познакомиться, но тут у Карлоса начался кашель, который сильно его беспокоил, потом мальчик великодушно передал его Николау и в конце концов мне. Мы думали, что будет нехорошо в благодарность за удовольствие познакомиться с вами заразить вас нашей семейной болезнью.

— Вам теперь лучше? — спросила Сибилла. — Мне кажется, у вас цветущее здоровье.

— Да, — ответила Ребекка, глянув на сына, который придвигался к стоящим на столе блюдам с пирожными, фруктами и орехами.

— Я завидую вам, у вас такой очаровательный ребенок, — сказала Сибилла, сев на скамью рядом с Ребеккой. — И приятный муж, остроумие и обаяние которого высоко ценят Понс, Хуана и Хайме. Я научилась доверять их суждению и восхищаться ими.

— Эти его достоинства мне дорого обошлись, — негромко сказала, глянув на остальных, Ребекка.

— Дорого? Как, если это не секрет?

— Если секрет, то известный всему городу. Выйдя замуж за Николау, я порвала с матерью и отцом, сестрами и братьями, одного из которых я так и не видела, — серьезно сказала она. — Моя сестра вышла замуж неделю назад, а я не была на ее свадьбе.

— Жизнь может быть суровой, — сказала Сибилла, глядя вдаль. — У меня нет ни сестер, ни братьев, смерть унесла всю мою семью — родителей, дедушку с бабушкой и всех их родственников, некоторых очень жестоко. Франсеска моя единственная родственница, о которой я знаю.

— Она ваша двоюродная сестра?

— Дочь моей двоюродной бабушки — младшей сестры родной бабушки. Перед смертью моя бабушка написала Франсеске письмо с просьбой дать мне приют, потому что больше родственников не было.

— Они умерли во время большой чумы? — спросила Ребекка.

— Нет. По какой-то странной прихоти судьбы — или Божьей милости — она почти не затронула нашу деревню. Наша большая чума была скорее — если можно так выразиться — политической.

— А — война, — сказала Ребекка. — Понимаю. Трудно избежать обычных бичей человечества без прибавления того, что человек способен сделать с человеком.

— Вы жили в какой-нибудь деревне поблизости? — спросил Пау, подойдя поближе к обеим женщинам и избавясь от изначального смущения.

— Нет, не поблизости, — ответила Сибилла. — Разве у меня местный говор?

— Мой слух не привык к особенностям местной речи. Я тоже нездешний. Какая деревня имеет счастье считать вас своей?

— Это, собственно, не деревня. Я из небольшого имения — или, если быть честной, места, близкого по размерам к участку бедного крестьянина. Это к северо-западу отсюда. — Она неопределенно махнула рукой в ту сторону. — Там, где я жила, человек может годами не слышать никаких вестей о том, что происходите мире.

— Вы наверняка преувеличиваете, — сказала Ребекка. — Самая глухая деревня не так уж далека от остального мира. Ярмарочные и бродячие торговцы должны появляться с новостями по крайней мере раз в год.

— Пожалуй, слегка преувеличиваю, — сказала Сибилла. — Ярмарки и бродячие торговцы есть. Пастухи, перегоняющие отары дважды в год, проходят неподалеку от нас, появляются по той или иной причине приезжие и привозят новости. Я даже слышала о королевстве Кастилия. Знаю имя короля и его репутацию.

— Какая же она? — спросил Пау.

— О, говорят, он очень суровый человек. Кое-кто слышал, что честный и справедливый, но строгий. И, разумеется, есть такие, что хорошо о нем отзываются, называют великодушным и добрым.

— Сеньора, вы смеетесь над нами, — сказал Пау.

— Никоим образом. Каждое слово, которое я говорю, правдиво, — сказала Сибилла, приподняв изящно выгнутую бровь.

— В таком случае, дона Педро Кастильского, должно быть, усиленно обсуждают, — сказала Ребекка.

— Там все усиленно обсуждают, — сказала Сибилла. — Как-то в соседней деревне было трое кастильских шпионов, но там не скроешься, поэтому им пришлось исчезнуть.

— Почему не скроешься? — спросил со смехом Пау.

— Там каждый знает фамильную историю не только всех соседей, но и всех коз. Люди через несколько минут проследили родословную этих бедняг до трех королевских вассалов из Бургоса.

На другой день Сибилле ни уговорами, ни силой не удалось вытащить из дому Франсеску. Та говорила, что устала, что нездорова, что слишком занята и даже не может пойти к мессе. Если выйдет, то в течение нескольких дней будет ни к чему не пригодна. Вчерашнее небольшое сборище совершенно вымотало ее.

Сибилла пожелала ей живительного отдыха и оторвала Розу от ее новых дел на кухне.

— Роза, если б я знала, что ты в душе кухонная прислуга, — сказала она, — то оставила бы тебя там и нашла бы себе подходящую горничную.

— Вы не могли обходиться без меня, — сказала Роза, набрасывая на плечи шаль. — А здесь я не нужна вам, вся семья бросается выполнять ваше малейшее распоряжение.

— Тебе просто нравится болтать с кухаркой.

— Она веселее, чем сеньора Франсеска, с которой вы все время разговариваете. Кухарка говорит, она всегда была нервозной, подскакивала, когда обращались к ней, но теперь как будто становится еще хуже. А все оттого, что сидит в четырех стенах, ни с кем не видится. Кухарка думает так.

— Кухарка, видимо, права, — сказала Сибилла. — Я пыталась повести ее к мессе, но, клянусь, когда тянула за одну руку, она хваталась другой за столбик кровати. Я решила, что обеим будет лучше, если денек отдохнем друг от друга.

— Куда мы идем? — спросила Роза.

— К мессе, — ответила Сибилла.

Сибилла, за которой следовала служанка, вышла из собора в западную дверь и быстрым шагом пошла через площадь.

— Сеньора, посмотрите туда, — неожиданно сказала Роза, взяла ее за руку и отвела в сторону. — Там, должно быть, луг, где проводятся ярмарки. Пойдемте, посмотрим. Говорят, это недалеко. Выйти из ворот, спуститься по склону и перейти мост.

— Пожалуй, — сказала Сибилла. — Время еще раннее. Что ты делаешь? — спросила она, когда Роза взяла ее вуаль и стала завешивать ею лицо своей госпожи.

— Сеньора, вы чуть не потеряли вуаль, — ответила Роза, — и солнце очень яркое. Сами знаете, что происходит, когда вам на лицо падает много лучей.

— Хорошо, — сказала Сибилла и оглянулась посмотреть, что делает служанка. Слегка вздрогнула и замерла.