– Он параноик.

– Да, верно. Он видит весь этот ужас на улицах и от этого сходит с ума. – Она сжала соломинку зубами. – Повезло мне, а? Ну, а какие у тебя папа с мамой? Ты никогда о них не говоришь.

Его улыбка плавно угасла.

– Особо-то и нечего говорить.

– Ты не поедешь домой на День благодарения.

– У меня нет дома.

– Ой, да ладно тебе, – сказала она, думая, что он ее дразнит, прежде чем заметила, как напряглась его шея. – Твои родители развелись?

На его челюсти непроизвольно дрогнул мускул.

– Только лишь в отношении меня.

– В смысле?

– Я перестал для них существовать, когда мне было восемнадцать. Влип в... неприятность, и они не захотели с этим связываться.

– А что за неприятность? – осторожно спросила она. Шум с кухни, звон посуды, подносов и гул разговоров за соседними столиками, казалось, внезапно стали приглушенными и далекими. Брайан смотрел на стол, на свои пальцы, куда угодно, только не ей в глаза. – Ну, давай же, рассказывай. Я ведь рассказала тебе о папе.

– Тут все по-другому.

– Стоит мне позвонить отцу, и он так быстро все про тебя раскопает, что ты и оглянуться не успеешь.

Он напрягся. Его голубые глаза вспыхнули и сузились на ней.

– Ты бы так поступила?

– Не-а... но могла бы. Ну давай же, – попросила она и, протянув через стол руку, дотронулась до него. – Что случилось?

– Это было давно, – признался он. – Старая история.

– Я не стану из-за этого на тебя злиться.

Одна из его бровей недоверчиво приподнялась.

– Ты не можешь знать это заранее.

– Неужели все так ужасно? – спросила она и, увидев выражение его глаз, затаила дыхание.

– Суди сама. Девушка... девушка, с которой я полгода встречался, обвинила меня в изнасиловании.

– Что? – Она тут же пожалела о своем любопытстве. Сердце у нее упало, изнасилование? Господи! Она отдернула руку, и его губы искривились, словно он ожидал именно такой реакции.

– Статутное изнасилование, – пояснил он. – Но все же изнасилование. Мне было восемнадцать лет, а ей еще не исполнилось шестнадцати. Это все, конечно, чушь, и потом от обвинений отказались. Меня полностью оправдали, полностью, но мои родители совершенно не захотели мне верить. Мы стали очень часто из-за этого ссориться, и они выгнали меня из дома.

– Просто взяли и выгнали?

– А зачем им лишние хлопоты? У них еще пятеро детей. А я оказался той самой паршивой овцой, про которую есть пословица. Мы с отцом никогда не ладили. Даже когда я был мальчишкой. – Он взял свой стакан и быстрым глотком допил его содержимое.

Пораженная Кристин положила руки на живот. Она подозревала, что в нем есть нечто дикое, опасное, но это превзошло ее ожиданиям, и впервые после знакомства с Брайаном она подумала, не ввязывается ли она куда не следует.

– А чем ты занимался после того, как тебя выгнали из дома?

– Несколько лет прослужил в армии, поскольку меня никогда не обвиняли в преступлении. Но я не представлял себя в роли кадрового офицера, поэтому уволился и решил пойти в семинарию.

– Чтобы стать священником? – прошептала она. Вспоминая, каким он был страстным, когда они ласкали друг друга, какое нетерпение она в нем чувствовала, когда он прикасался к ней и целовал ее. Священник? – А разве они не дают обет безбрачия?

– Да. – Он кивнул, и его лицо несколько просветлело. – В этом-то и была проблема. Это было мимолетным стремлением, поверь мне. Поэтому я пошел в колледж, несколько лет занимался ненавистной мне работой и в конечном счете попал сюда в аспирантуру.

– И сколько тебе лет? Сорок?

Он засмеялся:

– Не-а. Я быстро работаю. Мне тридцать один.

Она перевела дух. Тридцать один? Староват. Но это не самое плохое. Ее поразило изнасилование и семинария.

– Ты не похож на человека, который может всерьез увлечься религией.

– Все проходят через различные стадии, особенно мы, старики. – В его словах чувствовалась какая-то резкость. Острота. Словно она задела его.

– Я не говорила, что ты старик.

– Но ты подумала, что мне сорок. В любом случае, когда я пошел в семинарию, я просто пытался во всем разобраться. Наверное, я искал семью. Какое-нибудь пристанище... а впрочем, кто знает? Да и кому до этого есть дело. – Он скомкал свою салфетку и бросил ее на стол, но его снова охватывало мрачное настроение. В ледяных глазах собирались грозовые тучи.

– Мне, – внезапно произнесла она. – Мне есть дело.

– И именно это делает тебя особенной, Кристи. – Он осторожно улыбнулся. – Ты уверена, что никак не можешь отказаться от своей поездки? Уверен, мы с тобой могли бы прекрасно повеселиться.

– Я в этом не сомневаюсь, – ответила она, испытывая сильное искушение позвонить отцу и найти предлог остаться в Батон-Руж на праздник, притвориться, что ей нужно писать отчетную работу или что-нибудь в этом роде. – Но мне действительно нужно домой.

– А разве нет никакого способа остаться? – Его рука была такой теплой.

– У меня тест у доктора Нортрапа и задолженность у Саттера.

– Психология?

– 101 [21].

– Я когда-то учился у Саттера. – Брайан нахмурился. – Я ему очень не нравился.

– Да? А с чего вдруг?

Брайан убрал руку.

– Он решил, что я позаимствовал некоторые свои теории из Интернета. Это была чушь, и я сказал ему об этом.

– И что произошло?

– Ничего. Он не смог этого доказать. И выглядел, как осел. Я все еще помню, как он стоял перед классом с красным лицом и дергающимся глазом. Думаю, он на стенку от злости лезет из-за того, что я вернулся.

– И тебе это нравится?

– Он заслуживает, чтобы ему вышибли пару зубов. Напыщенный осел.

Она смутилась, но увидела оттенок гордости в посадке его челюсти.

– Ну-у... а ты это сделал?

– Что? Присвоил? Плагиат? Конечно, нет. – Он фыркнул, словно подобная мысль была абсурдной. – Если бы я так сделал, это бы все погубило, мои планы, мою жизнь, лишило бы меня возможности преподавать.

– Но только если бы тебя поймали, – сказала она, не в состоянии перестать играть адвоката дьявола, и покачала стаканом, размешивая лед, прежде чем сделать большой глоток. Все это время она не сводила с него глаз.

– Ты думаешь, я способен смухлевать?

– Не знаю. А ты бы смог? – спросила она и заметила, что ее сердце начинает бешено колотиться и что она слегка вспотела, словно боясь услышать ответ. И почему он так на нее действует, а?

– Нет. Если тебе интересно мое мнение, Саттер точил на меня зуб. – Как только эти слова сорвались с его губ, он, казалось, захотел взять их обратно. – Наверное, я выгляжу параноиком, а? Сначала мои родители, затем доктор Саттер. Осторожно, весь мир ополчился на Брайана Томаса.

– Ты и вправду так думаешь?

– Не-а. – Помощник официанта принялся убирать посуду с соседнего столика, и Брайан понизил голос. – В действительности я думаю, что мне очень хочется, чтобы ты осталась здесь на уикенд, и тогда мы смогли бы узнать друг друга немного лучше.

– У нас еще будет время.

– Как скажешь. – Он откинулся на спинку стула, и она почувствовала, как испаряется зародившаяся между ними интимность. Внезапно он стал казаться очень одиноким и отчужденным. Ее действительно тронуло, что у него нет семьи, и что родители его отвергли, но она не могла отделаться от своего отца.

Или могла?

Может, все-таки найдется способ.

– Мне пора, – сказал он, бросая взгляд на часы над кассой, где несколько ребят платили за сэндвичи. – Черт. У меня пять минут на то, чтобы пересечь кампус. – Резко отодвинув стул, он встал.

Она не хотела, чтобы Брайан уходил на нее сердитым. Не то чтобы она сделала что-то не так. Она знала, что он пытается манипулировать ею, ссылаясь на свои страдания и одиночество, и не хотела на это покупаться, но он действительно ей нравился.

– Что ж, увидимся, когда я вернусь.

– Да, конечно, – ответил он, растерянно хватая рюкзак и направляясь к двери. Затем, словно осознав, как грубо он разговаривал, он сделал несколько шагов назад, наклонился и прошептал ей в ухо: