— Ну-у… вопрос сложный. Смотря кого слушать. Одни думают, что он умер. Другие говорят, что ничего ему не сделалось, он переправляет через границу в обе стороны все, что угодно: иммигрантов, оружие, краденые ценности. Работающий пенсионер, так сказать. Эти ребята, военные, приехали, чтобы заткнуть дыры в границе. Теоретически. Но все это лишь пересуды. Кто знает, как дело обстоит в реальности?

— А вы что думаете?

— Ну-у… Вы же видите, какой я человек. Я склонен верить в худшее. И потому ничто не может захватить меня врасплох.

— Вам доводилось его видеть?

— О, ja. В старые времена он всегда был на глазах. Я как-то видел его здесь.

— Прямо здесь?

— Там, внизу. Во дворе. Я зашел пропустить рюмочку и наткнулся на целую шеренгу молодчиков из охраны. Дальше бара меня не пустили. Двор был оцеплен. Но через дверной проем я наблюдал, как он и его жена ужинали. Он был мал ростом. А в другой раз я встретился с ним нос к носу.

— И когда же?

— В мое дежурство он приехал в больницу. Пожаловался на боли в груди. Охранники рассыпались по всему зданию. Я вызвал доктора Нгему, и она его приняла. Но для начала я выслушал стетоскопом его сердце. Могу подтвердить: оно действительно билось.

— Как он с вами держался? — спросила Занеле, зачарованная моим рассказом.

— Учтиво, но отчужденно. По-моему, почти меня не заметил. Его тревожили боли.

— А в чем была причина болей?

— Неспокойная совесть? Газы? Не знаю. Доктор Нгема приняла его, а потом он уехал.

Внезапно мне явственно вспомнился тот день: обнаженный до пояса низкорослый человечек на краешке кушетки, сжимающий в руках свою фуражку. Сидел он очень прямо, очень скованно. Вид у него был крайне опрятный.

— Вам было страшно?

Вопрос заставил меня задуматься.

— Да, наверно, было. Я склонен бояться того, что угрожает моей жизни, даже если вероятность не очень велика.

— Потрясающе! — Она повернула ко мне свое серьезное, порозовевшее от волнения лицо, и я догадался без слов. Казалось, ее идея логически вытекала из всей кутерьмы этого несуразного вечера.

— Давайте туда съездим.

— Куда?

— К его дому.

— Он там больше не живет. Дом пустует.

— Неважно, я хочу посмотреть. Хоть одним глазком.

— Ладно, — сказал я.

Я был рад чем-нибудь ее отвлечь. Всей душой желал, чтобы ей стало полегче.

Итак, мы поехали к ярко освещенному дому на холме. Он пустовал, но окна загорались каждую ночь; наверно, какой-нибудь слуга или сторож включал рубильник. Так сказать, не давал угаснуть прежним символам.

На вершину холма вела единственная дорога. Вероятно, ее проложили одновременно со строительством дома; других зданий наверху не было. Панорама с холма открывалась величественная. Я забирался наверх раза два, не больше, в первые недели своей жизни здесь. Потом влип в крайне неприятную историю и зарекся туда соваться. Дело было так: я сидел в машине и любовался видом. Тут подошел полицейский. Постучал по стеклу. Заставил меня выйти из машины и встать, упершись руками в капот. Полицейский обыскал меня. Затем приехал второй, и они начали меня поколачивать. Не сильно, но достаточно, чтобы нагнать страху. Это были молодые парни. От них исходила какая-то неумолимая враждебность. Помню, я сразу же вообразил, как моя жена, раскрыв газету, читает на третьей странице заголовок: «В бантустане пропал без вести врач». На том все бы и кончилось.

Но тут появился офицер полиции, и его подчиненные унялись. Офицер был учтив и сдержан — настоящий профессионал.

— На этот холм вам лучше не забираться, — сказал он мне. — У Бригадного Генерала много врагов. Полиции и армии приказано смотреть в оба. — И, указав вдаль, добавил: — Видом можно любоваться и с других холмов.

Это была бы благополучная развязка истории, едва не принявшей очень нехороший оборот, не будь продолжения. Первого полицейского, который успел выказать недюжинные задатки садиста, я видел впервые в своей жизни и очень надеялся никогда больше не встретить. Но спустя полгода Бригадный Генерал лично назначил этого типа шефом городской полиции. Симптоматично, что он опередил в служебном продвижении своего начальника — моего спасителя. Последнего я, наоборот, так больше и не видел.

С тех самых пор я здесь не бывал, хотя вершина холма давно перестала считаться запретной зоной.

В укромном месте на обочине были припаркованы еще две машины, тихие, не освещенные. Влюбленные парочки, предположил я, прикатили невесть откуда, чтобы предаться полуночным утехам. Я остановился поодаль. Под нами расстилалась сияющая паутина долины. Отсюда, с высоты, город выглядел заурядно — ничем не отличался от любого провинциального городка ночью. Требовалась наблюдательность и проницательный ум, чтобы заметить: по улицам не ползут огоньки автомобильных фар, почти все окна темны.

— Мы можем обойти вокруг?

Занеле не спускала глаз с дома. Панорама ее не интересовала. Но самого здания не было видно: из-за высокой стены, увенчанной несколькими рядами колючей проволоки, выступал лишь конек крыши.

— Внутрь не попасть.

— Я знаю, но давайте посмотрим снаружи.

Главные ворота были обиты стальными листами. Заглянув в щель между створками, мы смогли разглядеть лишь часть внутреннего пространства: газон, колонну, ступеньки. И кажется, будку часового. Мы повернули за угол. Прошли вдоль стены. И обмерли.

— Фрэнк, — выдохнула она. — Прямо глазам своим не верю.

Я изумился не меньше. Небольшая калитка в стене. Приоткрытая. Незапертая. Внутри еле угадывались во мраке просторы сада.

— Это еще не значит, что туда можно войти, — сказал я.

— Кто оставил ее открытой?

— Не знаю. Может, садовник. Или охранник. С автоматом.

— Да ладно вам. Мы же не воровать пришли.

— Думаю, не стоит туда соваться, — возразил я.

Но она уже проскользнула в калитку. Немного помешкав, я последовал за ней. И очутился в тихом закутке сада. Он не освещался, но постепенно я различил контуры живой изгороди. Под ногами хрустели ветки и гравий — хрустели, как мне казалось, просто оглушительно. Я попытался передвигаться на цыпочках, затаив дыхание, но не сдержал испуганного вскрика, налетев в темноте на Занеле. Она, хихикнув, вцепилась в меня. Мимолетные теплые объятия.

— Чего вы так боитесь? — раздался ее шепот.

— Нам здесь находиться не положено.

— Мы только посмотрим и уйдем.

Она начала подниматься по склону к пятну света. Стал виден дом, огромный, солидный, сияющий всеми окнами. Калитка привела нас в нижнюю часть сада, и теперь мы направлялись к главной аллее. Вымощенная сланцем тропа вела к лужайке с солнечными часами. За лужайкой тянулась посыпанная гравием дорожка. По другую ее сторону виднелись клумбы и гроты, а также, как мне показалось, поле для гольфа.

Площадь территории составляла около двух акров. Когда мы приблизились к источнику света, я подметил, что этот тщательно спланированный сад нельзя назвать совсем заброшенным. Да, здесь были бурые проплешины и растрепанные деревья, но фигурно подстриженные кустарники все еще сохраняли свою форму, и трава на газонах вымахала не слишком высоко. Об усадьбе кто-то заботится. В сущности, ничего абсурдного в этом нет: когда-нибудь здесь поселится некий новый политик, облеченный уже иными полномочиями. Мне вспомнился заброшенный дом у реки. Тут все иначе. Другая разновидность заброшенности. Люди не ушли из этого здания; его, как раковину, покинула история, и то временно, чтобы однажды вновь поселиться здесь в обновленной форме. Занеле снова замешкалась. Я нагнал ее, хотел что-то сказать, но она прижала палец к губам. И я тоже услышал голоса.

Невероятно: голоса в этом саду! Двое обменивались репликами. Негромко — слов не разобрать. Я навострил уши. Но разговор сменился шумом. Двумя конкретными шумами. Знакомыми, но совершенно фантастическими. Здесь, посреди ночи — и вдруг?.. Но слух меня не обманывал. Сомнения отпали.