Естественно, в библиотеку я не пошла — просто не могла заставить себя сделать это. Все утро я не находила себе места от беспокойства, тщетно пытаясь работать, но все валилось у меня из рук. Наконец около двух часов раздался звонок.

— Диана, это я…

— Черт тебя побери, что случилось? Почему ты не приехала?! Я тут с ума схожу, а…

— Неужели? — довольно промурлыкала мать. — Глупая девочка, зачем же так волноваться? Кстати, я звоню из Дувра. Решила съездить на пару дней в Рокбрунн вместе с Тедди Ходжсоном-Гором. Знаешь, не успела я поговорить с тобой, как он позвонил и предложил мне поужинать вместе, ну, и… понимаешь, милая… нас вдруг неожиданно потянуло друг к другу… словом, все уладилось и… Дорогой, я же разговариваю по телефону! — Я услышала хихиканье на том конце и неясный мужской голос, который что-то бормотал. — Детка, мне пора бежать, не то мы опоздаем. Я пришлю тебе открытку. Пока!

Естественно, открытку я так и не получила. Переставив вазу с нарциссами к себе в комнату, я отправилась в библиотеку. Усевшись в самый темный угол, я в полном одиночестве уныло разглядывала громоздившуюся передо мной груду книг. Я почувствовала, как слеза обожгла мне щеку, вдруг вспомнила Роберта и дала волю отчаянию.

Прошло минут пять. Я вытерла глаза, сложила книги и заспешила домой. Нет, решительно подумала я, пора положить этому конец! Что толку жалеть себя? Я утерла последнюю слезу и сердито шмыгнула носом. Приду домой и первым делом разорву фотографию Роберта, поклялась я. А потом так же вырву его из своего сердца.

Вытащив ключ, я открыла дверь и вошла. В прихожей стоял незнакомый мне чемодан. А рядом, на столике, лежала записка, написанная знакомым мне почерком миссис Бакстер.

Я направилась в студию. Возле французского окна, глядя в сад, стоял мужчина. Он обернулся, и я узнала Чарльза Джаррета.

— Чарльз! О господи, как я рада вас видеть!

Я даже не пыталась притворяться равнодушной. Подойдя ко мне, Чарльз поцеловал меня в щеку. От него удивительно приятно пахло — каким-то одеколоном и сухой, горячей кожей. В слегка помятой рубашке из чистого льна цвета слоновой кости он выглядел потрясающе элегантным. Чарльз внимательно оглядев меня с ног до головы и только тогда отодвинулся.

— Я к вам прямо из Хитроу. Может, дадите чего-нибудь выпить? Честно говоря, устал как собака.

Вообще говоря, по его виду этого не было заметно. Вынув из холодильника бутылку шампанского, я принесла ее в комнату. И Чарльз разлил его по бокалам.

— Мне страшно понравился ваш дом, — проговорил он, опустившись на диван, и с удовольствием огляделся по сторонам. — Я воспользовался случаем, пока вас не было, и хорошенько осмотрел тут все. Ну, конечно, только внизу. Он в точности такой, как я себе и представлял, — весь такой организованный.

Я улыбнулась и промолчала. Честно говоря, я даже сама не ожидала, что его появление доставит мне радость.

— Чему это вы улыбаетесь? — поинтересовался он. Так и не дождавшись ответа, он сноба заговорил: — Послушайте, а у вас нет ничего поесть? Честно говоря, мне нужно немного расслабиться. До последней секунды не знал, закончилась эта проклятая забастовка или нет, так что вымотался как черт. К тому же вылет все время откладывали, так что я дергался до самого конца, взлетим или нет.

Сказать по правде, я ему не поверила — вид у него был свежий и довольный, в точности как у кота, когда он нежится на прогретой солнцем лужайке перед домом.

— Боюсь, ничего существенного. Кембридж — это не то место, где принято есть дома. Естественно, мусака [15]и чипсы в счет не идут. Правда, в Виттельсфорде есть «Белый Конь», это что-то вроде паба, но кормят там замечательно, да и атмосфера самая приятная.

Чарльз тут же согласился, и мы отправились в Виттельсфорд. Я села за руль своего «лотоса», который после «лендровера» казался на удивление чутким, проворным и изысканным. Чарльз, увидев его, пришел в полное изумление и тут же объявил, что мой крошка «лотос» — вылитый гроб, такой же «неудобный, тесный и узкий». Он коварно поинтересовался, знаю ли я, откуда цитата. «Из Макбета», — ответила я. И разговор естественно перешел на мою работу. Мы ели фаршированный перец и пили восхитительное Шато-Марго, пока оркестр играл Шуберта. В пабе горели свечи, поэтому внутри царил приятный полумрак, и от этого казалось, что в зале нет никого, кроме нас двоих.

— Я все хотел спросить, как ваша вновь обретенная дружба с Робертом? Надеюсь, она выдержала испытание французской кухней? — поинтересовался Чарльз.

— Спасибо. Можно сказать, расцвела пышным цветом. Перед чесноком Роберт просто не мог устоять. Он сдался без боя, еще до первого выстрела.

— Тогда почему же вы уехали?

— Почувствовала, что после трех недель, проведенных там, вот-вот начну вонять, точно протухшая рыба.

Чарльз удивленно вытаращил глаза.

— Что — проблемы с водопроводом? — понимающе хмыкнул он. — А-а, вероятно, его тоже провели в годы правления королевы Анны. И с тех пор ни разу не ремонтировали.

Я рассмеялась и процитировала ему старинную пословицу о гостях и протухшей через три дня рыбе.

— Да и потом рука у Мин уже почти совсем прошла. А у меня полным-полно работы. Но если бы вы знали, до чего тяжело было уезжать!

— Расскажите мне, чем вы занимались после моего отъезда.

Я так и сделала — во всяком случае, постаралась ничего не забыть. Я рассказала ему о бале в школе в Сент-Лоренсе, о благотворительной распродаже, о том, как мы праздновали день рождения Элли, о Вивьен и, конечно, о Джеральде. История с Джеральдом неожиданно заинтересовала Чарльза. Я и глазом моргнуть не успела, как он вытянул из меня все подробности его страшной смерти. Я умолчала только об одном — что он был еще жив, когда приехал Роберт.

— Стало быть, лучший друг Роберта оказался гомосексуалистом. А как насчет его самого? Может, он тоже… или он бисексуал, как вам кажется?

— Сомневаюсь.

— А вы сами? Вы никогда не были влюблены в женщину? — поинтересовался Чарльз, отставив тарелку в сторону и прикуривая сигарету.

— Нет, никогда. Даже представить себе такого не могу. У меня никогда не было ни малейшего желания лечь в постель с женщиной, даже самой красивой.

— А с мужчиной?

Чарльз протянул мне зажженную сигарету.

— А вам действительно хочется это знать? — насмешливо спросила я, взяв у него из рук сигарету.

— Действительно.

— Ну, тогда давайте поговорим о Роберте и Мин. Почему вы так насторожились, когда я в первый раз сказал, что в Роберте есть нечто странное?

Я постаралась удовлетворить его любопытство — естественно, насколько сама это понимала. Конечно, при этом я постаралась, чтобы Чарльз не заподозрил о моих истинных чувствах к Роберту. Похоже, мне не слишком это удалось, потому что вид у него был недовольный, как у ребенка, не получившего то, чего он хочет. Я уже успела заметить, что там, где речь идет об отношениях между людьми, у Чарльза нюх, как у гончей собаки, и поэтому тщательно взвешивала каждое свое слово. Очень скоро ему все это надоело, и он перевел разговор на другое, принявшись рассказывать, чем он занимался в своей Южной Африке. Странное дело — он не хвастался, не пытался выставить себя героем, и однако во время его рассказа сердце у меня сжималось не раз, до того это казалось сложным, трудным и даже опасным.

— Ну, хорошо, но это ваша работа, — перебила я, решив, что стоит, пожалуй, опробовать на нем его же собственные методы. — А кроме нее? Чем вы занимались в свободное время?