Она по очереди подняла каждую девочку и покружила в воздухе. Джорджия была человеком-гигантом, такой большой, что даже пол дрожал, когда она шла.

— Чем сегодня займемся? — спросила она.

Сюзан усмехнулась. Джорджия была одной из немногих, кому она давала до себя дотронуться. Она ненавидела большинство людей, и когда к ней приближались, зажимала уши, даже если никто не разговаривал. Ее проверяли на… аутизм или аутопсию… Лиз не помнила точно, но врачи сказали, что Сюзан — умственно отсталая, псих. В общем, странная.

— Играем в покер, — сказала Сюзан.

— В крепости для принцесс, — добавила Лиз.

— А у вас есть деньги? — с серьезным лицом поинтересовалась Джорджия.

Лиз грустно покачала головой, и Сюзан хихикнула.

— Как, вообще нет?

Порывшись в кармане, Лиз извлекла жвачку.

— Что это? — фыркнув, спросила Джорджия. — Я что, по-вашему, вчера родилась? Жвачка не может считаться деньгами… только арахис!

Они нашли орехи и сыграли четыре раза по семь карт, прежде чем мама и папа спустились вниз — нарядные, в черной обуви и с накрахмаленными воротничками. Они помахали на прощание, и Лиз хотела подбежать к ним и обнять, но, зная, что Сюзан это не понравится, осталась на месте. Они к ней плохо относились, да и она к ним тоже, но Лиз считала, что это нормальное положение вещей для человека в двенадцать лет.

Как только родители ушли, они втроем перебрались в гостиную смотреть «Самое смешное домашнее видео Америки». По окончании шоу Джорджия велела девочкам надеть пижамы. Они могут не спать, сколько захотят, но когда мама с папой вернутся, должны сразу прыгнуть в кроватки и лежать тихо как мышки. Это была одна из многих причин, по которым Лиз и Сюзан боготворили Джорджию.

Они ушли в спальню переодеваться, и когда Сюзан сняла рубашку, Лиз увидела ее живот: он был испещрен красными, оранжевыми, черными, синими пятнами… за многие месяцы она уже не впервые замечала их, но сегодня с ними была Джорджия. Лиз тут же вспомнила дикие звуки, которые издавал отец. Разве могут взрослые делать все, что захотят?! Если не любят тебя, то это повод набрасываться?! Увидев пятнистый закат на животе сестры, Лиз закричала. Долгий громкий истошный вопль пронесся по всему дому. В комнату вбежала Джорджия.

— Посмотри, — надрывно проговорила Лиз. — Что он с ней сделал!

Сюзан зажалась в углу, но Джорджия убрала ее руки и осмотрела пятна.

Лиз не умолкала:

— Помоги нам! Ты должна помочь!

Она, наверное, думала, что Джорджия носит с собой волшебную палочку и одним взмахом сможет убрать «закат», или крикнуть так, что стены содрогнутся, или сдуть целый дом одним дыханием — ведь она была такая большая!

— Матерь Божья… — только и смогла произнести Джорджия.

— Я упала, — оправдывалась Сюзан.

Джорджия отвела обеих в ванную и начала тереть живот Сюзан полотенцем. В некоторых местах куски засохшей грязи намокли, размазались и отлетели. Лиз надеялась, что удастся все отмыть.

— В школе есть один мальчик, — объяснила Сюзан, — которому я не нравлюсь. Он бьет меня на переменах.

Опустившись на сиденье унитаза, Джорджия заплакала. Прямо как ребенок, подумала Лиз. Да и все они были маленькими детьми…

Джорджия усадила девочек к себе на колени и крепко обняла.

На следующий день к ним пришел офицер Уиллоу вместе с мужчиной, пахнувшим кофе и одетым в мятый коричневый костюм. Он принялся задавать вопросы. Разговаривал со всеми сразу, затем с каждым в отдельности. Нет, отвечали они. Нет, нет, нет…

Он ощупал живот Сюзан, проверяя, не сломаны ли ребра. Все цело. Говорил он с ней недолго: ему становилось не по себе от ее взгляда.

— Я упала, — в очередной раз сказала она. — Играла на крыльце и споткнулась.

Когда мистер Уиллоу и человек в костюме ушли, Мэри позвонила Джорджии, чтобы наорать на нее, но трубку взяла Роуз О’Брайен.

— Я больше не хочу, чтобы моя дочь сидела с вашими! — кричала Роуз. — Мне все это не нравится!

Ее голос слышали даже Лиз и Сюзан, стоя в десяти футах от телефона.

После этого Мэри пришлось изменить расписание: она больше не работала по ночам и выходным. Сюзан переехала в подвал, сказав, что не может жить в одной комнате с маленьким шумным ребенком. Дом скрипел все громче и настойчивее. Тэд Мэрли допоздна засиживался в баре или работал в саду и возвращался домой только после того, как дочери засыпали.

2001

Следующие шесть лет Сюзан провела в подвале, где, как сердце, стучал котел и холодный дождь барабанил в окна. Когда ей было одиноко, она тихо шевелила губами, будто разговаривая с кем-то. «Такая она у нас творческая натура! Одаренная! Особенная!» — восклицала Мэри, если кто-то задавал вопросы.

Голос Сюзан преобразился в глубокое контральто, но выше пяти футов она не стала. Издалека она была похожа на ребенка, вблизи — на что-то слишком зажатое, чтобы расти дальше.

Все эти шесть лет Мэри допоздна не ложилась спать. Она сидела в кухне, слушая раздражающий храп мужа и говоря себе, что надо обязательно оставаться начеку, иначе в одну из комнат, где спали дочери, проберется какой-нибудь маньяк. По этой причине она запирала все окна и двери и установила засов на двери в подвал, чтобы Сюзан могла закрываться изнутри. Ей снились кошмары про мужчин сомнительной внешности, вламывавшихся в спальни ее девочек, а сама она была привязана к стулу, с песком во рту.

Она не понимала, что случилось с ее маленькой мисс Маффит — она все время была разной. Странность заключалась и в ее глазах, которые видели слишком много, и в очень тонкой коже, и в самом Бедфорде, становившемся все темнее и мрачнее…

Когда Мэри пыталась обнять десятилетнюю Сюзан, та начинала хмуриться. Оставляла ее в покое — дочь обвинительно смотрела на нее.

Временами, очень редко, Мэри удавалось подольститься к ней, и тогда на очень короткое время ее взору открывалась улыбчивая, красивая и, что самое важное, добрая девочка.

К концу пребывания Сюзан в отчем доме Мэри начали сниться кошмары: монстры в подвале, окровавленные пальцы, ее дочери с ярко-красными губами сидят в маленьких белых комнатках… Судя потому, как Тэд ворочался во сне, он тоже видел эти сны. Он худел, начал страдать бессонницей, пил много кофе и пива, что сказалось на кровяном давлении. Ему ничего не помогало, даже снотворное. Иногда Мэри казалось, что кошмары поселились в глубине ясно-голубых глаз Сюзан, и поэтому ей было все тяжелее смотреть на дочь. Спустя некоторое время она вовсе перестала, и остальные — вместе с ней. Все, кроме Лиз.

Мэри часто слышала, как поздней ночью она стучится к сестре в закрытую дверь.

Незадолго до восемнадцатого дня рождения Сюзан ушла. Бросила школу, не собрала ни единой сумки, не оставила записку, не попрощалась. Просто ушла. Учитель подыскал ей жилье и устроил на работу в местную аптеку. Мэри узнала об этом не по телефону или от кого-то из друзей, которых у нее не было, а при личной встрече одним мартовским вечером.

К ней домой наведался Пол Мартин. Войдя, он не снял шляпу, не пожал ей руку.

— Я — ее учитель, — сказал он так, словно это многое объясняло.

Мэри сперва смутилась при виде красивого мужчины, одетого в хорошее твидовое пальто и зеленый шарф. Гость так разительно отличался от ее тихого, злого мужа (Зачем она только вышла за Тэда? Из ненависти к отцу?), что ей захотелось все рассказать ему прямо с порога. Он явно пришел за комментариями. Мэри готова была поделиться тем, что поддавалось хоть какому-то объяснению, но упустила момент.

— Ей нужны вещи, — сказал Пол.

Мэри указала на лестницу в подвал.

— Ее комната — там, внизу.

Вскоре Пол вернулся с набитой сумкой и вышел из дома, не дожидаясь, пока Мэри проводит его.

Когда пришел Тэд, она сообщила ему о Сюзан, заявив, что сегодня же вернет их девочку домой. Усадит в креслице. Спросит, что стряслось и как помочь ее горю.