Она ждет.

Лиз медленно шагает, вырисовывая сжатые «восьмерки». Ей хочется заняться любовью прямо сейчас, на полу больницы, и она не знает почему. Да, неудобно, больно, голова бьется о твердый пол… но она уверена, что ей понравится.

Сейчас она ждет.

Бобби представляет шум дождя за окнами своей спальни. В больнице — холодно, неуютно… Он собирается выйти наружу, выкурить одну «Лаки»: чтобы быть где угодно, только не здесь. Странно, но одна-единственная мысль не вылетает из головы: пора признать очевидное — он никогда не вырастет.

Он ждет.

Мэри вообще не думает. Она даже чувствовать не может. Дочь, которую она любила, давным-давно умерла. Сейчас Мэри хочет быть дома, смотреть телевизор и пить вино. Она желает рассечь свое зрение, вонзить в него нож — чтобы весь мир почернел, и она смогла бы оттянуть реальность назад. Обнять Лиз и успокоиться!.. Но зная, что дочь оттолкнет ее, Мэри продолжает читать журнал, в который вцепилась сразу, как только приехала, но не продвинулась дальше, чем «Петрушка — наименее популярная приправа в американской кухне».

Она ждет.

Все ждут.

На фабрике в Бедфорде тихо. Дождь обрушивается с черного неба на землю тяжелыми каплями. Грома нет. Талый снег течет вдоль берегов реки, и все, похороненное долгой зимой (перчатки, пустые бутылки, ботинки со шнурками, извивающимися как черви), всплывает на поверхность, застревает в канавах или теряется в едином потоке.

В домах темно. Город тонет во мраке, вода поднимается и окружает Бедфорд. Люди готовят фонарики, укрепляют подвалы. Река скоро выйдет из берегов, долину и, главное, шоссе затопит. Ожидается самый страшный дождь в истории города.

Три часа утра, пятница. Они стоят у ее кровати. Кажется, что время замерло, настоящее смешалось с прошлым, любой звук, зависая в воздухе, плотным кольцом замыкается вокруг каждого из них.

Джорджия не хочет быть здесь. Ее попросил Пол: ему нужно еще раз увидеть Сюзан, но один он боится. Тронув его за плечо, она тихонько говорит, что подождет снаружи. Вместо ответа Пол обвивает ее рукой, и Джорджия замирает на месте, не желая слышать собственный голос в тишине.

Бобби стоит рядом с Лиз. Повторяет за Полом. Девушка чуть вздрагивает — тогда он крепче обнимает ее. Мэри — далеко позади, у самой стены.

Сюзан пришла в себя, открыла глаза. Выбрала первый объект: Пол и Джорджия. Опустив взгляд, они отступают. Сюзан видит Лиз и Бобби. Сестра пытается сделать шаг вперед, подойти к ней, но Бобби, плотно сжав руки, не пускает девушку. Зрачки Сюзан двинулись дальше, остановились на Мэри. Та исчезает.

Сны вернулись к ним: кровь на снегу, маленькая девочка с косичками, окровавленная женщина с бутылкой виски, горящая фабрика, рождающийся на свет демон… Сюзан улыбается, и все осознают, что видения посланы ею.

— Скоро… — шепчет она.

Ее звонкий голос слышен сквозь звук ламп и аппаратов, отскакивает от стен. Это первое и последнее слово, произнесенное Сюзан за прошедшие пять лет. Когда она умирает, ее глаза не закрываются. Не закатываются. Они остаются открытыми — в ту секунду, когда на экране кардиомонитора медленно начинает свой путь одна длинная линия.

Сначала никто даже не дышит. Они предчувствуют: надвигается что-то ужасное.

Следующие несколько дней пролетели быстро.

В пятницу ранним утром Джорджия и Пол уехали первыми. Когда они вышли из больницы, Джорджия точно знала, что сделает, как это будет выглядеть со стороны и что скажут люди. Но она все равно не сдержалась: поцеловала Пола в щеку и, взяв за руку, предложила поехать на ее машине.

Когда они вошли в ее дом, Джорджия подала ему знак не шуметь. У Пола тряслись руки, и она сделала кофе, щедро добавив бренди в обе чашки. Они сели рядом за кухонным столом, усыпанным крошками от печенья.

— Еще бренди? — спросила она.

— Да… Если честно, я бы не отказался.

Он разом уничтожил полчашки, и Джорджия до краев наполнила ее вишневым напитком.

— Помои, — сказал Пол, делая новый глоток.

— Ой, прямо-таки само очарование.

— Прости, это я не тебе. — Он пил, не глядя на нее, и его слова прозвучали так ничтожно и сухо, что не походили на иронию.

— Что ты собираешься делать?

— Перееду в Испанию, буду смотреть бои быков и пить абсент. Хочешь со мной?

Джорджия вопросительно уставилась на него.

— Это из Хемингуэя.

— А, мило.

Пол поднял руки в знак завершения беседы.

— Ладно, поеду-ка я домой отсыпаться. Если только у моего подъезда не караулит полицейская машина и меня не посадят за побег с места преступления.

Он криво улыбнулся. Каждое произнесенное им слово в течение всего разговора сопровождалось длительными паузами и расстановками. Интересно, подумала Джорджия, сколько еще алкоголя нужно Полу, чтобы это отразилось на его умственных способностях. Физических повреждений уже было предостаточно.

— Знаешь, я совсем не хочу показаться идиотом…

— Я когда-то была няней Сюзан, — пожав плечами, сказала Джорджия. — Временами происходили стычки с ее родителями, и я понимаю тебя: в их доме вечно творилось что-то неладное.

Пол молчал.

— И сейчас тоже, — продолжила она. — Я уже готова к следующему удару.

— Ну да. Разве когда-нибудь с этим городом было все в порядке?

— Хм… Ты часто ездил к Сюзан?

— Нет, так, ненадолго, после тебя.

— Но ты давал ей деньги.

— Иногда. На квартиру. Ей некуда было идти. — Он обхватил голову руками.

— Как думаешь, Сюзан нужна была медицинская помощь?

— В этом тоже моя вина, да?

— Ну, здесь вообще все так запутано. Не знаю. Сюзан могла быть сумасшедшей, вредной — какой угодно, но я не знаю ни одного человека, кроме тебя, кто нормально к ней относился.

Пол резко отодвинул пустую чашку. Джорджия потянулась к ней.

— Я обречен. Тебе так не кажется?

— Я…

Навернулись слезы. Она стала усиленно тереть глаза. Бывает, общаешься с человеком, который когда-то был нужен тебе, а сейчас… уже все равно. Теперь с ним легко разговаривать, показывать свою любовь. Можно спокойно поцеловать его в щеку или радостно наброситься при встрече с объятиями. Для Джорджии такое время должно было давно наступить, но она не ощущала ничего подобного.

Пол внимательно посмотрел на нее, увидел, что она плачет, но в следующую секунду сделал вид, что не заметил.

— Ты — красивая женщина, Джорджия.

— Нет, все ложь.

Он нежно улыбнулся, будто опровержение еще больше украсило ее.

— Как… дела у Мэтью?

— В порядке.

— А ты как?

— Бывало и получше.

— Да уж…

— Моего отца вчера уволили.

— Случается.

— И это все, что ты можешь сказать?

Он покачал головой.

— Больше нечего.

Перед тем как встать, Пол потянулся, чтобы чмокнуть ее, но Джорджия чуть повернула голову, и их губы соприкоснулись. Не сказав ни слова, он ушел. Лишь через несколько часов раздумий Джорджия призналась себе, что все еще любит Пола Мартина.

В субботу утром Мэри начала приготовления к похоронам. Вся церемония пройдет коротко и скромно — Сюзан не была застрахована. Мэри позвонила в банк и в похоронное бюро. Поминки назначены на воскресенье, погребение — в понедельник. Когда она договаривалась с часовней Корпуса Кристи о точном времени, там сказали, что собираются напечатать заметку в ближайшем выпуске, но как только репортер начал задавать вопросы, Мэри ответила: «Пожалуйста, обращайтесь к Полу Мартину. Он знал Сюзан гораздо лучше, чем я».

В результате вскрытия не обнаружилось ни частичек кожи под ногтями, ни царапин или каких-то других следов борьбы, ни рака матки, вследствие которого Сюзан могла вскоре умереть. Эксперт вынес окончательное решение: смерть в результате несчастного случая.