Он спокойно наблюдал, как его четвероногие приятели увлеченно бегают за собственными хвостами. Глупые создания, но такие хорошие. Проведя всю жизнь среди животных, Томас научился понимать их. Он знал, что даже самые преданные и добрые псы, если им некомфортно, могут напасть. Испуганный зверь опасен. Однажды в детстве Томас увидел, как его черный лабрадор Кудря, разлегшись в кухне, грызет кость от плохого мяса, которое мама выбросила в мусор. Томас ухватился за пасть собаки, желая отобрать вредную еду, но Кудря тут же вцепился ему в руку. Мальчик заорал так, что любой мертвец начал бы страдать бессонницей. Через пару секунд в кухню прогулочным шагом вплыла мама в розовых бигудях, готовая, как обычно, к решению очередной проблемы. Она пнула пса в живот, и тот неохотно отпустил покалеченную руку Томаса. Позже эта история, получившая название «Великий и ужасный Франкенштейн. Трагикомедия в одном акте» была рассказана им сотни раз. Сухожилие было сильно повреждено, поэтому Томас до сих пор не мог до конца сжать кулак. Лабрадор же обиделся на маму и больше не подпускал ее к себе. Она, подыгрывая ему, говорила людям, что, мол, ее нога всегда бьет по-разному.

Но Кудря все же испугался. Оставив кость, он поплелся вслед за Томасом по комнате, жалобно скуля при виде капавшей на пол крови. Возможно, он даже и не понял, на ком лежит вина. Такие вот они, собаки, простые существа. Поэтому Томас любил их больше, чем людей. Мотивы псов всегда были предельно ясны.

Джек и Пите горящими глазами совершали очередной забег сквозь дождь и темноту. Джек взял на себя лидирующую позицию. Обычно, если Томас слишком долго отсутствовал, Джек начинал нервничать и громко лаять, а еще у него была привычка ловить птиц и выкладывать у порога их перья.

Пит был старшим. Обожал сидеть у плиты.

Они бросились к нему наперегонки, и Томас вдруг испугался: их глаза сияли так ярко, нетипично, словно зверям были известны все его грехи. «Тоже превратились», — подумал он. Но собаки замедлили ход. Тяжело пыхтя, они подошли к Томасу и уселись по обе стороны от него. Он похвалил их за лучший способ избавления от лишней энергии.

Через окна он увидел людей в подвале. Они сидели замерев и слушали дождь. Из темноты доносились звуки. Голосов было слишком много, чтобы расслышать каждый в отдельности. Томас с трудом собирал свои мысли, сыпавшиеся, как песок с горы, из-за отсутствия опоры.

«Собаки опять залаяли. Вот напасть!»

Хм, забавно: эта мысль застряла в голове, как невысказанное признание священника.

Чтобы убедить самого себя в непричастности собак, Томас погладил их по головам. Они угомонились, и только тогда он осознал, что псы действительно гавкали.

Иногда, во времена одиночества и тоски, он задумывался над тем, почему не прожил ни с одной женщиной дольше месяца, ведь попадалось множество таких, которые соответствовали всем его требованиям. Томас чувствовал, что чего-то не хватает… какой-то жизненно важной детали, заставлявшей его нуждаться в близком человеке. Даже Джорджия О’Брайен, если уж на то пошло, могла стать достойным выбором. Однажды вечером она позвонила ему, но Томас по необъяснимой причине сделал вид, что не узнал ее. Он часто думал, что Мэтью — его сын. Мысли, конечно, странные, но если задуматься, жизнь могла сложиться совсем по-другому. В такие вот унылые моменты по ночам, когда Томас погружался в размышления о непоправимом, Джек и Пит были лучшей поддержкой. Они пристраивались у его ног и начинали облизывать пятки.

Он видел в окнах церкви жителей Бедфорда, их голубые глаза… голубые?

Что удерживало его в этом городе? Томас пришел к однозначному выводу — ничего. Он мог уйти хоть сегодня ночью — к вершине холма и дальше через лес. Из далекого скаутского прошлого он помнил, что мох растет с северной стороны. Элементарно. Стоит ли забрать женщину с мальчиком? Провозгласить их своей собственностью и сматываться отсюда. Прямо сейчас? Эта мысль очень взволновала, взбудоражила его… да! Уйти сейчас. Но Томас чувствовал себя уже слишком старым, никакая женщина не захочет его. Тогда зачем?..

— А вы что думаете, ребята? — спросил он у собак.

Они подняли головы и взглянули на него с подозрением, словно не узнали голоса любимого хозяина. Вероятно, странное жужжание вокруг настораживало их, и они испугались. Это игра воображения, решил Томас, раз начинает казаться, что у его мальчиков голубые глаза…

— Да. Пойдем, я думаю. Приключение! Вам понравится, — сказал он, потрепав Пита по загривку. Пес ощетинился.

Они втроем отправились к холму. В северном направлении — город, затем кладбище и лес. Томас шел, дрожа от холода, джинсы промокли, но ничего страшного — это не смертельно. В конце концов, это всего лишь прогулка без намеченной цели.

«Надоело слушать, как они лают».

Пит снова занервничал. Эти собаки сильно отличались от Кудри. Наверняка выродки. Что ж, случается. Он долго дрессировал их: учил давать лапу и выполнять другие трюки. Но несмотря ни на что, Джек и Пит были его хорошими друзьями.

Идя по дороге, Томас наконец-то осознал, что уже ночь. Тени сгущались, как он и предвидел. Часть его знала все наперед. Еще до рождения Сюзан Мэрли он был уверен, что однажды такая девушка появится.

Чак Брэнн застрял в паутине. Чем больше он боролся, тем сильнее застревал в белых волокнах, опутавших его, как свадебное платье… Томас остановился. Какого дьявола?..

Дом семьи Ходкин покрыл слой льда. Улица затоплена. Из фабрики шел дым… что, черт возьми, происходит?

Томас ускорил шаг. Джорджия звонила только один раз, но он знал, где она живет и что нужно делать, если удастся разыскать ее. Не важно, понравится он ей или нет, главное — будет кого защищать.

Томас дернулся вперед, и собаки, встревожившись, залаяли. Сибирские хаски по природе своей крупные животные, им нет нужды повышать голос — только в крайних случаях, когда их намерения очень серьезны. Томас в страхе побежал. Его ухватили за куртку, но он не останавливался и через секунду был сбит с ног. Джек повалил его на землю и придавил лапами плечи, не давая пошевелиться. Из оскалившейся пасти текла слюна, голубые зрачки быстро увеличивались и сужались. Собаки не узнавали Томаса, смотрели на него как на пожирателя их добычи.

Он хорошо знал этих животных. За одну лишь ночь прямо у него на глазах они одичали, превратились из ласковых приятелей в обезумевших монстров. Томас знал, что сейчас произойдет. Напуганное животное опасно. Он знал, что они сделают, — голоса сказали ему.

Пит наклонился вперед, раскрыв огромную пасть.

— Успокойся, маль… — попытался сказать Томас, но его голос привел пса в ярость. Щелкнув зубами, Пит выдрал хозяину глотку.

Боль длилась недолго. Хлынул адреналин, и Томас уже ничего не чувствовал. Он в ужасе смотрел, как из трахеи льется кровь.

Злобно рыча, собаки начали есть.

В церкви Андрэа Йоргенсон сидела на раскладушке рядом с матерью. Сегодня она рассказала Лиз о своих тревогах и даже позвонила Дэнни Уиллоу, но никто не стал слушать. Видимо, потаскушка в высоких сапогах, живущая с семьей в трейлере, недостойна этого. Но она чувствовала зло внутри себя! Сюзан Мэрли. Надо было избавиться, вытолкнуть ее наружу.

Андрэа пошла в ванную, взяв из сумки какой-то предмет и спрятав его под куртку. Новенький, блестящий, с ровными правильными краями. По ночам он, как страстный любовник, звал ее к себе; в школе она постоянно думала о том, что сделает дома, когда останется одна. Никто ни о чем не узнает.

Ее бедра служили доказательством боли и переживаний, не известных ни одной живой душе. Ей приходилось резать себя, чтоб выпустить наружу глубоко зарытые страдания.

Заперевшись в ванной, Андрэа достала огромные ножницы — в особенную ночь и боль предстояла серьезная. Ее карие глаза стали голубыми.

«Давай, — велел ей голос. — Ты же хочешь!»

Кто это? Сюзан? Андрэа не знала наверняка, но сейчас она вырежет ее из себя, как раковую опухоль. В отличие от секса этим Андрэа занималась не впервые. Она не была шлюхой — это Бобби Фулбрайт пустил слух о том, что они переспали в машине на парковке «Кей Март». Но Андрэа не очень переживала. Потому ей и нравились острые предметы — своей примитивностью и простотой. Всегда точно знаешь, что случится, если проткнуть ими кожу.