— Но Лодж против самой идеи Лиги Наций! — возразил Гас.
— Умение слушать умных людей, которые с тобой не согласны, — редкий талант, но президент должен им обладать. А взяв его сюда, Вильсон обезвредил бы его. Как член делегации, вернувшись в Америку, он уже не мог бы бороться против решений конференции, до чего бы на ней ни договорились.
Вильсон был идеалистом и верил, что правое дело само одолеет все преграды. Он недооценивал необходимость льстить, соблазнять и вводить в заблуждение.
Еда в честь президента была хороша. Подавали свежего атлантического палтуса в сливочном соусе. Гас не ел так с довоенных времен. Его позабавило то, что Роза уписывала за обе щеки. Фигурка у нее миниатюрная, куда же это все помещается?
После еды был подан ароматный крепкий кофе. Гас обнаружил, что ему не хочется уходить от Розы и возвращаться в свое купе. Говорить с ней было так интересно.
— Ну, в любом случае в Париже Вильсон будет в выгодном положении, — сказал он. Роза посмотрела на него с сомнением.
— Почему же?
— Во-первых, победа в войне — наша заслуга.
Она кивнула:
— Как сказал Вильсон, в Шато-Тьери мы спасли мир.
— Мы с Чаком Диксоном там были.
— Это там он погиб?
— Прямое попадание. Первая смерть, которую я видел. Но к несчастью, не последняя.
— Мне так жаль. И его жену тоже. Я с Дорис знакома много лет — у нас был один учитель музыки.
— Не уверен, что именно мы спасли мир, — продолжал Гас. — Французов, англичан и русских погибло намного больше, чем американцев. Но мы изменили равновесие сил. А это что-нибудь да значит.
Она покачала головой, встряхнув темными кудрями.
— Я не согласна. Война закончена, и мы европейцам больше не нужны.
— Люди вроде Ллойда Джорджа считают, что военную мощь Америки нельзя не принимать во внимание.
— Значит, он ошибается, — сказала Роза. Гас был удивлен и заинтригован, услышав, как она рассуждает о таких вещах. — Предположим, французы и англичане не согласятся с Вильсоном, — сказала она. — Воспользуется ли он для продвижения своих идей силой своей армии? Нет. Даже если бы и хотел — республиканцы в конгрессе ему не позволят.
— У нас экономическая и финансовая мощь.
— Действительно, Антанта должна нам очень много, но я не уверена, что это дает нам какое-то преимущество. Есть поговорка: «Должен сто долларов — ты во власти банка, должен миллион — банк в твоей власти».
Да, что задача Вильсона может оказаться сложнее, чем это представлялось издалека.
— Ну а что же общественное мнение? Вы видели, какой прием оказали Вильсону в Бресте. Народы всей Европы надеются, что он создаст мир, в котором не будет войн.
— Вот это его самая сильная карта. Люди устали от бойни. Их девиз «Никогда больше!» Я очень надеюсь, что он сможет им дать то, чего от него ждут.
Они попрощались. Гас долго лежал без сна, думая о Розе. Он не встречал еще женщины умнее. И потом она красива. Разговаривая с ней, забываешь о ее уродстве, думал Гас.
Роза не питала иллюзий относительно конференции. И все, что она говорила, было верно. Но Гас рад, что оказался в делегации, и ему достанет сил воплотить мечты президента в жизнь.
Ранним утром он выглянул из окна. По пути следования поезда стояли толпы народа. Было еще темно, но люди были хорошо заметны в свете фонарей. Их были тысячи, понял он: мужчины, женщины, дети… Не было приветственных криков, они просто молча смотрели на поезд. Мужчины и мальчики стояли, сняв шляпы, и этот жест уважения тронул Гаса. Они прождали полночи, чтобы увидеть проезжающий поезд, везущий человека, который поможет обеспечить им мир.
Глава тридцать пятая
Декабрь 1918 — февраль 1919 года
Подсчет голосов провели через три дня после Рождества. Эт и Берни Леквиз стоя ждали результата голосования в муниципалитете Олдгейта — Берни на сцене, в своем лучшем костюме, Этель — в зале, среди зрителей.
Берни проиграл.
Он держался мужественно, а Этель расплакалась. Для него это было крушение мечты. Может, это и глупая мечта, но ему было больно, и ее сердце разрывалось от жалости.
Победителем стал либерал, поддерживавший коалицию Ллойда Джорджа, — кандидата от консерваторов поэтому не было, и консерваторы голосовали вместе с либералами. Такую комбинацию лейбористам было не осилить.
Берни поздравил соперника и спустился со сцены. Товарищи по партии предложили выпить по чуть-чуть, но Берни и Этель пошли домой.
— Эт, я не гожусь для такого дела, — сказал он, когда она поставила на огонь чайник.
— Ты хорошо поработал, — сказала она. — Но этот чертов Ллойд Джордж нас перехитрил.
Берни покачал головой.
— Я не лидер. Я могу думать, планировать… Снова и снова я пытался говорить с людьми так, как это делаешь ты, вдохновлять, чтобы они загорались энтузиазмом, — но у меня не выходило. А когда они слушают тебя — они в тебя влюбляются. Вот в чем разница.
Она знала, что он прав.
На следующее утро в газетах сообщалось, что по всей стране результат выборов такой же, как в Олдгейте. Коалиция получила 525 мест из 707 — за всю историю парламента подобное было лишь несколько раз. Народ голосовал за человека, победившего в войне.
Этель была глубоко разочарована. Страной правили те же, кто и раньше. Политики, по чьей вине погибли миллионы, торжествовали, будто сделали что-то замечательное. Но чего они добились? Боль, голод, разруха… Десять миллионов мужчин и мальчишек убиты ни за что.
Единственный проблеск надежды был в том, что партия лейбористов улучшила свое положение: у них было сорок два места, а теперь они получили шестьдесят.
Пострадали в результате антиллойдджорджевские либералы. Они победили лишь в тридцати округах, и сам Асквит потерял место.
— Возможно, это конец партии либералов, — сказал Берни за ланчем, намазывая хлеб жиром. — Они не оправдали надежд народа, и теперь оппозиция — лейбористы. Может, это наше единственное утешение.
Когда они собрались идти на работу, принесли почту. Пока Берни завязывал Ллойду шнурки, Этель просмотрела письма и нашла письмо от Билли, написанное их шифром. Она села за кухонный стол и стала расшифровывать: подчеркивала значимые слова карандашом, а потом выписала в блокнот. По ходу расшифровки она все больше волновалась.
— Ты же знаешь, что Билли в России? — сказала она Берни.
— Ну да.
— Он пишет, наша армия будет там сражаться против большевиков. Там есть и американцы.
— Меня это не удивляет.
— Да, но послушай, — сказала она. — Мы знаем, белым не справиться с большевиками — но что если к ним присоединятся иностранные армии? Что угодно может случиться!
Берни задумался.
— Они могут вернуть монархию.
— Значит, будет лучше, если мы об этом расскажем, — сказала Этель. — Я напишу статью.
— Кто возьмется ее печатать?
— Посмотрим. Может, «Дейли геральд»… — «Геральд» была газетой левых. — Отведешь Ллойда к няне?
— Да, конечно.
Этель минутку подумала и потом написала на верхней строке листка:
«Руки прочь от России!»
II
Прогулка по Парижу вызвала у Мод слезы. Вдоль широких бульваров громоздились кучи обломков — в тех местах, где упали немецкие снаряды. Там, где стекла вылетели, окна были заколочены досками. Глядя на это, Мод с болью вспомнила о своем красавце-брате и его изуродованном лице. В рядах деревьев, обрамлявших улицы, зияли бреши — там, где древний каштан или благородный платан были принесены в жертву ради древесины. Половина женщин носили черное — у них был траур, а на перекрестках искалеченные солдаты просили подаяние.
Мод плакала и о Вальтере. Ответа на ее письма не было. Она запрашивала разрешение поехать в Германию, но это было по-прежнему невозможно. Оказалось достаточно трудно добиться и выезда в Париж. Она надеялась, что Вальтер приедет сюда с немецкой делегацией, но от Германии делегации не было: побежденные страны на мирную конференцию не пригласили. Страны-победители намеревались обстоятельно проработать соглашение в своем кругу, а проигравшим представить договор на подпись.