«Еще шаг, — подумал Григорий, — и я смогу убить его наверняка».

Он сделал следующий шаг, но от волнения оступился. Он споткнулся, упал и уронил пистолет — тот с громким стуком упал на каменные ступени.

Снайпер громко выругался и оглянулся.

Григорий узнал приятеля Пинского — Илью Козлова.

Он бросился за своим упавшим револьвером — и промахнулся: тот заскользил по каменным ступеням со ступеньки на ступеньку и остановился далеко внизу.

Козлов начал оборачиваться, но из его позиции ему не так-то просто было это сделать.

Григорий восстановил равновесие и шагнул на следующую ступеньку.

Козлов пытался развернуться со своей винтовкой. Это была обычная винтовка Мосина, но с оптическим прицелом. Даже без штыка ее длина была намного больше метра, и повернуться с ней быстро Козлов не мог. Григорий был уже рядом, и дуло винтовки задело его левое плечо. Козлов нажал на курок, и пуля ударила в стену.

Тогда Козлов прытко вскочил на ноги. У него была маленькая голова и неприятное лицо. Возможно, стреляя, он словно мстил всем выросшим мальчикам и девочкам, что обижали его в детстве.

Григорий схватился обеими руками за винтовку. Они пытались вырвать ее друг у друга, стоя лицом к лицу в тесной башне, у незастекленного окна. Григорий услышал взволнованные крики и понял, что люди на улице их видят.

Григорий был выше и сильнее и знал, что отнимет винтовку. Козлов тоже это понял и внезапно разжал руки. Григорий пошатнулся. В один миг полицейский выхватил короткую деревянную дубинку и, бросившись вперед, ударил Григория по голове. У Григория потемнело в глазах. Сквозь мутную пелену он увидел, что Козлов опять замахивается. Он поднял винтовку, и дубинка скользнула по стволу. Прежде чем полицейский смог снова ударить, Григорий бросил винтовку, схватил Козлова за грудки и поднял.

Козлов был худ и весил немного. Подержав на вытянутых руках, Григорий изо всех сил швырнул его в окно.

Казалось, Козлов падает очень медленно. Когда он перелетал через балюстраду, солнце отчетливо высветило зеленый рант его полицейской формы. В тишине прозвучал долгий крик ужаса. Даже здесь, на колокольне было слышно, как тело гулко ударилось о землю, и крик оборвался.

После секундной тишины раздался громкий радостный шум.

Григорий понял, что это крики в его честь. Люди видели полицейскую форму на упавшем и солдатскую — на оставшемся в башне, и поняли, что произошло. Он смотрел, как они выбегают из дверей, выходят из переулков и останавливаются на мостовой, глядя на него снизу вверх, крича и аплодируя.

Но радости он не чувствовал. Он убивал людей и на войне, но не мог радоваться очередному убийству, как ни заслуживал смерти этот Козлов. Он постоял еще немного, чувствуя себя неловко, потом нырнул в башню и спустился вниз.

По пути он поднял винтовку и револьвер. В церкви его ждал испуганный отец Михаил. Григорий наставил на него револьвер.

— Мне следует вас пристрелить! — сказал он. — Этот снайпер, которого вы пустили на крышу, убил двух моих друзей и еще как минимум троих; а вы — вы тоже убийца, раз позволили ему это сделать!

Но Григорий не смог себя заставить убить безоружного невоенного человека, он застонал и вышел вон.

Атмосфера на улице изменилась. Среди людей было больше пьяных, в каждом квартале у дверей один, а то и двое валялись на промерзшей земле. Он потрясенно заметил, что парочки в переулках уже не ограничиваются одними поцелуями. И все были вооружены. Очевидно, разгромили и другие склады оружия, а может, и заводы, где оно производилось. На каждом перекрестке стояли разбитые автомобили, кое-где — кареты «скорой помощи», и врачи перевязывали пострадавших. Дети вместе со взрослыми гуляли по улицам, мальчишки развлекались вовсю: таскали еду, курили, залезали в оставленные автомобили.

Григорий увидел лавку мехов, взломанную и обчищенную с тщательностью, которая показалась ему профессиональной. Тут же он заметил бывшего дружка Левки, Трофима, выходившего с охапкой шуб и сгружавшего свою ношу на ручную тележку, которую сторожил другой приятель Левки, купленный полицейский Федор, переодетый в крестьянскую одежду. Городские жулики увидели в революции новые возможности.

Вечерний свет тускнел, на улицах стали появляться костры. Вокруг собирались люди, пили и горланили песни.

Григорий с ужасом заметил, как мальчишка лет десяти вытащил у пьяного солдата пистолет. Это был парабеллум, Р08, — должно быть, солдат отобрал его у пленного на фронте. Мальчишка держал пистолет обеими руками и улыбался. Дуло было направлено в сторону лежавшего на земле человека. Григорий сделал движение, чтобы забрать пистолет, и мальчишка нажал на спуск. Пуля вошла пьяному солдату в грудь. Мальчишка закричал, но продолжал держать палец на спусковом крючке, и парабеллум продолжал стрелять. Отдачей руку мальца подкидывало, и пули летели куда попало — задело старуху и еще одного солдата, — пока магазин на восемь патронов не опустел. Тогда мальчишка бросил пистолет и убежал, всхлипывая и подвывая.

Не успел Григорий отреагировать на этот ужас, как услышал крик и обернулся. В дверях магазина головных уборов парочка, не скрываясь, занималась сексом. Женщина стояла, прислонившись спиной к стене, с задранной юбкой, широко раздвинув ноги, а рядом, согнув колени, с расстегнутыми брюками стоял мужчина в форме капрала и работал вовсю. Взвод Григория собрался вокруг и подбадривал его криками.

Мужчина, кажется, достиг оргазма. Он торопливо отстранился, отвернулся и застегнул брюки, а женщина опустила юбку. Тут другой солдат, Игорь, сказал:

— Минуточку! Теперь моя очередь!

И задрал на женщине юбку, оголяя ее белые ноги.

Остальные одобрительно загомонили.

— Нет! — сказала женщина, пытаясь оттолкнуть его. Она была пьяна, но не настолько.

Игорь был невысок и жилист. Он прижал ее к стене и схватил за запястья.

— Да ладно тебе кочевряжиться, один солдат не хуже другого!

Женщина попыталась вырваться, но еще двое солдат схватили ее и стали держать.

— Эй, оставьте ее! — сказал ее первый партнер.

— Ты свое получил, теперь моя очередь, — ответил Игорь, расстегивая брюки.

Григория возмутила эта сцена.

— Прекратите! — крикнул он.

— Ты что же, Григорий Сергеич, — вызывающе спросил Игорь, — приказываешь мне как старший по званию?

— Да не как старший по званию, — сказал Григорий, — а как человек! Ты что, Игорь! Ты же видишь — она тебя не хочет. Вокруг полно баб.

— А я хочу эту! — Игорь огляделся. — Мы все хотим эту, да, ребята?

Григорий шагнул вперед.

— Вы кто, люди или собаки? — крикнул он и положил руку на плечо обозленному Игорю. — А скажи-ка мне, приятель, есть здесь где-нибудь место, где можно выпить?

Игорь ухмыльнулся, солдаты подняли радостный гвалт, а женщина тем временем ускользнула.

— Вон, на той стороне проспекта, — сказал Григорий, — я вижу небольшую гостиницу. Может, спросим у хозяина, не найдется ли у него водки?

Солдаты снова загалдели, и все пошли в гостиницу.

В холле хозяин угощал всех бесплатным пивом. Григорий подумал, что это мудро. Пиво пьется дольше, чем водка, и меньше вероятность, что после него начнут буянить.

Он отпил глоток. Приподнятое настроение угасло. Он чувствовал себя так, будто раньше был пьян, а теперь протрезвел. История с женщиной вызывала у него отвращение, а воспоминания о ребенке, стрелявшем из парабеллума — ужас. Чтобы совершить революцию, мало было просто сбросить цепи. Вооружать народ опасно. И позволять солдатам водить автомобили буржуев — тоже. Даже безвредная на первый взгляд свобода целовать кого хочешь привела к тому, что взвод Григория едва не совершил групповое изнасилование.

Так продолжаться не могло.

Восстановить порядок было необходимо. Конечно, к прежним временам Григорий возвращаться не хотел. Но свобода не должна превращаться в хаос.

Григорий пробормотал, что ему надо отлить, и вышел. Он направился по Невскому в обратную сторону, туда, откуда они пришли. В сегодняшней битве народ победил. Царская полиция и офицеры бежали. Но если результатом станут только распутство и насилие, довольно скоро народ захочет возвращения старого режима.