Когда она вернулась, Эбер приказал связать ей руки. Королеву затолкали в открытую повозку. Она села лицом вперед, как всегда делала в своих прогулочных колясках, однако кучер, добрая душа, посоветовал ей повернуться спиной к лошадям. Маркиз понял, что это уберегало пленников от отвратительного зрелища гильотин до самых последних секунд их путешествия. Как только повозка двинулась в путь, Сант-Анджело запрыгнул в нее. Лошади замедлили шаг, реагируя на дополнительный вес, но затем прибавили хода, и королеву вывезли из крепости, с ее толстыми стенами и высокими башнями, на улицы города, где царило безумие.

Маркиз никогда не видел более пугающего зрелища — даже в подземном мире. Когда экипаж, кренясь, ехал вдоль пристани и мимо старой башни с часами, сотни людей с искаженными лицами, яростно вскидывая вверх кулаки и размахивая дубинами, ножами, вилами и бутылками, хлынули к ним со всех сторон. Жандармы, сопровождавшие повозку, с трудом удерживали толпу, желавшую перевернуть повозку и растерзать королеву. Известный актер и народный любимец Граммон скакал впереди и, отвлекая людей, выкрикивал во все горло:

— С ней покончено, друзья! Бесчестная Антуанетта отправляется на гильотину! Не беспокойтесь! Ее скоро зажарят в аду!

Однако его слова не останавливали проклятий, плевков и метания гнилых фруктов. Маркиз мог только удивляться выдержке королевы. Стараясь превзойти невозмутимость, проявленную ее покойным супругом, она сидела в повозке с высоко поднятой головой и гордо выставленным вперед подбородком. Сант-Анджело, не выдавая своего присутствия, старался защищать ее от брошенных предметов. Когда один из дикарей попытался запрыгнуть в повозку, он пнул его ногой в лицо с такой силой, что выбитые зубы мелькнули в воздухе, как искры. Мужчина, не понимая, что случилось, упал спиной на мостовую. Он прижал ладонь к разбитому рту, и его пальцы окрасились кровью.

Путешествие казалось бесконечным. Сант-Анджело подозревал, что кучеру приказали выбрать самый длинный маршрут. Мучителям хотелось продлить страдания королевы. На узких улицах из верхних окон высовывались головы людей. В одной из мансард маркиз увидел известного художника Жака-Луи Давида. Тот сидел на подоконнике и торопливо рисовал набросок будущей картины. На рю Сент-Оноре он заметил священника, молчаливо благословившего проезжавшую мимо королеву. Лишь раз толпа поредела, и это случилось у Якобинского клуба, где никому не позволялось слоняться без дела. Рядом, в доме Дюплэ, за неизменно закрытыми ставнями жил Максимилиан Робеспьер — безжалостный вдохновитель революции. Но в этот день его не было видно.

Даже медлительные, как Росинант, одры должны были служить оскорблением достоинства ее величества. Повозку тянули не быстрые кони, используемые для экипажей и городского транспорта, а старые тяжеловозы, предназначенные для пахоты плугом. Они не привыкли к скоплению людей, поэтому кучеру приходилось успокаивать их и удерживать от резких движений. Несколько раз королева едва не падала от внезапного крена. К счастью, рядом находился маркиз, который поддерживал ее в такие мгновения. Но Мария Антуанетта не замечала его. Ее взгляд был устремлен вдаль. Она была так далека от всего, что не чувствовала прикосновений Сант-Анджело.

Повозка медленно свернула на рю Руаяль, где шум ожидавшей толпы — десятков тысяч человек, собравшихся на площади Революции — возрос, как грохот океанских волн. Повозка проехала мимо дворца Тюильри, где король и королева со своими детьми провели самые лучшие и счастливые годы. Маркиз вспомнил, как в музыкальной комнате мезонина давал уроки игры на флейте их дочери, Марии Терезе. При виде ворот и дворцовых террас глаза королевы заблестели от слез.

Сквозь рев толпы уже доносился свист гильотины. Она и теперь продолжала работать. Узников отправляли на эшафот с мрачной размеренностью. Их смерть отмечалась последовательностью характерных звуков. Сначала раздавалось поскрипывание опускаемой баскулы — доски, на которую укладывали жертву. Затем, когда человек ложился на нее лицом вниз, раздавался стук люнета — деревянного полумесяца, фиксировавшего голову жертвы под лезвием. И, наконец, все это заканчивалось свистом самого лезвия, которое падало с высоты восемнадцати футов и затем отскакивало вверх, разбрызгивая кровь и куски красной плоти. В зависимости от известности «врага народа», за обезглавливанием следовало всеобщее ликование, во время которого палач вытирал инструмент, а его помощники выливали на платформу несколько ведер воды, чтобы немного очистить скользкую поверхность.

Вооруженная охрана оттеснила толпу, и повозка королевы подъехала к основанию эшафота. Антуанетта, которая месяцами не бывала на свежем воздухе, с трудом поднялась на ноги. Сант-Анджело быстро подхватил ее под локти и помог удержать равновесие, пока она спускалась с шаткой повозки. На миг королева удивилась этой странной помощи и осмотрелась по сторонам, но он ничем не выдал своего присутствия. Пусть она считает, что рядом с ней находится ангел, подумал маркиз.

Со связанными за спиной руками и при невидимой поддержке Сант-Анджело королева поднялась по лестнице. Ее темно-фиолетовые комнатные туфли скользнули на мокрых досках эшафота, и она случайно наступила на ногу палачу.

— Извините, мсье, — сказала она. — Я сделала это ненамеренно.

Пока маркиз беспомощно стоял рядом, Мария Антуанетта легла на доску, и ее шею зажали люнетом. Чуть ниже эшафота зеваки, толкаясь, занимали позиции, чтобы смочить в ее крови свои платки и шляпы. Среди них Сант-Анджело заметил помощника Эбера — мужчину с белым пером в красной шапке. В предвкушении казни он приплясывал от нетерпения.

Затем палач отступил назад и опустил блеснувшее лезвие. Оно с дребезгом и стуком упало вниз. Когда отсеченная голова полетела в корзину — с окровавленным ртом и широко раскрытыми глазами, — неистовое ликование, которое маркиз ни с чем не мог сравнить, охватило счастливую толпу горожан.

Эшер вышел из метро на станции «Пигаль». Он был доволен проделанной работой. Вломиться в номер в отеле «Крийон» оказалось проще простого. И хотя Дэвид взял драгоценную сумку с собой, они с Оливией оказали ему большую услугу, оставив в комнате свои ноутбуки. Эрнст несколько часов перекачивал на сервер их файлы. Ему даже пришлось заказать себе в номер обед — омара, шампанское и прекрасное лимонное суфле. А почему бы и нет?

Их файлы были очень странными. В ноутбуке Франко хранилась всякая муть, начиная от портретов Бронзино и кончая трактатами по древним технологиям стеклодувов. Компьютер девчонки выглядел не лучше. Чего он только не нашел в ее материалах! Безумная подборка документов самого разного толка от мифологии до месмеризма, от египетских практик захоронения усопших до справочных указаний нацистских ученых. Это все напоминало книжные полки в ее квартире. Для Эшера, который всегда внимательно изучал подборку информации как основу для анализа, экскурсия в номер его подопечных дала прекрасное, пусть и не совсем понятное указание на то, чем они занимались. Теперь он догадывался, что именно искали таинственные подопечные Шиллингера. Эрнст всегда хотел знать больше, чем того требовали его наниматели.

Переходя улицу, он взглянул на верхний этаж гостиницы. В их номере горел свет. Значит, Янтцен тоже вернулся. Когда он вошел в фойе, консьержка украдкой поманила его к себе. Она только что ела конфеты, и ее пальцы были липкими от карамели.

— У вас гости, — прошептала она.

— Сколько?

— Точно не знаю. Было трое или четверо. Но сейчас, мне кажется, осталось двое.

Эшер не ожидал посетителей. Он попросил пожилую даму подождать пять минут и затем подняться наверх, чтобы предложить тому, кто откроет, свежие полотенца. Вернувшись назад на улицу, Эрнст быстро поднялся по пожарной лестнице. Добравшись до верхнего этажа и подкравшись к окну, он осмотрел комнату сквозь щель, оставшуюся между шторами. Юлиуса нигде не было видно. Но на стуле между кроватями сидел мужчина в белой рубашке и с красным галстуком. В правой руке он держал пистолет Эшера.