Тем не менее Паллисер чувствовал, что сдал игру без всякой выгоды для себя. Когда Филип наконец осмелился спросить, какие намеки о местоположении «Медузы» он мог бы получить от Линца, его собеседник откинулся на спинку кресла и, поразмышляв, сказал:

— Это проигрышное дело. Вы сами знаете, что амулет не видели веками. Я думаю, вам лучше прекратить его поиски.

Для умудренного опытом детектива такие слова являлись подтверждением догадки. Линц знал гораздо больше, чем хотел сказать.

— Боюсь, я не могу поступить подобным образом, — тактично ответил Филип.

— Некоторым вещам суждено быть найденными, другие, увы, потеряны навсегда, — афористически заметил хозяин замка. — Даже произведения искусств имеют свою судьбу. Челлини был великим творцом, но его лучшая работа так и осталась недооцененной.

— Почему же? — запротестовал Паллисер. — Статуя Персея нашла признание еще при жизни автора.

Он мог бы упомянуть и об иных триумфах художника.

— Нет, не «Персей» был его величайшим шедевром.

«Не был шедевром», — озадаченно подумал Филип.

Весь мир считал эту скульптуру одним из лучших творений Ренессанса.

Во время ужина Риго откровенно скучал. Эва оживилась лишь после того, как подали торт. Она положила себе кусочек, увенчанный шапкой взбитых сливок и свежей клубникой, и с наслаждением занялась им. Линц тоже обрадовался десерту. На его верхней губе появились «усики» от сливок.

Но Паллисер утратил аппетит. Взглянув на часы и заметив, что уже перевалило за десять, он мрачно сказал:

— Мне не хотелось бы так резко заканчивать вечер, но я вынужден вернуться в Париж. Меня ждут поиски «Медузы».

— Значит, я не отговорил вас, — сказал Линц. — Я впечатлен вашей целеустремленностью.

Промокнув губы салфеткой, он добавил:

— Вы можете остаться в моем замке до утра. У нас тут много комнат.

Какой бы жуткой ни казалась идея ночного полета, Филип не хотел спать в здешних стенах. Помимо факта, что хозяин замка отказался помогать ему в поисках зеркала, у Паллисера появились смутные подозрения относительно Линца. На протяжении всего ужина он все явственнее чувствовал, что из него бессовестно вытягивали всю собранную информацию о «Медузе». А он не привык ощущать себя простофилей, и, естественно, такое отношение не понравилось ему.

— Благодарю вас, — ответил он. — К сожалению, завтра утром у меня назначена важная встреча.

Линц добродушно кивнул головой и поднялся с кресла. Паллисер отметил, что левая рука его собеседника действительно была когда-то парализована. А еще он обнаружил, к своему изумлению, что нетверд в ногах от выпитого вина. Постояв немного, он смущенно произнес:

— Ваш винный погреб достоин всяческих похвал.

— Он лучший в долине Луары, — согласился Линц. — И поскольку я давно уже не наслаждался такой приятной компанией, мне хотелось бы подарить вам бутылку вина — того, которое вы выберете сами.

Филип попытался отказаться, но Линц не принял возражений.

— Эмиль, — скомандовал он, — скажи пилоту, чтобы через десять минут был готов к полету.

Пока Эва накладывала себе в тарелку еще одну порцию торта, хозяин замка, взяв гостя под локоть, вывел его из трапезной. Филип, держа в руке кейс, прошел через геральдический зал и несколько роскошных гостиных. Затем они спустились вниз по винтовой лестнице и, миновав опрятную кухню, оказались в буфетной. В помещении было очень холодно и пахло сыростью. Обогнув старый и пыльный шкаф, Линц щелкнул выключателем. Паллисер увидел перед собой длинный тоннель, вырезанный прямо в скале. Вдоль стен, насколько видел глаз, тянулись стеллажи, на которых лежали тысячи бутылок вина. Филип, видевший знаменитые погреба Молдовы, не мог даже представить их точного количества.

— Что вам больше нравится? — спросил Линц, проходя под тусклыми белыми лампами. — Бордо? Пино нуар?

Указав рукой на полки, он двинулся дальше.

— Наша долина известна сухими белыми винами. Вам понравился сансер во время ужина?

— Да, понравился, — признался Паллисер, уже сожалея о своем пристрастии к таким изысканным напиткам.

— Тогда позвольте мне предложить вам один из раритетов.

Линц прошел чуть дальше по проходу, взял со стеллажа бутылку и, сдув с нее пыль, произнес:

— Это урожай 1936 года. Прекрасная выдержка.

Паллисер принял из его рук бутылку и внезапно почувствовал сквозняк у самых ног. До него донесся звук бегущей воды. Он посмотрел вниз и в тусклом свете увидел ржавую решетку, вмонтированную в пол.

— Когда-то здесь была подземная тюрьма, — пояснил мсье Линц. — Вы стоите над шахтой, которая ведет туда.

Филип знал, что пленники, попадая в такие подземные тюрьмы, умирали медленной смертью от жажды и голода. Он инстинктивно отступил назад.

— Но утес, на котором построен замок, содержит слой известняка, и река подтачивает его основание, — продолжил Линц, склоняясь вниз.

Хозяин замка поднял решетку и открыл отверстие шахты. Похоже, он гордился своим подземельем.

— Видите? Вода уже затопила камеры и достигла середины уровня.

Паллисер еще раз взглянул в глубину шахты и заметил в темноте небольшой водоворот. Внезапно он вздрогнул, почувствовав твердую руку на своем плече. Филип обернулся и увидел Эмиля, который присоединился к ним.

— Вертолет готов к полету, — доложил Риго.

Через его руку был перекинут кашемировый плащ Паллисера.

— Спасибо, — сказал Филип. — Как раз кстати.

— Позвольте, я помогу, — предложил Линц, забирая из его рук бутылку и кейс.

Паллисер даже слова не успел сказать, как Эмиль услужливо приподнял его плащ. Филип повернулся к нему спиной и просунул руки в рукава. Он тут же почувствовал приятное тепло. Но когда он начал застегивать пуговицы, Линц хлопнул его по плечу — причем так сильно и грубо, что Филип потерял равновесие. Он попятился к Риго, и тот, пригнувшись, схватил его за пояс брюк и одну из штанин, а затем вдруг рывком поднял в воздух.

— Прекратите! Что вы себе позволяете…

Тем временем сильные руки перевернули его вниз головой. Он вцепился пальцами в край решетчатого люка. Филип пытался сопротивляться, но каменные плиты были гладкими, и ладони соскальзывали.

— Отпустите меня! — закричал он, отчаянно дрыгая свободной ногой.

На пол высыпались ключи и мелочь из карманов брюк и плаща. Очки соскользнули с носа. Авторучка «Монблан» выпала из нагрудного кармана и, вращаясь, исчезла в черной пустоте. Правая рука Филипа все еще твердо упиралась в каменную плиту, однако Линц ударил по ней ногой, сбив ладонь в пустое пространство.

Через миг Паллисер уже падал вниз головой, задевая края узкой шахты. Острые выступы разрывали его одежду и сдирали кожу с лица, пока он, с криком отчаяния, не погрузился в черную воду.

Минуту или две Линц прислушивался к журчанию воды, после чего вытер руки о жакет и положил бутылку сансера обратно на полку. По его знаку Риго, нагнувшись, толкнул решетку на прежнее место.

На обратном пути Линц выключил свет в винном погребе и поднялся в одну из башен, где располагалась его спальня. Эва удаляла макияж в ванной комнате. Хозяин замка переоделся в пижаму и красный шелковый халат, затем сел за стол и начал перелистывать страницы документов из кейса покойного Паллисера. К его разочарованию, они ничем не отличались от тех факсимильных копий, которые он видел раньше. Их можно было присоединить к другим наброскам, дневникам и блокнотам, конфискованным у предыдущих столь же неудачливых агентов. Иногда он даже не знал, чем еще развлекал бы себя, если бы эти детективы и так называемые эксперты по художественным ценностям перестали приезжать в его замок.

— Кто этот скучный мужчина, с которым ты болтал за ужином? — крикнула Эва из ванной.

— Забудь о нем.

— Он вернется?

— Я так не думаю, — ответил Линц, переворачивая страницу.

Хозяин замка знал, что за всеми визитами детективов скрывался хитрый и богатый соперник, хотя никто не мог бы сравниться в этом с ним самим. Риго часто советовал ему найти противника — «срубить дерево на корню». Но Линц не хотел обрывать игру. В его жизни не хватало «изюминок», а мысль о возможном возмездии приятно щекотала нервы. Ему всегда нравилось иметь врагов. Ему казалось, что их злость питала его собственные силы и закаляла характер. И если говорить о тщетных попытках того человека, который стремился найти «Медузу»… Линц, как в поговорке, был котом, игравшим с мышью.